Автопортрет, или Записки повешенного

Современная власть опять следует традициям той власти, которая была в России на протяжении почти всего XX века. Власть в эти годы никому не позволяла отличаться от так называемого «среднего» человека, пытаясь, вместо предоставления равных возможностей людям, уравнять всех. И это вступало в абсолютное противоречие с тем, что называется «свобода человека». Свободный человек никогда не похож на другого свободного человека.

Я не думаю, что на Западе не понимают, что происходит со свободами в России. Другое дело, что современный Запад очень рационален. Запад мыслит очень короткими категориями – сроком правления того или иного президента. Кроме того, Запад делает принципиальную ошибку, измеряя общий потенциал России исключительно экономическим потенциалом, который у России, конечно, невысок. И современные кризисные ситуации в мире проявляют эту ошибку. Ошибочно считать, что сегодня роль России в мире меньше, чем когда-то роль Советского Союза. Другое дело, что эта роль была в основном отрицательна, и очень многое предстоит сделать, чтобы эта роль перед всем миром наполнилась положительным смыслом.

Но я хочу, чтобы Россия стала свободной. Это для меня означает, что гражданин выше власти, что закон – выше власти и, что самое главное, любой человек России имеет возможности для максимальной самореализации. Десять ельцинских лет убедили меня в том, что граждане России готовы к тому, чтобы стать свободными. Они просто не готовы сражаться за это право каждый день. Путь превращения раба в свободного человека состоит из двух этапов. Первый этап – понимание того, что независимым и свободным быть лучше, чем подчиненным, когда начальник решает за тебя все твои бытовые проблемы. Второй этап – борьба за это каждый день. Я хочу привести слова Гёте: «И только тот достоин счастья и свободы, кто каждый день за них идет на бой». Достичь понимания того, что свободным быть лучше, чем рабом, еще не говорит о том, что ты можешь быть свободным. Ты должен сражаться за это буквально каждый день.

Гусинский

Есть одна простая истина, которая в корне противоречит пословице: «Дураки учатся на собственном примере, а умные на примере дураков». Я считаю, что дураки вообще не обучаемы, а умные обучаются только на собственном примере. Я вначале, когда были выяснения отношений с НТВ, считал, что это не является ущемлением свободы слова, поскольку НТВ выступало с позиций неконструктивной оппозиции, не предлагая власти никаких конструктивных решений, неаргументированно ее критикуя. Поэтому действия властей мне казались достаточно разумными. Человек так устроен, что, пока сам не наступит на грабли, опыт других ему нипочем. Сегодня я могу совершенно однозначно сказать, что эта сконструированная властью последовательная цепь событий – НТВ, ОРТ, Доренко – звенья одной цепи, которую я квалифицирую как безусловное ущемление свободы слова в России, не просто ущемление, а, по существу, запрет на свободу слова в России.

Власть действует очень жестко, не обращая никакого внимания на реакцию оппонентов. И по существу, власть готова к новому шагу, который обычно следует за шагом по ограничению или запрету свободы слова, – другие акты власти, направленные на ущемление прав граждан: могут быть и репрессии в самых различных формах, может быть и изменение Конституции – все что угодно. Площадка расчищена.

У меня с Гусинским разные жизненные приоритеты. У меня политические приоритеты абсолютно доминируют над экономическими, а у Гусинского – наоборот. И в этом наше главное различие: я не извлекаю из политики прибыли. Это не упрек и не комплимент, просто разные пути. Гусинский всегда честно говорил, что он занимается бизнесом, а не политикой, а я честно говорил, что занимаюсь политикой, а не бизнесом. И поэтому бизнесмен, конечно, не готов сидеть в тюрьме, а политик – он всегда должен быть готов сидеть в тюрьме, если он настоящий политик. От Гусинского я отличаюсь тем, что не пытался следовать за событиями. Я всегда пытался их формировать.

Мы всегда были реальными конкурентами, потому что никого больше такого масштаба на рынке просто не существовало. Тем не менее у нас были совершенно нормальные отношения с Гусинским и с этой группой. Мое личное отношение к Гусинскому как к человеку на эмоциональном уровне уже не изменится. Оно сугубо негативное. Но если сейчас возникнут новые обстоятельства и я пойму, что выгодно это сделать, ничто меня не остановит снять трубку первым и позвонить. Без проблем.

Наши олигархи в своем подавляющем большинстве зайчики, пугливые зайчики. Они вроде бы и добились многого, но осознать свою политическую ответственность перед обществом так и не смогли. В редких случаях богатые люди России находили силы объединяться. Были импульсы. Это происходило в суперкритических ситуациях. В новейшей истории России это произошло в 1996 году, когда возникла опасность реставрации коммунизма. В 1999 году этого не случилось, потому что тогда выбор происходил не между коммунистами и либералами, а между близкими по своей идеологии силами.

Многое из того, что делал Гусинский, мне казалось ошибочным и даже вредным. И многое – правильным и очень полезным с точки зрения именно стратегических интересов России. И я, не испытывая личных симпатий к нему, пытался его лично поддержать, потому что НТВ – что бы кто ни говорил – в огромной части это Гусинский. Могу сказать, что наиболее стойкими из журналистского цеха оказались репортеры НТВ, да и вообще всего «Медиа-Моста». Никогда не было двойственности в их позиции. Гусинский делал компанию с нуля – это факт. И без Гусинского НТВ – не НТВ. Без Гусинского – это уже другая компания, точно так же, как Си-эн-эн без Тернера уже не Си-эн-эн. Или «Ньюс корпорейшн» – без Мердока. Роль личностей… Ведь мы живем в другом уже веке, когда именно интеллект является главной ценностью – не технология, не минеральные ресурсы, а интеллект. Это, кстати, не я придумал, но я с этим соглашаюсь.

