Азеф

Судя по всему, Азеф всерьез решил, что в России все меняется. И он мог гордиться: он эти перемены приблизил. Очень странными и морально уязвимыми способами, но… Только вот дождется ли он от кого-нибудь благодарности?

Нет, продолжать прежнюю игру было опасно. Если от Ратаева еще можно было ожидать какой-то защиты, то Рачковский сдаст его с потрохами. Да и где будет через пару месяцев сам Рачковский?

Подобным образом, вероятно, в октябре 1905 года и рассуждал Азеф.

Итак, ни террора, ни «провокации» в последние два с половиной месяца 1905 года не было.

Что же происходило в России — и чем же занимался Азеф?

Сначала эйфория по поводу конституции плавно перешла в новую волну еврейских погромов. Причем эти погромы, в отличие от Кишиневского, действительно в очень большой степени организовывались властями и полицией. Непосредственно этим занимался (скорее всего, с ведома, если не по прямому поручению Рачковского) чиновник Департамента полиции М. Е. Комиссаров (закончивший свои дни резидентом советской внешней разведки).

Потом, 8–22 декабря, вспыхнуло Московское вооруженное восстание, в котором ярко проявили себя эсеровские дружинники. На подавление его в Москву был отправлен Семеновский полк. Боевая дружина А. Н. Петерсона по поручению ЦК должна была взорвать два железнодорожных моста и парализовать движение между столицами. Но взрывники попали в засаду и еле ушли от ареста. Впоследствии подозрение, совершенно необоснованно, пало на Азефа. Обвиняли его и в содействии Рачковскому, который в декабре 1905 года был командирован в Первопрестольную наводить порядок.

Все это неправда. В конце 1905 года Азеф занимался в первую очередь личными делами. Все руководство ПСР, воспользовавшись амнистией, возвращалось в Россию. Точнее, в автономную Финляндию, с октября 1905-го получившую внутреннее самоуправление: местная полиция откровенно саботировала приказы о преследовании революционеров. Вместе с Черновым и другими переезжал и Азеф.

Любовь Григорьевна давно неуютно чувствовала себя в Париже. Конечно, лучше, чем в Москве. Жила она (как мы уже писали) в бедности, но зато была занята «делом» — партийной работой. Она считалась секретарем заграничного комитета. Роль ее описывают по-разному. Х. Липин, к примеру, говорил вот что:

«Все партийные люди, которые приезжали сюда, все они проходили через руки жены Азефа… Все явки, рекомендации и т. п., за всем этим должны были являться к ней, так как все это проходило через нее. И должен сказать, что, несмотря на то, что у нее больших умений и способностей нет, она умела держать их в своих руках» ^[173] .

По другим показаниям, Любовь Азеф «заведовала чисто черной, так сказать, работой в Париже» — в основном отправкой в Россию пропагандистской литературы. У нее была репутация человека «в практическом отношении очень энергичного и преданного работе», привлекающего молодежь своей искренностью, но «теоретически слабого» ^[174] , «недалекого» ^[175] .

173

ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Ед. хр. 127. Л. 46.

174

Там же. Ед. хр. 130. Л. 123.

175

Там же. Ед. хр. 128. Л. 166.

Так или иначе, жену Азефа эта работа не устраивала — она рвалась в Россию. «Евгений» (жена называла его так — полным именем, без сокращений) отвечал: «Что ж, поезжай, но тогда я останусь, потому что у нас двое детей, нельзя же нам обоим погибать» ^[176] .

И вот парижская жизнь закончилась. Вся семья Азеф переезжает в Финляндию.

Перед отъездом из Парижа Азеф посетил Ратаева и сообщил ему, что «раскрыт» и потому полиции больше быть полезен не может. В это же время на партийных собраниях он настаивал на том, что Боевую организацию следует свернуть не на время, а окончательно.

176

Там же. Л. 172.

Никогда Азеф не был так близок к «выходу из игры».

А что дальше? Легальная политика? Депутатство? Или эмиграция — в Америку, в Новую Зеландию, куда угодно… Он иногда говорил об этом Любови Григорьевне. Или — просто возвращение к профессии инженера? Можно будет опять завести свое дело, как в 1902 году. Что-то он за эти два года успел накопить. Надо, конечно, как-то объяснить происхождение этих накоплений близким…

А там — будущее рассудит революционера Азефа, который боролся с самодержавием не совсем тривиальными способами, но боролся же, и успешно! Лучше, конечно, взорвать охранное отделение, чтобы ничего не пришлось объяснять.

