Авторская энциклопедия фильмов. Том I

· Муз. Марк Уилкинсон

· В ролях Сэнди Рэтклифф (Дженис Бейлден), Билл Дин (мистер Бейлден), Грейс Кейв (миссис Бейлден), Малколм Тирни (Тим), Хилари Мартин (Барбара), Майкл Риддолл (доктор Майк Доналдсон), Алан Макнотон (мистер Карсвелл).

Девушка по имени Дженис конфликтует с родителями, живущими в рабочем пригороде Лондона, и те определяют ее в психиатрическую лечебницу. Одна из многих причин ее шизофрении — аборт, который она сделала под давлением матери. Сначала ее лечит врач — сторонник новаторских методов (напр., групповой терапии), отрицающий любые лекарства и насильственное лечение. Но этот врач работает в больнице временно и вскоре вынужден ее покинуть, после чего Дженис переходит в ведение профессора Карсвелла, который, против ее воли, назначает ей серию электрошоков под наркозом. Через некоторое время ее возвращают родителям. Болезнь вылечена лишь поверхностно, и очень быстро состояние Дженис ухудшается; тяжелые конфликты в семье, вскоре вновь приводят ее в лечебницу. Друг Дженис пытается выкрасть ее. Он привозит ее к себе домой, где их находит полиция. Позднее Карсвелл демонстрирует Дженис своим студентам как типичный случай апатии и расстройства речи, причины которых, по его мнению, никак не связаны с окружающей средой.

 Важнейший фильм для 70-х годов. В центре внимания — персонаж, схожий с главной героиней Саламандры, La salamandre*, но автор смотрит на него явно с психиатрического ракурса. Семейная жизнь описывает случай шизофрении: диагноз обозначен авторами четко, совершенно ясно и понятно для каждого. Утратив самостоятельность, Дженис укрылась в собственном мире, поскольку не нашла в себе сил для борьбы с родительским неодобрением: только так она может обрести душевную независимость. Ее болезнь — не только психологическое явление; это явление социальное, и оно отражает противоречия внутри заблокированного общества, в котором неизбежное развитие и движение вперед затруднено психологическими и нравственными пережитками, устаревшим, но все же вредоносным для уязвимых людей пониманием авторитета и сыновнего (дочернего) послушания. «Классическое» лечение, через которое проходит героиня (Кеннет Лоуч обличает его с ледяной жестокостью), только обостряет болезнь, поскольку по своим целям и методам идентично тому же процессу, что вызвал недуг.

На уровне формы в фильме ощущается тройное влияние: 1) документального кино («красной нити» английского кинематографа); 2) направления «синема-веритэ» (или т. н. «прямого кино»), частично основанного на сопоставлении, взаимопересечении различных интервью; 3) эстетики телеспектакля, где вымышленный сюжет обозначает реальную проблему. К слову, первоисточник — пьеса Мерсера — был написан для телефильма. Эти столь разные влияния приводят к тому, что фильм становится своеобразным досье, временным подведением итогов, анализом случая, последствия которого важнее, чем он сам. Кинематограф в данном случае служит всего лишь средством передачи мысли, которая одна составляет материал фильма, при том что объект этой мысли — т. е. частная история центрального персонажа — не создает вокруг себя подлинного повествовательного ряда и не существует на экране во всей своей полноте, зрелости и силе. Даже при том, что актеры работают удивительно мощно, комментарии и размышления бесконечно преобладают над действием. В драматургии фильма анализ вопроса «почему?» постоянно заслоняет собой визуальный ряд, отвечающий на вопрос «как?». Возможно, этот фильм, который можно назвать постросселлиниевским (имея в виду последний период творчества Росселлини), невольно, однако с чрезвычайной остротой ставит вопрос о том, не вошли ли мы в заключительную или даже в посмертную фазу кинематографа. Конечно, Семейная жизнь обладает своей специфической поэтикой: она твердой и, в то же время, нежной (тайно нежной) рукой очерчивает круг, в котором замкнута главная героиня; а замкнутость, заточение — основная тема творчества Лоуча. Чем более совершенным будет этот круг, тем сильнее будут выражаться размышления (а также чувства и возмущение) зрителя. Значит, не приходится удивляться тому факту, что фильм, созданный подобным образом, вызвал дискуссию, которая в перспективе будет иметь большее значение, нежели сам фильм. Но это киноисследование, этот киноанализ не может быть полным, пока пе найдет продолжения в чем-либо ином; так можно ли называть его кинематографом? Отметим, что в наши дни, когда достижения антипсихиатрии ставятся под большое сомнение (и когда статистически доказано, что развитие некоторых душевных недугов никак не связано с влиянием окружающей среды), этот программный фильм, чья программа уже устарела, ценен только лишь своей жесткостью и искренностью, которая ощущается прежде всего в работе актеров. Что же касается темы фильма, то, помимо своей социологической ценности, она, как было сказано выше, полностью принадлежит внутреннему миру Кеннета Лоуча.

БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги опубликованы в журнале «L'Avant-Sc`ene», № 313 (1073).

The Fan Beep

1949 — США (79 мин)

· Произв. Fox (Отто Преминджер)

· Реж. ОТТО ПРЕМИНДЖЕР

· Сцен. Уолтер Рейш, Дороти Паркер, Росс Эванс по пьесе Оскара Уайлда «Веер леди Уиндермир» (Lady Windermere's Fan)

· Опер. Джозеф Лашелл

· Муз. Даниил Амфитеатров

· В ролях Джинн Крейн (леди Маргарет Уиндермир), Мэдлин Кэрролл (миссис Эрлин), Джордж Сандерз (лорд Дарлингтон), Ричард Грин (лорд Уиндермир), Мартита Хант (герцогиня Бервик), Джон Саттон (Сесил Грэм), Хью Демпстер (лорд Огастес Лортон), Ричард Ней (мистер Хоппер), Вирджиния Макдауэлл (леди Агата).

Послевоенный Лондон, разрушенный бомбежками. Пожилая миссис Эрлин присутствует на аукционе в маленьком зале и с удивлением наблюдает, как на сцене появляется веер, некогда принадлежавший ей. Он входит в лот, состоящий из предметов, найденных в разрушенных домах. Она требует вернуть ей веер, и комиссар дает ей сутки на то, чтобы предоставить доказательства. Она отправляется к старому знакомому лорду Дарлингтону. Тот по-прежнему живет в своей квартире, хотя занимает в ней всего комнату: в остальных помещениях расположились американские военные машинистки. Миссис Эрлин объясняет лорду Дарлингтону, что ей нужна его помощь, чтобы получить назад веер. Он поначалу не узнает ее и, откровенно говоря, не желает разговаривать с этим призраком прошлого. Но когда она называет имя 1-й владелицы веера леди Маргарет Уиндермир, в нем просыпается любопытство: тем более, миссис Эрлин известно, что он был влюблен в леди Уиндермир и даже якобы тщетно пытался разрушить ее семейное счастье.

1-й ФЛЭШБЕК. Миссис Эрлин рассказывает о своем возвращении в Лондон после долгих лет жизни за границей. Авантюристка по натуре, она ищет достойную партию, чтобы пробиться в английский высший свет, и обращает на себя внимание лорда Уиндермира, недавно женившегося на юной и очаровательной Маргарет. Последняя готовится к балу по случаю своего дня рождения со страстью, которую она вкладывает в любое дело.

НАШЕ ВРЕМЯ. Лорд Дарлингтон избегает миссис Эрлин, считая ее надоедливой, и прячется у своего портного. Но она упрямо находит его и там.

2-й ФЛЭШБЕК. Миссис Эрлин просит лорда Уиндермира провести ее в частный клуб на фехтовальный турнир. Встретив отказ, она переключается на лорда Огастеса Лортона, брата герцогини Бервик, и получает приглашение от него. Лорд Огастес влюблен в нее, как мальчишка. Фехтовальному поединку между лордом Дарлингтоном и Сесилом Грэмом мешает гроза. Вскоре после этого миссис Эрлин убеждает лорда Уиндермира снять для нее шикарные апартаменты в Мэйфэре и помочь ей пробиться в лондонские аристократические круги.

НАШЕ ВРЕМЯ. «Стоило врать всю жизнь, чтобы понять всю действенность правды», — говорит миссис Эрлин старому лорду Дарлингтону: эти слова так же характеризуют поведение ее собеседника, как и ее собственное.

3-й ФЛЭШБЕК. Лорд Дарлингтон следит за Маргарет на улице и пытается ухаживать за ней. Он называет ее обворожительной пуританкой, но предпочитает удалиться, когда она встречает у сапожной лавки грозную герцогиню Бервик, известную ядовитостью своих речей и губительным пристрастием к сплетням. Герцогиня советует Маргарет порыться в секретере и в счетах своего мужа, как сделала бы на ее месте всякая добропорядочная супруга. Ночью Маргарет следует этому совету. Лорд Уиндермир, проснувшись, воображает, будто она ищет подарок, приготовленный им на ее день рождения: веер. Она же обнаруживает, что муж действительно выплатил немалые деньги миссис Эрлин. Лорд Уиндермир неловко пытается оправдаться. Он в последний раз приходит к миссис Эрлин и выписывает ей чек на крупную сумму, лишь бы она покинула город.

