Автопортрет: Роман моей жизни

Я позвонил ему на работу. Он работал тогда в журнале «Наука и религия», который боролся не только с религией, но и с примитивным вульгарным безбожничеством. У Камила, как всегда, была то ли летучка, то ли планерка, я до сих пор не разобрался, чем одно отличается от другого. Он вышел на Чистопрудный бульвар зачем-то с портфелем. Он был в сандалиях на босу ногу, в рубашке с короткими рукавами и в брюках в мелкую клетку.

– Ты что? – спросил он меня. – У тебя что-то серьезное?

– Да нет, – засуетился я. – Не то чтобы очень, но вообще-то да. А ты куда-то торопишься?

– Нет, – сказал он, – нет, не тороплюсь. Так в чем дело?

– Ни в чем, – сказал я, – просто хотел с тобой поговорить.

В это время молодой человек с детской коляской остановился как раз напротив нас и стал поправлять колесо, которое как-то перекосилось.

– Ну, так что же? – повторил свой вопрос Икрамов.

– Да нет, – сказал я, глядя на этого заботливого папашу и понимая, что если я начну говорить то, что собрался, то этот человек, хоть и совсем чужой, неизбежно задержится, чтобы послушать. – Закурить не хочешь? И протянул ему пачку.

– Давай. – Он достал сигарету, но не прикурил, стал мять ее в пальцах, и она у него раскрошилась.

В это время молодой человек починил коляску и двинулся с ней вперед.

Камил проводил его взглядом и посмотрел на меня.

– Ну? – сказал он требовательно.

– Ну… – повторил я и замялся.

– Ну! – повторил он опять.

– «Ну, ну», что ты занукал! – закричал я почти в истерике. – Я хотел тебе сказать, что мы с Ирой, ну… в общем, сам понимаешь.

Он сунул сигарету разорванным концом в рот и тут же стал отплевываться.

Потом попросил:

– Дай другую.

Я дал другую и поднес зажигалку. Рука у меня дрожала, а у него как будто бы нет.

– Ты хочешь сказать, что у вас роман?

Мне почему-то не понравился такой образ наших отношений.

– Мы любим друг друга, – сказал я, хотя говорить так не имел достаточно оснований. Потому что я-то ее любил, и она, мне кажется, меня тоже любила, но она никогда, ни разу, не сказала мне, что она меня любит.

Камил глубоко затянулся, стал пускать дымные кольца и смотреть, как они рассасываются. Казалось, что в этот момент ничто, кроме этих колец, его не интересовало. Затянувшись очередной раз, посмотрел на меня внимательно.

– И что же? И у вас все было?

– Да, – сказал я и постарался выдержать взгляд, но не выдержал.

Он опять выпустил несколько колец.

– И что ты хочешь, чтоб я тебе сказал?

– Ничего, – сказал я.

– Ничего? Ну я тебе ничего и не скажу. Пока, – сказал он и двинулся в сторону Никитских ворот, помахивая портфелем легко и как будто бы даже весело. Так он шел, а я смотрел ему вслед. И вдруг он зашвырнул портфель в кусты и пошел от него прочь. Но, сделав несколько шагов, опомнился, вернулся, взял портфель и пошел дальше медленно и портфелем уже не размахивал.

Я позвонил Ире, предупредил о происшедшем. Кажется, это ее никак не взволновало. Она сказала:

– Хорошо.

Ночью я не спал, думая, что там происходит. В голову приходили разные варианты. Первый вариант: они объяснились, она (другой возможности нет) во всем призналась, он выгнал ее из дому. Второй вариант: сам ушел. О варианте № 3 думать не хотелось. Но думалось. Я не мог себе представить Камила в роли Отелло, но ревность самого мирного человека может превратить в опасного зверя.

Утром я еле дождался половины десятого. Я знал, что он уходит обычно около девяти, но тут мог бы и задержаться. Я набрал номер.

– Алё! – отозвалась Ира как ни в чем не бывало.

– Тебе удобно говорить? – спросил я.

– Удобно, я одна.

– А Камил?

– Ушел на работу.

– Просто встал и ушел на работу?

– Да, просто встал и ушел.

Я молчал удивленный.

– Скажи мне, а вы вчера о чем-нибудь говорили?

– Говорили.

– И что?

– Ничего. Он хочет с тобой поговорить.

– О чем?

– Наверное, об этом. Ты будешь на Парковой?

– Если ты приедешь, буду.

Я боялся, что она не приедет. Она приехала, но ничего рассказывать не захотела. Я не настаивал. Потом я отвез ее домой. Обычно я ее не довозил два-три квартала. В этот раз она сказала:

– Можешь довезти прямо до дома.

То есть бояться уже нечего.

Только я пришел домой, позвонил Камил.

– Привет, я звоню из автомата у кинотеатра «Новатор». Ты можешь выйти?

«Новатор» – это на Спартаковской площади, рядом со мной. Камил был в тех же сандалиях и в тех же брюках, но без портфеля. Вид спокойный. Он протянул мне руку и даже улыбнулся.

– У тебя есть минутка? Пойдем, пройдемся.

Мы пошли протоптанной дорожкой – в сторону моста через железную дорогу, по которой ходили тысячу раз туда-сюда. Сначала шли молча. Он разговора не начинал, а мне говорить было не о чем. Потом он попросил у меня сигарету. Наконец спросил:

– О ваших отношениях кто-нибудь знает?

– Никто, – сказал я. – Никто, кроме нас троих.

– Ну вот что, – сказал он спокойно. – Я оказался большим лопухом. Конечно, я должен был догадаться, должен был увидеть, но я ничего не видел. Я понимаю, что ты ее любишь. Но я тоже без нее жить не могу. Понимаешь, – добавил он, как бы извиняясь, – вот не могу и все. Поэтому раз так случилось, пусть так и будет.

– В каком смысле? – спросил я.

– В том смысле, что я буду закрывать глаза на ваши отношения, и пусть это называется красивым слово «адюльтер».

Или – или

«Адюльтер» – слово красивое, но нашу ситуацию отражало не полностью. Оно означает всего лишь супружескую измену, а у нас было нечто более сложное.

Ну, хорошо, пусть это называется адюльтер или как угодно. Мне не жалко – пусть она живет с ним и со мной. Я не ревнив. Ревнивым имеет право быть муж, а я любовник, и готов им остаться, лишь бы дальше не врать и не отводить глаза в сторону. Меня мало трогает, что она спит с ним. Как я себе представляю, это не является существенной стороной их отношений. С этим я готов мириться.

Ревность – это странное чувство, которое регулируется конкретными условиями жизни, обычаями и традициями данного места и общества. Раньше многие мужчины, может быть, даже большинство, не допускали для женщины возможности добрачного сексуального опыта с кем-нибудь другим и необходимым условием брака считали невинность невесты. Для иных, кто обнаруживал, что был у жены не первым, это становилось трагедией, поводом для скандалов и рукоприкладства. Теперь до брака женщины и мужчины обычно вступают в пробные отношения сколько угодно раз, и требование добрачной нетронутости выглядит просто смешным. В современном браке большинство мужчин и женщин допускают супружескую измену по умолчанию. Многие супруги (жены чаще мужей) смотрят на похождения второй половины сквозь пальцы. Зоя Крахмальникова, когда ей кто-то намекал о том, что Свет ходит «налево», говорила: «Ничего, не смылится». Я и мужчин знал столь же терпимых к шалостям своих жен. А если что, дело кончается просто разводом. Конечно, еще встречаются Отелло, готовые задушить своих Дездемон, но их становится все меньше.