К Гусинскому не относится определение «зайчик». У него сильная воля. Я приезжал к нему в испанскую тюрьму за день до суда, где должен был решаться вопрос об экстрадиции. Естественно, каждый нервничает в такой ситуации. Мы разговаривали через пуленепробиваемое стекло – тюрьма все-таки. Но Гусинский был абсолютно спокоен. Мое личное отношение к тому, что происходило с Гусинским, было резко отрицательное, вне зависимости от того, виноват Гусинский был по существу предъявляемых ему обвинений или нет. Любой человек, который занимался бизнесом в России, прямо или косвенно нарушал российские законы, прежде всего в силу их несовершенства и в силу того, что законы много раз изменялись за это короткое время.

Я попал в аналогичную ситуацию, когда власть на меня давила так же, как и на него, и поэтому мы должны были посоветоваться и решить, что делать дальше. Гусинский дословно сказал мне следующее: «Ты имеешь дело с бандитами, и если тебя вызывают в Генпрокуратуру, то с тобой что-то сделают – посадят, убьют, в конце концов. У них нет правил». Власть сегодня абсолютно беспредельна. Кстати, мы так и не придумали, что делать.

Так что Гусинский не зайчик. Он не пугливый, но он тоже не понимал своей политической ответственности. Остальные просто пугливы, реально пугливые люди. Они настолько боятся, что их бизнес может быть разрушен, что не понимают: он будет разрушен в любом случае, если политическая ситуация обернется неправильно для бизнеса. Они просто не просчитывают следующий шаг или не хотят считать. Или считают, что все, что можно, возьмем, а потом – хоть трава не расти. Я действительно в этом смысле отличаюсь от них. Я брал на себя ту ответственность, которую они или боялись, или не хотели брать.

Лужков и Примаков

СЛужковым я мог установить блестящие отношения, но совершенно сознательно отстаивал свою политическую позицию, полагая, что Юрий Михайлович – зло для страны. Ровно то же могу сказать и о Примакове. В конце концов, у нас много общих знакомых по Академии наук, он академик, я член-корреспондент, найти общий язык с Евгением Максимовичем мне было бы проще, чем, например, Гусинскому. Ведь Примаков воспринимает Владимира Александровича как таксиста, не более того. И Лужков для Евгения Максимовича всего лишь преуспевший лавочник, человек в кепке. Поверьте, мне хорошо знаком менталитет представителей советской элиты, привыкших смотреть на окружающих сверху вниз. Словом, я осознанно не стал договариваться с Евгением Максимовичем. Был момент, когда я единственный выступал против Примакова. Тогда все вокруг только и восклицали: ах, какой классный у нас новый вождь – мудрый, прозорливый!

Я не участвую в разработке кремлевских сценариев. Я самостоятельно всё делаю. В данном вот случае развеиваю мифы о том, кто такой Лужков. Он представал в течение долгого времени человеком безупречным, построившим уникальную экономику уникального города. Я могу сказать, что эта экономика действительно уникальна: она уникально криминальна. Она направлена исключительно на то, чтобы высасывать соки из страны, сводить их в один город, чтобы потом этими ресурсами распоряжался очень ограниченный круг людей. Я очень поддерживал назначение премьером Примакова, который решил очень важную задачу – он реально стабилизировал политическую ситуацию в России. В тот момент это было самое главное. И эту задачу лично Примаков решил своим авторитетом. Политическая ситуация в России была крайне сложная. И в момент назначения Примакова премьер-министром он был очень положительной фигурой. Очень важно, что именно он смог стабилизировать политическую ситуацию. Казалось, что он разумно воспользуется этим. Но предположения не просто не оправдались. Они как бы в самой драматической форме переиначились, ровно до противоположности. Именно Примаков стал на самый порочный, самый трагический для России путь. Начались непонятные вроде бы вещи – такое странное правительство, которое должно решить сложнейшую задачу – экономическую. Но чем дальше развивались события, тем больше и больше я понимал, что это правительство не ставит своей задачей решение экономических проблем. Оно просто хорошо понимало, что не существует простых решений, есть только долгосрочные, поэтому самым удобным решением в экономической области является получение кредитов у МВФ.

Но главное – не это. Главное – борьба за власть. И здесь абсолютно четко проявились пять направлений борьбы: Дума, губернаторы, окружение президента, спецслужбы и средства массовой информации. Вот те направления, по которым уверенно продвигалось правительство. Шел реальный перехват, попытка реального перехвата власти по всем этим пяти направлениям.

Одно направление было абсолютно успешно – это Дума. Тогда становился понятен состав правительства. Примакову удалось снять дикое напряжение в обществе – противостояние Думы и исполнительной власти. Эта проблема была решена ценой того, что экономика, конечно, никуда не могла продвигаться, не могла развиваться. Я считал путь, по которому вело это правительство, опасным. Но я не мог сказать, что реально понимал альтернативу, – слишком далеко зашел процесс развала государства в целом. Я не решился так просто сказать: нужно заменить. Но была колоссальная проблема и колоссальная опасность в этом правительстве.