Можно предположить, что примерно эти мысли мелькали в голове Азефа в октябре. Но к декабрю, когда в Финляндии собрался первый съезд ПСР, ситуация в России опять резко изменилась.

Съезд начали готовить еще до Московского восстания. 5 декабря в Москве состоялось заседание с участием командированных из Петербурга Чернова и Азефа. Решено было провести съезд в ближайшие дни. Подготовку возложили на организационное бюро, в которое вошли Аргунов, Рубанович, Гоц-младший и др. Члены этого оргбюро посещали территориальные организации и «рекомендовали» им направить на съезд тех или иных делегатов. В итоге, по подсчетам лидеров партии, были представлены, так или иначе, 51 из 75 имевшихся в наличии организаций (хотя по данным современных историков, эсеровских организаций было гораздо больше: 7 областных, 49 губернских, 118 городских и уездных групп). Из-за Московского восстания это несколько затянулось, но к 29 декабря всё было готово, и депутаты собрались в Финляндии.

Место проведения съезда до последнего момента держалось в тайне даже от уполномоченных ЦК. Делегаты являлись в Петербург, потом их отправляли в контору финского сепаратиста Фурухельма в Выборге. Оттуда всех посылали на Иматру (четыре часа езды по железной дороге), а в Иматре верные люди направляли всех в «Отель туриста», принадлежавший другому сепаратисту, Уно Сирениусу, и давно использовавшийся эсерами в качестве явки. (Явку эту Азеф потом выдал, но об этом — ниже.)

На съезде возникла бурная дискуссия, в которой Азеф участия практически не принимал. Спорили и по аграрной программе (требовать ли немедленной национализации земли), и о том, переходить ли на легальные рельсы. Чернов, как лидер партии (Михаил Гоц находился в Ницце и приехать в Италию не мог из-за прогрессировавшей болезни), пытался занять «среднюю позицию».

В конце концов, сторонники легальности и отказа от насилия (Пешехонов, Мякотин, Николай Анненский) покинули съезд и основали Трудовую народно-социалистическую партию, участвовавшую (в отличие от ПСР) в выборах в 1-ю Государственную думу. Азеф остался с большинством.

Почему? Ведь это противоречило его совсем недавним высказываниям.

А что бы он делал в легальной «лейбористской» партии и в Думе, он, человек, умеющий в политике одно — мастерски организовывать убийства? И человек, на которого в полицейском управлении горы компромата, и какого компромата?

Нет, у Азефа было два пути: либо возобновление игры, либо — работа инженером в Новой Зеландии. Он выбрал игру.

Замороженная осенью Боевая организация была восстановлена в прежнем составе. Теперь в ней состояло 30 человек. Савинков считал, что это перебор, но Азеф настаивал: все люди надежные. Две группы направились, как прежде, в две столицы.

В Петербурге было намечено убийство Петра Николаевича Дурново, нового (с 22 октября 1905 года) министра внутренних дел. Эта должность не являлась уже такой значительной, как прежде. До 1905 года в России не было правительства как единого целого: работу министров координировал лично государь. Но теперь появился председатель Совета министров, премьер — именно он, а не министр внутренних дел был вторым человеком в стране. Премьером назначен Витте, а министром внутренних дел — Дурново. Первый воплощал реформаторские силы во власти, второй — силы реакции. На самом деле, по свидетельству знающих людей, большого различия в их взглядах не было. Но Витте был умен и циничен, а Дурново — простодушен. Его трудно было назвать серьезным государственным деятелем. Карьера его в свое время застопорилась при опереточных обстоятельствах: будучи директором Департамента полиции, он делил любовницу с бразильским послом и однажды учинил обыск у своего соперника, спровоцировав международный скандал. Он был «вечным» товарищем министра — и вот наконец дождался своего часа. В 60 лет он по-прежнему любил то, что называют чувственными удовольствиями, и едва ли обладал стойкими политическими убеждениями. За «реакционность» в его случае принимали старомодно-авторитарные манеры.

В Москве жертвой был избран Федор Васильевич Дубасов, новый генерал-губернатор, старый моряк, суровыми средствами подавивший Декабрьское восстание.

Петербургским проектом должен был руководить сам Азеф с помощью Савинкова и Изота Сазонова — старшего брата Егора, только что примкнувшего к Боевой организации. «Холуи»-наблюдатели (всего восемь человек: Трегубов, Павлов, Абрам Гоц, Кудрявцев, Петр Иванов, Смирнов, Пискарев и Горинсон) делились на две группы. Одной ведал Сазонов, другой Савинков, и оба находились в контакте с Азефом. Московской наблюдательной группой (братья Вноровские, Шиллеров) полностью заведовал Савинков.