Айрин, Эйнри и остальные. Книга 1

Тля! Шайн, который сейчас в комнате у Кэйт, и неизвестно, чем они там занимаются.

От острого приступа ревности у парня снова испортилось настроение, и он хмуро взглянул на Рыжика, поняв, что больше с ним миндальничать не будет — выпросил…

* * *

А в это время в комнате Кэйт…

Шайн мужественно старался не шевелиться, но Кэйт оказалась жестока в своем гневе. Вместо того, чтобы привязать к специальной скамье, надежно зафиксировав конечности, просто велела встать к столбу и поднять руки, на запястьях щелкнули наручники (хорошо хоть анатомические, с прокладкой из нежной мягкой замши, ведь острые края простых, немного изгибаясь в сторону ладони, уже больно впиявились бы в руки). Разогрева флоггером не последовало, из чего Шайн сделал неутешительный вывод, что анфаллос и стек-фаллос в программе могут быть предусмотрены, как и было ему обещано, перед тем, как кастрируют совсем. Единственное, пока еще теплилась слабая надежда, что раз госпожа сразу не позвала лекаря, может быть, все-таки обойдется, и его яйца останутся на месте. Хотя… какая разница, отцом ему все равно вряд ли позволят стать…

Удары следовали друг за другом, один больнее другого. Кэйтайриона секла с явным удовольствием, но делала достаточные рваные паузы между ударами, специально для того, чтобы он не смог соскользнуть в мазотранс, подхватив ритм. Его госпожа была слишком рассержена проявлением своей слабости и его вопиющим самоуправством, чтобы простить и понять, что преданный раб ни в коей мере не пытался ее обидеть или тем более унизить, а лишь хотел помочь справиться с ее состоянием.

Девушка искусно выбирала наиболее чувствительные места. Шайн не мог кричать, просто не смел еще глубже провалиться в ту сточную канаву, в которую загнал себя сам, поддавшись безумному порыву увидеть в госпоже, в богине, обыкновенного человека, нуждающегося в сочувствии и утешении. И теперь пути назад, наверх, из этой ямы, куда рано или поздно сваливаются все неудачники, для него уже не существовало. Теперь уже не шла речь о том, получится ли у него остаться в гареме Дома Маргойлин — нет.

Сейчас были мысли только о том, чтобы не потерять сознание и не вывихнуть в суставах руки под тяжестью собственного веса, если вдруг все же отключится. Тело, предательски норовило уйти от очередного удара, несмотря на весь самоконтроль парня, понимавшего, чем ему это грозит, и он лишь глухо мычал от боли, стиснув зубы и зажмурив глаза.

Через некоторое время он потерял счет ударам, ему казалось, что он больше не выдержит. Судя по тому, что кожа на спине стала чересчур чувствительна — все-таки рассечена до крови. Что ж, сам виноват — надо было оставаться совершенно неподвижным. Под зажмуренными веками плавал багровый туман, а уши, наверное, уже оглохли от стука собственного пульса.

"Достаточно, госпожа, прошу…" — мысленно прошептал Шайнэйлиер, и, Матерь Всего Сущего, его, кажется, услышали… ну, по крайней мере, очередного удара не последовало.

Оглянуться и взглянуть, почему?

Нельзя…

Шайн сглотнул, попробовал переступить с ноги на ногу, немного пошевелил пальцами рук, которые уже занемели и отозвались болезненным покалыванием, возвращая чувствительность.

Позади раздался тихий голос госпожи:

— Несладко под плетью, раб?

— Д-да, госпожа…

— Ты меня огорчил…

— Простите, госпожа…

— Ты достоин наказания.

