Автопортрет

Это то, что в кино называется закадровая развязка. Я их люблю, Ольга плюется: "Ну почему нельзя сказать, чем кончится! Терпеть не могу неопределенности! Тьфу, только зря время потеряла".

Чушь, конечно, но "Даная" не заставляет меня думать. Мне все равно, что с ней будет дальше. Или я уже отупел?

На обороте толстой фанеры выжжена надпись: "Коммунар, 1981 г." И чья-то подпись. Валерке картину подарили.

Где-то он сейчас? Не пишет...

Зимы нет. Нулевая температура. Снег на полях клочьями. Пасмурно. Сегодня самая длинная ночь.

Генка с бритой головой ужасен. Особенно спящий. Фиолетовые переливы. Синие вены от уха ко лбу, большие уши, бугры. Не приведи, Господи!..

Вчера был Совет общежития. Махоркин вышел на работу полковником. Сказал, что амнистия принята Верховным Советом, надо ждать рабочих указаний - кого отпускать и когда. Разговор идет об 1/3 сроков. Будет назначена комиссия. Здесь, в комендатуре.

И Коля Максимов, и Валерка надеялись уйти по половинке. Оба на зоне.

От Коли Максимова тоже осталась выжженная на фанере картинка "Мотокросс". И еще польский пахучий крем "Авит", которым он лечил прыщи на лице. Этим кремом мы мазали ботинки. Очень приятный запах шел от ботинок. И глянец, что надо. Ароматный и бесцветный крем. Хорошо размягчал обувь, но быстро кончился. Еще осталась куча запчастей для мотоцикла, книга Есенина (я взял ее себе) и копия приговора (была в книге). Остальное забрал отрядный с понятыми - два чемодана. Приговор интересен. Особенно, если знаешь, как было дело, из уст осужденного.

Присутствие Осипова с бритой головой угнетает - как будто в нашей казенной квартире покойник. И вид у него обреченный. Лежит в сапогах на кровати, курит. Выйдет к корешам, вернется. Молча листает газету. На разговор не идет. Отрядный даже не спросил у него объяснительной.

Вчера Гена попросил у меня пачку сигарет в долг. "Я тебе завтра отдам", - сказал. Но я сомневаюсь, что он успеет это сделать.

25 декабря 1982г.

Сегодня с мурманским поездом отправил Маришке посылку к Новому году. Кукольная кровать (давно мечтала), апельсины, яблоки, мандарины, мясо. Разговаривал с Татьяной по телефону. Дела у них идут неплохо. Потом взяла трубку Маришка: "Папа, это ты? Да? Это ты, папа?". Стала вспоминать, как была у нас летом.

Вспоминаю, как отец признавался в желании сидеть в халате и кресле, с трубкой в зубах и чтоб вокруг него копошились детишки. Так он представлял картину семейной идиллии. Все смяла война: раскидала пятерых детей по эвакуации, старший Лев в сорок третьем ушел на фронт, только Надежда, родившаяся в августе сорок первого, была с матерью в блокадном Ленинграде. Сашенька умер в сорок восьмом. Я родился после войны. Четверых детей уже нет. Нет и отца с матерью.

30 декабря 1982г.

Володя Подпальный, которого взяли-таки в наш гараж механиком, узнав об амнистии, низко поклонился земле и перекрестился. Его, возможно, амнистируют начисто, как орденоносца. И -статья связанная с неосторожностью: наезд на пешехода, срок 5 лет. "У меня тоже неосторожность, - заявил паренек в автобусе.
– Украл неосторожно. Забыл по сторонам посмотреть. Буду требовать снятия половины срока".

"Крокодил" прислал письмо. Из двух рассказиков вернули один. Второй предложат редколлегии. Получил гонорар из "Экономической газеты" - 23 рубля. Все потратил на новогодний антураж. Купил хлопушек, пачек бенгальских огней и "маскарадную шапочку", как ее назвала продавщица, а по сути - летняя бумажная панамка с автодорожными знаками. Бутылку водки охране. Бутылку водки - нам; "московской", на винте, с давно забытой зеленой наклейкой. И проч. и проч.

