Айя и Лекс

Выдохнув, выбираюсь из укрытия. Наспех одеваюсь в новые джинсы и футболку, обнаруженные на краю кровати, заплетаю влажные волосы в косу и замираю на пороге кухни. Леська стоит у окна, поджав губы, расстроенная и озадаченная. Одна. Лекс ушел. Прост взял и ушел, не сказав ни слова. Как же так? Почему? Что случилось? Сердце трепыхается испуганной пташкой, пойманной в силки.

— Леся… — зову тихо. Подруга оборачивается резко, и выражение ее лица меняется со скоростью света, смягчаясь, расцвечиваясь радушной улыбкой. Не сдерживаю горькой усмешки, уже дважды за сегодня наблюдая странные метаморфозы человеческих лиц. — Где Алекс…ей? — запнувшись, спрятав руки в карманы джинс.

— Братец умчался по делам. Срочно позвонили, вот он и помчался. Бизнес, чтоб его. Меня попросил за тобой приглядеть, — она говорит спокойно, не задумываясь, словно заранее заготовила речь, где каждое слово — вранье. И настроение падает ниже плинтуса. Хочется зарыться под одеяло и ничего не делать. Но жалеть себя — последнее дело. И пусть мне обидно и хочется реветь сутки напролет, я постараюсь справится. И шопинг — самое действенное средство. Все-таки все мои вещи остались или у Марины, или у Леськи.

— Мне нужно забрать свои вещи, — говорю, не смотря на подругу. Не могу. Что-то мешает заглянуть в ее зеленые глаза.

— И прикупить что-нибудь новенькое, — хмыкает Леська, словно прочитав мои мысли. — Теперь тебе нужно соответствовать, подруга. Братец человек публичный, частенько светится на обложках глянца, так что…

— Леся, хватит, — перебиваю подругу. — Просто поехали уже, ладно?

Поднимаюсь резко, на мгновение теряю равновесие, но упираюсь ладонью в стену, переводя дыхание.

Леська подставляет плечо, на которое я благодарно опираюсь. Сажусь на стул.

— Вот я балда, Айка, — сокрушается Леська. — Прости меня нерадивую. Как ты себя чувствуешь?

— Штормит, — отвечаю как недавно Лексу. — Но жить буду.

— Алекс знает?

Киваю.

— И что говорит?

С губ слетает нервный смешок.

— Леся, я с ним и суток не провела. Что он может говорить? Когда? Нам, знаешь, как-то не до бесед было.

Леська фыркает весело.

— Конечно, вы же молодожены! Только я не въеду, как вы так сразу с места и жениться? На тебя совсем не похоже. Или я чего-то не знаю?

Я лишь пожимаю плечами, затылком упершись в стену. Не знает она, что Лекс и есть тот самый незнакомец из поезда. Не знает, что я боюсь за него. Боюсь стать его уязвимым местом. Боюсь, что уже им стала.

— Айя? — руки Леськи лежат на моих коленях, сама она сидит на корточках напротив, тревожно заглядывая в мое лицо.

— Все хорошо, Леся. Все хорошо.

— Ну да, — фыркает подруга. — Ты уже и словами братца разговариваешь. Когда только спеться успели?

— Семь недель назад, — отвечаю ровно и прыскаю со смеху, наблюдая, как вытягивается лицо подруги, а ее зеленые глаза становятся похожими на два блюдца.

— То есть ты хочешь сказать… — начинает она, но вдруг замирает взглядом на моем еще плоском животе. Поднимается, задумчиво качая головой. Похоже, ей все ясно и без моих признаний и аргументов. — Что ж, теперь ясно, почему Алекс так внезапно сдался.

— Сдался? — хмурюсь, смутно догадываясь, что имеет в виду подруга. — Нет, Леся, ты не права. Лекс не знает, кто отец ребенка. Я не говорила.

— Думаешь, ему нужны твои слова? — она выгибает бровь таким знакомым братовым движением, что не остается никаких сомнений в их родстве.

— А разве нет? Как он может знать обо мне что-то наверняка? Особенно о беременности?

— Алекс может. И поверь, он уже все знает. Или узнает в скором времени, — на ее тонких губах, выкрашенных алой помадой, скользит усмешка. — А ты действительно не знаешь, кто отец? — неожиданно тихо спрашивает Леся.