НАШЕ ВРЕМЯ. Миссис Эрлин признается Дарлингтону, что она — мать Маргарет; для него это становится откровением. Только лорд Уиндермир был посвящен в секрет миссис Эрлин. Когда-то она покинула семейный очаг ради любви к другому мужчине, и дочь всегда считала, что она умерла.

4-й ФЛЭШБЕК. На балу в честь дня рождения Маргарет Дарлингтон признается ей в любви. Он кладет свою жизнь к ее ногам и умоляет ее бросить неверного мужа и завтра же отправиться с ним подальше от Англии. Миссис Эрлин лихорадочно ищет Маргарет, твердо решив признаться в том, что она — ее мать. Она находит ее у лорда Дарлингтона (которого нет дома). Маргарет решилась уехать с ним. He открыв ей свою тайну, миссис Эрлин дает ей подлинно материнский совет: отвергнуть предложение Дарлингтона, которое сделает ее несчастной на всю жизнь. Вскоре возвращается Дарлингтон с друзьями, среди которых — лорд Уиндермир и лорд Лортон. Они находят веер Маргарет. Лорд Уиндермир узнает его и бросается на Дарлингтона. Миссис Эрлин помогает Маргарет уйти незамеченной, а затем возвращается, чтобы забрать веер, который она якобы прихватила по ошибке. Таким образом, она спасает репутацию и счастье дочери, пожертвовав своими планами на замужество с лордом Лортоном: ее появление в этом доме твердо убеждает лорда, что она — любовница Дарлингтона. В знак признательности Маргарет посылает ей веер. Миссис Эрлин покидает Лондон, разорвав чек от лорда Уиндермира.

НАШЕ ВРЕМЯ. Увлеченный ее рассказом и мыслью о том, что они еще многое могут сказать друг другу, Дарлингтон приглашает миссис Эрлин на ужин. Они вместе выходят из ателье.

 7-й фильм Преминджера после Лоры, Laura* и 1-я его экранизация классических произведений (до Кармен Джоунз, Carmen Jones*, и Святой Иоанны, Saint Joan*). Веер — сравнительно незначительный пункт в фильмографии Преминджера, однако он интересен тем, что позволяет нам узнать о методике режиссера, по которой тот переделывает под себя литературное произведение и превращает его в своеобразный фрагмент собственного внутреннего мира. Эта методика предполагает существенное обновление драматургической структуры пьесы, от чего внезапно сильно изменяется интонация картины. Осовременивая пьесу (сцены в послевоенном Лондоне), Преминджер подчеркивает не ее злободневность, а, наоборот, ее вечность и вневременность. Как и в Святой Иоанне, и в Здравствуй, грусть, Bonjour tristesse*, конструкция из флэшбеков позволяет рассматривать драматические события с большого расстояния с отстраненностью и пронзительной холодностью, типичными для стиля этого автора. Сюжет — то есть, главным образом, тайны каждого из героев — раскрывается и освещается при помощи разных источников информации, с разных, взаимодополняющих точек зрения, что в итоге проливает на него больше света. Эта смесь между стремлением к объективности и тайным и разочарованным лиризмом в рамках более сложной, нежели в первоисточнике, драматургической структуры также является характерной чертой Преминджера.

Игра актеров кажется очень разной в сценах в настоящем времени, где она карикатурна, нарочито неподвижна, и в сценах из прошлого, где она тонка, остра, отражает каждую эмоцию, электризует действие и при этом очищает и облагораживает его. В наиболее драматургически важных сценах (признание Дарлингтона леди Уиндермир — один из самых красивых планов во всей карьере Джорджа Сандерза — или же встреча женщин у него дома) камера как можно ближе прижимается к героям и, при помощи достаточно длинных планов, статичных или подвижных, поддерживает с ними ту интимную связь, которая является, несомненно, важнейшим достижением послевоенного кинематографа. Версию Лубича (Веер леди Уиндермир, Lady Windermere's Fan, 1925) можно счесть более красивой и более близкой к тексту Уайлда. Лубич, как и Офюльс, превосходно умеет дать почувствовать за фривольностью тона всю серьезность своих размышлений. Однако Преминджер, переделав материал для экранизации, обращается напрямую к серьезным размышлениям и рисует вокруг них вариации, узоры несравненной красоты.