Парадоксальность нашего масштаба цен. За двухкомнатную квартиру в 27 кв. м со всеми удобствами и балконом мы платим столько же, сколько стоит бутылка хорошей водки - 7 рублей. Ну, это не считая телефона и электричества. Электричество и связь тянут еще на пятерку - бутылку водку похуже. Два фуфыря - квартира в месяц.

Надеемся, надеемся, надеемся.

Пожелания самому себе: писать, печататься, не пить (вернее, продолжить режим воздержания, взятый в 1982 году), жить дружной семьей и удачно закончить мытарства в пос. Коммунар. Старый год подарил нам Указ об амнистии. Хотелось бы, чтобы Новый год дал реальную свободу.

1 9 8 3 год

3 января 1983г.

Будильник звенит, как трамвай. Кажется, что трамвай подъехал к кровати и звенит, требуя дороги.

Генку закрыли в прошлом уже году. Взяли на вечерней проверке.

От него остался грязный рюкзак и карманные пластмассовые шахматы. Лишнюю кровать разобрали и снесли коменданту в кладовку. Коля рыпнулся было, ходатайствовать за дружка-железнодорожника, но я остановил.

– Не бегай по начальству. Не проси.

– Мы же договаривались, - попер на меня Коля.

– Но не договорились.

– Я человеку уже обещал!

– Пошел на хер!
– Я встал с табуретки и поставил на газ чайник. Если бы он рыпнулся - дал бы ему по морде.

Сашка сказал, что унесенная кровать было роковой - на ней спал Максимов, Балбуцкий и в последнее время Генка.

Коля мне надоел. Зарывается и мелко упивается своей властью в отряде. Набьют ему когда-нибудь мужики морду. Милиция на многое глаза закрывает, а Коля, как последняя сука, жмет и давит честных мужиков. Даже походка у него изменилась: уже не проводник, а начальник поезда. Неторопливость, важность во взгляде, раздумья по пустякам на челе. До меня дошли слухи, что Коля тянет с некоторых выпивку за маршрутку. Если это правда, поставлю перед Советом общежития вопрос о его замене. Элементарно - поговорю с мужиками, и заменим. Не помню, чтобы свои же тянули бутылки за выезд на выходные. Не было такого. Железнодорожные новации - как с зайцев брать. Одно дело отрядному выставить, чтоб прикрыл по случаю, и другое - своему же химику, у которого нос в таком же говне, только он ближе к начальству.

Я решил укоротить свое мотанье в город, чтобы не рисковать на финише. Если заметут в городе - физдец амнистии. Собираю документы для комиссии по УДО.

Обычно Коля приносил мою маршрутку и клал на тумбочку. И Сашкину приносил.

Тут сказал:

– Вы за своими маршрутками сами ходите. А то мне неудобно вам носить.

Коля знает, что на вахту я сдаю один график дежурства, более частый, а работаю по другому. Так все делают, кто осчастливлен режимом сутки через трое. Решил меня подколоть или напомнить, что он - Предс. совета отряда.

– Химичат с этими графиками много, - озабоченно сказал Коля.
– Надо бы отменить... Сплошные нарушения через эти графики.
– Как бы в общем рассуждал, но в моем присутствии.

Я помолчал, а потом задумчиво спросил, не сбрасывали ли его с поезда в бытность проводником.

– Меня хрен сбросишь!
– огрызнулся Коля.
– Я сам любого сброшу!

Нервы у меня стали - ни к черту!

6 января 1983 года.

Вчера произошел забавный случай. Я бы снабдил его девизом - "У страха глаза велики".

Я отметился в комендатуре на вахте, что иду в ночную смену, и поехал домой. Получил долгожданный гонорар из "Науки и религии" 76 руб. Купил большой торт, мы с Ольгой и Максимом славно поужинали, и я сел работать.

Написал новеллу "Бег" с подзаголовком "Этюд в зеленых тонах". Причину такого подзаголовка до сих пор не пойму. Так захотела моя левая нога...

В 23-30, когда я допечатывал последнее предложение - "В кособоком переулке стоял желтоватый сумрак...", в дверь позвонили. Я выключил на кухне настольную лампу и замер. Ольга замерла в комнате под одеялом. "Милиция!"