— Конечно, моя госпожа…

Кэйт перехватила плеть другой рукой, потому что правая казалась тяжелой и непослушной. Слишком давно она не порола вот так, на эмоциях, бесконтрольно. Повредила спину раба, и сейчас малиновые взбухшие полосы кое-где кровоточили… Сам виноват, не надо было дергаться…

Почему же тогда нет чувства удовлетворения? Почему где-то внутри ворочается глухое раздражения не на него, а уже на себя, за то, что не привязала, что заставила его отдуваться за то, что Айрин позволяет рабам смотреть такие фильмы, за то, что подруга развратила собственного брата и влюбила его в себя, тем самым, отняв у нее мужа. За то, что ее гордость никак не может смириться с этой потерей. За то, что опустилась до того, что показала свои эмоции, и раб осмелился ее пожалеть…

Девушка, как завороженная, стояла и смотрела на окровавленную спину Шайна, виноватого лишь в том, что по какой-то странной причине в этом парне проснулось сострадание…

Ее взгляд скользил по его обнаженному телу снизу вверх, "зацепился" за наручники на его запястьях и остановился на сложенных вместе ладонях… и захотелось, чтобы он снова обнял и пожалел, погладил по спинке теплыми руками и прошептал, что все будет хорошо…

Тля! Хорошо уже не будет!

На душе почему-то было тошно. Раздражение уступило место холодному опустошению, и эта пустота разрасталась в груди черной дырой, грозя затянуть в нее само ее существо…

Надо остановиться, пока не стало слишком поздно, пока не перешагнула какую-то незримую черту, за которой она просто будет уже другой…

Кэйт передернула плечами — на собственную мать ей, почему-то, не очень хотелось походить. Не хочется наказывать за то, что не кажется уже неправильным…

Теплая атмосфера в доме подруги была ближе… Дом, в который она могла приезжать не чаще раза в неделю, вдруг показался ей гораздо уютнее собственного…

Отбросив в сторону ненужный девайс, Кэйт подошла к Шайну и отцепила наручники.

— Благодарю, госпожа, — произнес раб, медленно опуская затекшие руки.

Обернуться? Пожалуй, без приказа теперь вообще ничего делать не стоит.

Госпожа освободила его, но что теперь? Анфаллос или стек?

Его спина и ягодицы горели, словно охваченные огнем. Парню казалось, что прислонись он сейчас к ледяной глыбе, она моментально превратится в лужу или вообще испарится, окутав его клубами пара… Матерь всего Сущего, как же больно! Слишком давно он не попадал на подобный урок.

Почувствовав легкое прикосновение к плечу, Шайнэйлиер вцепился зубами в Нижнюю губу изнутри, предупреждая стон, когда нажим ноготочков госпожи будет сильнее, но боли почему-то не последовало, наоборот, она совсем отняла свою руку.

— Прими душ…

"Что? Неужели это все? Или ей просто неприятно смотреть на не эстетично выглядевшую спину?"

Шайн развернулся и направился к выходу из комнаты, с сожалением бросив взгляд на валяющиеся сиротливой кучкой свои вещи.

Спросить, можно ли одеться, чтобы не светить по коридорам своим достоинством и красным, как у макаки задом, пока не очутится в своей комнате, он уже не рисковал.

— Дверь в ванную слева от тебя, раб.

Шайн замер на месте, надеясь, что он не ослышался, и госпожа ему разрешила воспользоваться собственной.

— Не тормози, Шайнэ, по голове я тебя не била, — в голосе Кэйт послышалась досада.

Интересно только на что — потому что не била, или потому, что он все еще стоит столбом, переваривая новость. То, что в таком виде не стоило бы лезть в ее душевую, ведь очевидно…

Но и повторения приказа ждать не следовало.

Кэйт проводила неровно ступающего парня взглядом и передумала ждать его в кресле. Вся правая сторона почему-то ныла, сейчас она уже чувствовала, что неприятно тянет не только плечо, но и поясницу. Да, слишком уж давно не было у нее такого долгого наказания. Лучшим вариантом поскорее устранить этот дискомфорт — встать под теплые струи лейки, переведя ее на массажный режим…

Девушка быстро скинула платье и белье, и вошла в ванную.

Шайн не услышал тихо открывшейся двери. Брызги воды, разбивающиеся о стенки и поддон большой душевой кабины, и его собственное шипение сквозь стиснутые зубы, перемежавшиеся еле различимым: "тляяяя…", заглушали посторонние звуки.

Несчастную спину, несмотря на то, что он обливался чуть ли не ледяной водой, все равно нещадно жгло. И сейчас, поврежденную кожу, еще больше раздраженную попаданием смываемого пота и жидкости, щипало так, словно на нее лили не воду, а уксус. Розовые струйки крови, смываемые водой, становились все бледнее, исчезая в сливных отверстиях поддона.