Айвазовский

— Послушай, Айше, я никогда прежде не видел тебя, но теперь полюбил и предлагаю стать моей женой. Давай не будем ссориться из-за воды, а пойдем прямо сейчас в мою крепость, где слуги приготовят все для свадебного пира. Пойдем со мной, и пред Богом и людьми я возьму тебя в законные жены.

— Ты возьмешь?! — заорала Айше. И топнув ногой, убежала вверх по тропинке. — Лучше сам приходи в мою крепость поклониться мне, и тогда я, может быть, возьму тебя себе в мужья!

Вот незадача, не к лицу князю идти в чужую крепость, решил юноша. Пусть любовь изъест мое сердце, но я поступлю как мужчина, слово которого тверже скалы. Сказал, придешь, женюсь. Так и поступлю. И он принялся ждать своевольную Айше.

Айше первой не выдержала разлуки и послала своих слуг напомнить князю Тепе-Кермен о ее предложении, он же в ответ еще раз прислал ей свое.

В гневе стала Айше швырять камни в овраг и забросала его полностью, исчез овраг под камнями, да не исчезла злоба Айше.

А тут видит, идут по камням мальчик и девочка, мальчик беленький, а девочка смуглая, точь-в-точь как Айше и молодой князь, только маленькие. Идут и меж собой говорят:

— Какой великан забросал камнями овраг, там внизу были такие прекрасные цветы, — чуть не плачет девочка.

— И мыши, и барсуки, и лисы, — отвечает ей мальчик.

— Где же теперь мы будем играть? — спрашивает девочка.

— А пойдем в нашу крепость?

— Пойдем.

И взявшись рука об руку, они бегут к Тепе-Кермен.

«Неужели и я вот так пойду в крепость к этому строптивцу?» — спрашивала себя Айше, заранее зная, что если не пойдет, умрет здесь в полном одиночестве.

И пошла. Не сразу, промучившись несколько месяцев, проплакав и исхудав, шла Айше к Тепе-Кермен, прикрывая лицо от стыда руками, то и дело останавливаясь и оглядываясь на родимый дом. Шла она к тому, которого любила и из-за которого тяжко страдала.

А за ней со стены своей крепости наблюдал юный князь. Давно уже он заметил, как одинокая фигурка покинула Кыз-Кюлле и шла пошатываясь к его крепости. Обрадовался князь, вышел встречать присмиревшую Айше.

— Пришла? — сказал он.

— Пришла, — обреченно выдохнула Айше.

— Любишь? — спросил князь.

— Люблю, — эхом ответила ему Айше. И ударила своего любимого кинжалом в самое сердце. — Люблю, — произнесла она в последний раз, целуя еще теплые губы своего избранника.

Вот такую историю рассказывал отец. И Ованес искал среди темноволосых соседок гордый профиль той самой единственной Айше, чтобы тоже посмотреть в ее черные как смоль глаза и наконец полюбить. Гордую, прекрасную Айше искал впечатлительный художник, не осознавая до конца, какую беду может принести взгляд ее прекрасных глаз. Какую муку для сердца принести.

Живя в Феодосии, Иван Константинович часто заходит в гости и к вельможам, и простым феодосийцам, даря роскошные подарки на свадьбы и крестины. Но при этом даже не пытается подольше поговорить с юными красотками, которые обожают его.

Как же, наконец, женить строптивого холостяка? Остается попытаться сойтись с его недавно овдовевшей матерью. Все знают, что Иван Константинович всегда вел себя почтительно по отношению к родительнице и не откажет ей в просьбе остепениться и завести семью. Это ведь нормально, когда престарелая мать просит сына подарить ей долгожданных внуков. Сказано — сделано, соседки устраивают паломничество к старому дому Гайвазовских, предлог для визита может быть любым — главное, чтобы Рипсиме познакомилась с девушкой и, проникшись ее неоспоримыми достоинствами, позже убедила бы своего знаменитого сына жениться на избраннице.

Гостьи носят подарки, стараются просунуться среди толпы приходящих к Рипсиме Гайвазовской со своими бедами и несчастьями феодосийцев, придумывают несуществующие проблемы. Лишь бы обратить на себя внимание. А Рипсиме действительно то и дело просит сына за того или иного бедняка. Она ведь объективно лучше его знает жизнь в их родной Феодосии, поэтому просит сына помочь соседям. Этим написать прошение или важное письмо, за тех замолвить словечко у нового градоначальника. Раньше люди приходили к Константину Гайвазовскому, теперь обращались с тем же к его сыну. Не читающим газет беднякам что за дело, что молодой Айвазовский сделался большим барином. Для них главное, что он грамотен и что он сын Константина Гайвазовского.

Самое странное, что мягкий от природы Айвазовский относился к таким просьбам с полной серьезностью, стараясь не посрамить память отца.

И Айвазовские (после того как Ованес сделался знаменитостью, вся семья поменяла фамилию) помогают соседям деньгами или вещами, нередко Иван Константинович шел к губернатору, прося его снизойти до просьбы какого-нибудь кожевника или лавочника. Но это еще не все, постепенно Иван Константинович перенял привычку своего приемного отца Казначеева, теперь он тоже гулял по городу, разговаривая с соседями и выясняя, кому и в чем можно помочь.

Но самое поразительное, что Айвазовский умудряется помогать не только тем, кто находится рядом с ним. В Италии у Сомова [171] он оставил вексель на сумму в 600 рублей, которую разрешил в случае нужды передать его другу Василию Штернбергу, который в свою очередь передал деньги более нуждающемуся в ту пору Мокрицкому: «с боязнью приступил к принятию помянутых денег, могу сказать, что ухватился за них, как утопающий хватается за нос другого, и таким образом, спасаясь сам, топит еще и другого [172] ».

171

Сомов Андрей Иванович (1830–1909) — председатель общества русских художников в Риме. С 1886 г. — старший хранитель Эрмитажа.

172

Собственноручная приписка художника А. Мокрицкого к письму В. Штернберга 13 мая 1845 г., Рим.

Только одного не разрешалось ни родственникам, ни друзьям, ни соседям, ни заказчикам Айвазовского — досаждать ему в часы работы. «Для меня жить — значит работать», — любил говаривать он. Впрочем, работы у него действительно было очень много. Кроме задуманных ранее картин, которые он писал по заранее созданным эскизам, художник взялся за картину об основателе русского флота Петре I «Петр I при Красной Горке зажигает костер для подачи сигналов флоту», [173] — картину, которую он мыслил послать в Морское министерство.

173

Петр I при Красной Горке, зажигающий костер для сигнала гибнущим судам своим. 1846 г. Холст, масло. 223 * 335 см. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.

Впрочем, не в стиле Айвазовского отправляться на почту всего с одним холстом, поэтому, поразмыслив и пересмотрев сделанные ранее рисунки, он создает серию полотен из жизни российского флота.

Глава 17

«Айвазовский свое сделал, он двинул других по новому пути».

В. В. Стасов

Ходят упорные слухи о том, что государь мол осерчал на Айвазовского за то, что тот застрял в Феодосии вместо того, чтобы быть при нем в Петербурге. Айвазовский и сам прекрасно понимает, что формально он приписан к Главному морскому штабу, да и Академия художеств в любой момент может призвать своего академика к преподавательской деятельности, поэтому он очень осторожен в своей переписке. И сколько бы не судачили на его счет любители бунтарских нравов — в Феодосии художник находится с официального разрешения: