Автограф президента (сборник)
Шрифт:
И тогда Вдовин тоже побежал. Он не запомнил обратную дорогу и на бегу ему было гораздо труднее ориентироваться в этом лабиринте, но какое-то обостренное смертельной опасностью чутье безошибочно довело его до открытой двери дежурки.
Он вбежал в дежурку и закрыл дверь на внутренний засов.
Не успел он оглядеться, как топот ног приблизился к запертой двери, послышались приглушенные голоса, потом кто-то сильно дернул дверь.
Не обращая на все это внимания, Вдовин осмотрел наганы, пересчитал в барабанах нерасстрелянные патроны, потом приступил к планомерному осмотру помещения. Он обвел взглядом
Затем он выдвинул ящик стола и достал оттуда несколько картонных коробочек с револьверными патронами. Он перезарядил наганы и, почувствовав себя готовым к отражению любой попытки силой ворваться в дежурку, посмотрел в сторону двери, откуда по-прежнему доносилась какая-то возня.
И только тут на глаза Вдовину попался телефонный аппарат. Он стоял на тумбочке у самой двери, и Вдовин даже вздрогнул от неожиданности. Не заметить телефона! Только сейчас Вдовин осознал всю силу пережитого им потрясения.
Он перенес телефонный аппарат на стол, подальше от двери, и поднял трубку. Услышав гудок, он на мгновение задумался, вспоминая номер, потом четыре раза крутанул диск.
На другом конце провода моментально подняли трубку, и незнакомый голос четко и значительно произнес:
— Аппарат наркома внутренних дел слушает!
Это была удача! Она давала ему шанс выбраться отсюда.
Вдовин посмотрел на дверь и громким, слегка охрипшим от волнения голосом сказал:
— С вами говорит заместитель начальника областного управления НКВД капитан госбезопасности Вдовин Иван Михайлович! — Он сознательно назвал свой полный титул, а также фамилию, имя и отчество. — Я звоню вам из внутренней тюрьмы. Меня только что хотели расстрелять! Прошу срочно соединить меня с наркомом!
На другом конце провода не удивились, не задали ни одного дополнительного вопроса, как будто все услышанное было чем-то совершенно ординарным, и коротко ответили:
— Одну минуту, я сейчас доложу!
— Хорошо, я жду! — ответил Вдовин и прислушался.
Шум в коридоре стих: видимо, там расслышали, что говорил Вдовин по телефону, и решили подождать, чем закончатся эти переговоры.
Ждать пришлось довольно долго. Вдовин успел полистать тюремный журнал, просмотреть сколотые канцелярской скрепкой бумажки с фамилиями осужденных особым совещанием НКВД и подписями Зубкова и Хабарова под словами «приговор приведен в исполнение», когда наконец телефонная трубка ожила снова.
Чей-то резкий голос произнес:
— Алло, Вдовин!
— Я слушаю! — Он плотно прижал трубку к уху, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Товарищ Ежов занят и говорить с вами не может. Он приказал вам явиться к нему самому, он вас немедленно примет. Начальник комендатуры проводит вас…
Вдовин посмотрел на дверь и недоверчиво усмехнулся. Да эти палачи и шага не дадут ему сделать!
— Я убедительно прошу товарища Ежова спуститься сюда и выслушать меня!
После этих слов трубка снова надолго умолкла…
Пока шли эти телефонные переговоры, в коридоре возле дежурки собралось с десяток комендантов с наганами в руках во главе с начальником комендатуры. Его бритая голова побагровела от негодования и предчувствия
неизбежного взыскания, если не удастся в короткий срок локализовать произошедший инцидент. Он разнес в пух и прах едва оправившихся после схватки с Вдовиным Зубкова и Хабарова, пригрозил им арестом за разгильдяйство, а затем приказал взять ломы с противопожарного щита и приготовиться взламывать дверь дежурки.Начальник комендатуры отдавал последние приказания, когда на площадке за решетчатой дверью зазвонил внутренний телефон. Он взял трубку и стал докладывать кому-то об обстановке. Получив новые указания, он расставил комендантов по обе стороны двери, а сам, став и стороне, прокричал в дежурку:
— Вдовин, выходите! Мне приказано проводить вас к наркому!
В его голосе не было и намека на то, что он действительно собирается вести Вдовина к наркому. Он даже не пытался хоть как-то замаскировать свои истинные намерения.
Ответ Вдовина был хорошо слышен и в коридоре, и тому, кто сейчас тяжело дышал в трубку:
— Я не выйду отсюда до тех пор, пока нарком сам не придет сюда! Так и передайте товарищу Ежову!
И тогда из лежащей на столе трубки снова раздался резкий голос:
— Что вы себе позволяете, Вдовин?! Немедленно сложите оружие и сдайтесь! Иначе мы поступим с вами, как с врагом народа!
Вдовин понял: ему не дадут выйти отсюда живым!
Все дальнейшее разговоры не имели никакого смысла. Они с самого начала были все заодно!
— А до сих пор со мной поступали как с кем?! — зло сказал он в трубку и бросил ее на рычаг.
Тем временем в коридоре все было готово к штурму дежурки.
Хабаров и Зубков, втянув голову в плечи, стояли с ломами в руках по обеим сторонам двери. За ними, держа наганы наготове, стояли другие коменданты.
Начальник комендатуры не выпускал телефонную трубку, ожидая новых указаний. Внезапно он услышал, как в дежурке снова зазвонил телефон.
Вдовин снял трубку и вновь услышал тот же резкий голос:
— В последний раз предлагаем вам сложить оружие и сдаться! Даем минуту на размышление…
Из трубки доносились еще какие-то слова, но Вдовин больше не слушал. Он положил трубку на стол, взял в руки наганы, взвел курки и произнес сквозь зубы:
— Будьте вы все прокляты!
Начальник комендатуры выслушал какие-то указания, повесил трубку, подошел к решетчатой двери и крикнул:
— Откройте, Вдовин, или мы взломаем дверь!
Ответа не последовало, и начальник комендатуры подал своим подчиненным сигнал начинать.
Хабаров и Зубков с обреченным видом, каждую секунду ожидая получить пулю через дверь, подняли ломы.
Когда они по разу ударили в обитую железом дверь, в дежурке раздался глухой выстрел.
Все изготовившиеся к штурму отпрянули от двери, но потом до них дошло, что означает этот выстрел, и они опустили наганы.
Начальник комендатуры вытер вспотевшую голову и снял трубку…
19
В заключении об обстоятельствах гибели моего отца, составленном на основании материалов расследования, было около пятнадцати страниц. Будь это любой другой документ, не имеющий к нам прямого отношения, мы бы наверняка прочитали его за пятнадцать — двадцать минут. Но это заключение мы читали почти час.