— Знаю, — отвечаю так, словно подруга спрашивает самую большую глупость. — Мой муж.

Никогда не видела Леську такой счастливой. И никогда не думала, что смогу ее за это возненавидеть. А я оказываюсь на грани, когда мы выходим из пятого бутика одежды, где Леська умудрилась заставить меня перемерить едва ли не всю коллекцию летних платьев. Сама же она попутно «грабила» детские магазины, сметая с прилавков пинетки, распашонки, ползунки и полностью игнорируя мои увещевания о том, что покупать вещи еще не родившемуся ребенку — плохая примета.

— А мы не верим в приметы, — отмахивается она в очередной раз, застыв перед витриной с детской кроваткой.

— Нет, нет и нет! — протестую я, уволакивая Леську куда подальше. — Во-первых, кроватку я буду покупать сама, — ловлю на себе насмешливый взгляд подруги, говорящий мне, что я сама наивность. Ну и пусть. В конце концов, у меня есть муж, а у малыша или малышки папа, вот пусть он и озадачивается покупкой мебели, а не будущая крестная, которая едва ли не сама напросилась на эту почетную роль. А с другой стороны, кто как не она. Других близких подруг у меня нет, да и вообще близких, кроме Леськи и ее брата. Впрочем, о последнем думать не стоит. С тех пор, как он уехал — ни разу не позвонил не то что мне, даже сестре. Пропал, растворился, как и не было. И только запах, въевшийся в кожу, да колечко на безымянном пальце говорили, что этот мужчина — не вымысел.

— А во-вторых?

Смотрю озадаченно на явно смеющуюся надо мной подругу. Похоже, я сильно увлеклась собственными мыслями и потеряла нить разговора.

— Ты сказала, что, во-первых, будешь покупать кроватку сама, в чем я сильно сомневаюсь, потому что когда Алекс осознает всю глобальность сего знаменательного события, — стреляет глазками на мой живот, — он будет не так переборчив, как я.

— Леся, — протягиваю с улыбкой я, вдруг живо представив себе носящегося по торговому центру Лекса, обвешанного пакетами с покупками. Да уж, картинка еще та. И вдруг так сильно захотелось увидеть это воочию, что пришлось тряхнуть волосами, отгоняя видения.

— Ты в порядке?

Киваю, подхватывая Леську под руку, и утягиваю в ближайшее кафе.

Мы устраиваемся за столиком на небольшом балкончике, где тихо и уютно. Леська делает заказ, а я просто смотрю вокруг: мимо проходит молодая парочка, на ходу целуясь и хохоча; на эскалаторе вверх поднимается женщина с мальчишкой, перепрыгивающим через ступеньки. А вот из бутика мужской одежды рядом с кафе выходит высокий брюнет, поправляя явно только купленный пиджак, вот он замирает, оборачивается, кем-то окликнутый, и я перестаю дышать. Мир сужается до одного-единственного взгляда, цепкого, оценивающего. Взгляда, что преследует в ночных кошмарах. Руки холодеют, и все тело застывает восковой фигурой. А я не могу отвернуться. Сделать вдох не могу, потому что ночной кошмар вдруг обрел реальность. Невозможную, страшную, жуткую. Неужели я сошла с ума?

Зажмуриваюсь что есть силы, отсчитывая удары сердца. Уговариваю себя, что мне показалось, что я просто переутомилась, отсюда и странные видения. Глупости. Мертвецы не оживают. Не оживают. Я распахиваю глаза, чтобы увидеть, как мой ночной кошмар двигается прямо к нашему столику.

11

Конец апреля.

Когда Айя сказала о договоре, Алекс живо представил, как сломает шею ее матери. Как его пальцы обхватывают хрупкое горло. Как в голубых глазах плещется страх. А его пальцы сжимаются все крепче, пока не перестает биться пульс. И это видение было настолько осязаемым, что он поспешил убраться подальше от Синеглазки. Боялся испугать. Не хотел, чтобы она поняла, о чем он думает. Леська все поняла без слов — научилась за столько лет их непростой жизни. Пообещала все уладить и присмотреть за Айей. А ему нужно было подумать.