Автономный рейд (Солдаты удачи)

При советской власти служил ее муженек в каком-то подразделении Генштаба. Курировал ВДВ - в основном по части политической подготовки. Такие просветители в те славно-застойные времена любили говорить о том, что _как_ стрелять - учит командир. А вот, дескать, в кого и зачем стрелять это объясняют они. Но что-то Катков не так объяснил в Тбилиси. Там был приказ разогнать митинг и не допустить беспорядков. Понятия "митинг" и "порядок" в армейской голове не совмещаются. Поэтому разгон митинга десантники, за политико-моральное состояние которых в тот момент отвечал как раз Катков, начали с того, что окружили площадь. Естественно, вышел беспорядок под названием давка. Естественно, у солдатушек, некоторым из которых досталось по мордам, сработал рефлекс стаи. "Они бегут, мы догоняем!" В результате - жертвы, а символом того периода стали саперные лопатки, которыми десантники орудовали ввиду отсутствия резиновых пуль и брандспойтов.

И Каткова шуганули. Инкриминировали аморалку: Валентина была тогда его секретаршей, но претендовала на роль второй жены. Которой и стала после его увольнения в запас. Семь бед - один ответ, мол. Официально его отстранили от политики, но неофициально продолжали использовать как специалиста по Грузии. А потом вернули на службу - в САИП. Редкий погоревший военный не мечтает о реванше. Мечтал и Катков. Чтобы стать наконец полковником, ему нужна была победа. И не где-нибудь, а именно в Грузии... Тут, на самом интересном месте рассказа его супруги, запиликал домофон.

Это возвращавшийся со службы хозяин открыл дверь подъезда.

Я быстренько сгреб Валентину в охапку и мимо ошарашенных детей утащил в спальню. Уложил на постель, долбанул рукояткой по стоявшему на тумбочке телефону, а потом отвел туда детишек, связывая им наскоро ручонки.

– Это игра такая: мама играла с веревочкой, запуталась, вот и вы теперь запутались. Играем: кто быстрее сам развяжется. Первому - приз! А мы пока с вашим папой поговорим... Ты учти, подруга: большинство заложников гибнет от пуль освободителей! Обеспечь мне полчаса спокойного разговора, и больше ты меня не увидишь.

Лифты нынче быстрые, я только-только успел продемонстрировать мамаше, как крепко, но, не причиняя боли, держу ее дочь, как из прихожей уже донесся встревоженный голос Каткова:

– Валя? Где вы?!

– Все в порядке, родной!
– довольно жизнерадостно отозвалась она в полуоткрытую дверь комнаты.

Пацан весело помчался к отцу:

– Папа, папа! Ты принес?

– Все нормально. Толя, - сказал подполковник проводившему его до квартиры охраннику.
– Свободен.

– Завтра как обычно? В семь тридцать?

– Разумеется. Ну, Пашуня, что я тебе должен был принести?

Дождавшись, чтобы за охранником-Толей захлопнулась дверь, я появился в прихожей вместе с девочкой. Пистолет, который я держал прямо над ее головой, смотрел в морду папаши:

– Полное спокойствие, Владимир Захарович. Все твои целы, живы-здоровы, а я принес посылку от Мухина.

– Да вы что?! Совсем оборзели?!
– И он рефлекторно потянулся рукой под мышку.

– Не рискуй детьми, Катков!
– Я бросил ему наручники, и он их машинально поймал.
– Ты уже накрутил дел, которых Мухин не прощает. Но еще можешь откупиться! Надень наручники. Живо!

– Володя! С нами все в порядке! Не сопротивляйся...
– очень кстати подала голос супруга, и он подчинился, надел наручники. Очень медленно, явно стараясь что-то придумать, но уже поняв, что бесполезно. Даже политработники знают: если вариант не отработан заранее, от экспромтов только лишние жертвы. А он, как и все лампасники, раньше и думать не собирался, что в его играх будут участвовать не только чужие, но и собственные дети.

– Как следует, как следует! Не тяни время!
– давил я.
– Не пугай своих гаденышей! Света, отведи Пашу к маме. Валентина Олеговна, мы очень надеемся на ваше благоразумие. Успокойте сына. Осторожнее, Катков! Отдаю тебе ожерелье, ты пишешь расписку за Артемова - все!

Я плотно затворил дверь спальни, не отводя ствола от его физиономии.

– Но мы же с ним договорились, с Мухиным!
– начал соображать возмущающийся подполковник. Скованные руки он прижимал к груди, явно не теряя надежды погеройствовать.
– Договорились на завтра. К чему этот налет?

– Жизнь внесла коррективы. Сядь на пол - боком ко мне, ногами к стене.

– Зачем? Да я и так напишу расписку, о чем речь?!

– Катков! Ты уже облажался. Не усугубляй. Там твоя жена, не моя. Садись!

Когда он послушался, я зашел со спины и, стиснув его запястья наручниками потуже, вытащил из его наплечной кобуры пистолет. "Беретта-компакт", неслабо. У меня скоро будет очень разнообразная коллекция огнестрельных трофеев. Потискав его руки, бока, бедра и ноги и убедившись, что другого оружия нет, я открыл его портфель. Увидев, что он забит бумагами и свертками, вывалил все содержимое на пол. Оружия не было. Поворошил свертки. В одном две пачки долларов, в другом какое-то электронное устройство, запаянное в целлофан. Новенькое.

– Что это?

– Какое твое собачье...

Не дав ему договорить, я хрястнул его кулаком по носу. С хулиганами иначе нельзя. Не понимают они иначе.

– Не груби, гад. Думал, что Мухин в твою ловушку сунется? Да Мухин такой ушлый - то, что вы только еще изобретаете, он уже забыть успел! И даром он не работает. Или ты хочешь, чтобы мы для гарантии и кого-то из твоих прихватили?..

– Это сигнализатор. Емкостный. Там - инструкция...

Я нашел среди бумаг десяток чистых листов, ручку и протянул это сидевшему на полу холла-прихожей Каткову. Потом достал из своей сумки ожерелье Тамары.

– Смотри: вот эта висюлька, которую ты нам всучил, правильно? Правильно, спрашиваю?

– Я не специалист, не ювелир. Может, это подделка?

– Как? Ты мне не веришь? Тогда слушай внимательно: в Мухе до сих пор столько препаратов, которыми его твой Гном напичкал, что ему и к твоей Вальке воспылать - как нечего делать! А ей - к нему. Он ведь у Гнома не только бумаги уволок. Позвать Муху? Его там с трудом удерживают. Так рвется к телу. Его и на тебя самого хватит. А времени у нас до полвосьмого утра. Ты все понял?

– Да. Не надо! Я понял. Что я должен?

– Это то ожерелье?

– Да-да, это то самое ожерелье! Но какие же вы сволочи, какие сволочи...

Очень прочувствованно он это сказал. Очень. Эти люди почему-то свято уверены, что творимое ими с другими никогда не обернется против них самих. Впрочем, не только они. Знавал я депутата, который призывал сбросить на Чечню атомную бомбу, но очень возмущался, когда братки сожгли его собственную дачку. Причем искренне возмущался.

– Хочешь еще и за "сволочей" ответить?
– почти добродушно предупредил я Каткова.
– Теперь пиши: