Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Едва забрезжило голубое утро сквозь жалюзи, как Герасим встал с постели и вышел в маленький дворик, похожий на сад. Он решил прогуляться до озера.

Навстречу уже шел оттуда Ленин с полотенцем через плечо.

— Купаться? — приветливо улыбнулся ему Владимир Ильич. — Хорошо освежиться…

Утро, насквозь пронизанное лучами встающего солнца, его теплом, словно бы предвещало, что и весь день будет заполнен бодрящим оживлением, связанным с приготовлением делегатов к переезду в Бельгию, где намечено открытие съезда.

Кажется, это было вчера. Мишенев перебирал в уме свои первые

знакомства в Уфе. Свидерский, Цюрупа и Крохмаль — служащие губернской земской управы, доктор Плаксин, супруги Горденины и Покровские, высланные за участие в социал-демократическом движении. Они имели связи с Центром и за границей. Нелегальная литература, поступавшая из Женевы, вызывала полезные споры.

В небольшой холостяцкой квартире Крохмаля, заставленной шкафами с книгами, собрались почти все уфимские марксисты.

— Наш товарищ с Бакальских рудников, — представил его Крохмаль.

— Мы очень мало знаем о рудничных рабочих, а знать надо, — сказал Александр Цюрупа. Восточного типа лицо его было чисто выбрито, острые глаза, смотревшие сквозь очки в аккуратной оправе, внушали и уважение, и робость.

— Нам надо знать, друзья, Усть-Катав, Миньяр, Златоуст — очаги революционного пожара… — снова послышался голос Цюрупы.

— Именно тут, — подхватил его мысль Крохмаль, — р-рабочие и поднимут свой голос. Уже есть и предвестник — стачка на казенных заводах. Листовки златоустовских рабочих п-предсказывают бурю!

Виктор Николаевич Крохмаль немного заикался. Он имел почтенную внешность. В тот день на нем был нанковый костюм соломенного цвета, придающий ему особую интеллигентность.

— Дошла ли листовка до рудокопов? — спросил Крохмаль у Мишенева.

— Читали!

— Листовка златоустовцев — п-порох, товарищи! Побольше бы такого п-пороху, и мы добьемся в-взрыва. Важно п-поднять на борьбу рабочих Урала.

Естественник по образованию, Виктор Николаевич работал в земском статистическом бюро и, как статистик, с большой похвалой отозвался о книге «Развитие капитализма в России», полученной из Центра.

— Обилие аргументов делает этот труд оружием в политической борьбе с народничеством и самодержавием. Ильин подводит к глубоким в-выводам. Он оперирует фактами и цифрами. Я уверен: будет в-восходящим светилом русского марксизма…

— Позвольте, а Плеханов, Георгий Валентинович Плеханов? — остановил Крохмаля Свидерский, хотя тоже был покорен научной основательностью книги Ильина. Но тщеславный Виктор Николаевич продолжал развивать свою мысль. Его выслушали со вниманием. И тогда Мишенев поинтересовался:

— Кто он, Ильин?

— Говорят, петербуржец, — отозвался Свидерский и добавил: — Если Маркс превратил социализм из утопии в науку, то Ильин, — он сделал ударение, — дает нам, русским социал-демократам, пример того, как нужно и необходимо практически применять в условиях России разработанную теорию Маркса…

Сергей Горденин, в прошлом студент Военно-медицинской академии, высланный из Петербурга за участие в двух демонстрациях, слушая друзей, все больше удивлялся: вроде бы знал столичных марксистов, но автора книги «Развитие капитализма в России» назвать не мог.

— Думается, не столь уж важно знать, кто он, этот Ильин, к-куда важнее отметить: н-нашему полку п-прибыло, — успокоил Горденина Крохмаль. — В книге п-правильно охарактеризована и горная промышленность и верно п-показано состояние рабочих Урала… Я смею это заверить.

…В тот вечер уфимские товарищи посоветовали Мишеневу перебраться в губернский город. Он согласился. Открывалась возможность продолжить

учебу в учительском институте. И когда поделился заветной мечтой с Сергеем Гордениным, тот одобрил. Казань в те годы была заметным центром социал-демократического движения в России. Герасим успешно сдал экзамен. В этом городе судьба свела его с Конрадом Газенбушем, руководившим марксистским кружком студентов. Они поддержали забастовавших рабочих типографии Петрова в 1898 году и участвовали в маевке. Приподнятое настроение, какое охватило его тогда, он испытывал и позднее — в дни успеха деятельности революционного подполья. Но начались аресты. Газенбуша выслали в Уфу. Полиция могла нагрянуть и к нему. Надо было на что-то решиться. А тут еще горькие вести из Покровки: умер брат, тяжело заболел отец.

Старший Мишенев всегда говорил, что Герасим — человек с большими задатками, употребит свои знания впрок, пойдет далеко, и всячески поддерживал его учебу.

Выбор пал на Мензелинск. В январе 1899 года Мишенев покинул Казань. На руки ему выдали свидетельство: «Обучался при очень хорошем поведении… уволен из института за невзнос платы за право обучения и содержания его в институте по прошению». Нет худа без добра. Он устроился работать агентом губернского земства по страхованию. Небольшой степной городишко стал светлой страницей в его биографии. Мишенев сошелся здесь с нижегородским мещанином Яковом Степановичем Пятибратовым, супругами Николаем Николаевичем и Марией Казимировной Покровскими, отбывавшими ссылку. Встретился и с Анютой. Вскоре они поженились. Поручителем при бракосочетании был Пятибратов — приятель революционера Петра Заломова. Яков встречался и с Лениным на совещании социал-демократов в Нижнем Новгороде. Об этой встрече он рассказывал Мишеневу. С того памятного 1901 года и запомнилось Герасиму имя Владимира Ильича. Скажи ему кто-нибудь тогда, что через два года встретится с Лениным в Женеве, усмехнулся бы, не поверил.

…Мишенев не знал, сколько времени он провел у озера, но чувствовал, что порядком засиделся. На глаза ему попадались делегаты, которых успел узнать. С того утра, когда приехал в Женеву, незаметно пролетела неделя. Выйдя с маленьким саквояжем из мрачного вокзала на площадь Корнаван, он пересек небольшой скверик с подстриженным кустарником. После шумного Берлина Женева показалась тихой, спокойной.

Площадь окружали высокие дома с черепичными, крутыми крышами. На карнизах большими буквами были указаны названия отелей.

Вдоль тротуара стояли экипажи. Холеные лошади в нарядной сбруе, с выгнутыми шеями, напоминали цирковых. Вниз уходила прямая улица. В просветы виднелись купы могучих каштанов и волнистая линия гор.

Герасим слабо себе представлял маршрут, о котором ему говорил Петр Ананьевич. Он вслушивался в непонятный говор без всякой надежды уловить русскую речь, и вдруг до него донеслись слова на родном языке: «Извиняюсь, вы — русские?» — «Да».

Герасим поспешил, боясь в толпе потерять этот счастливый компас.

Двое мужчин, одетых в элегантные европейские костюмы, обернулись. В одном из них Мишенев узнал спутника, с которым ехал в рыдване Петруся.

— Впервые в Женеве? — спросил Герасима смуглолицый, в кругленьких очках. — В каком отеле намерены остановиться?

Это был Сергей Гусев, встречавший делегатов на вокзале. Храбрый, бесстрашный человек. Он организовал стачку, провел демонстрацию в Ростове-на-Дону и тут же выехал за границу на съезд.

Назвать отель Герасим не мог. Вспомнил, что ему нужно явиться в пансион мадам Морар на площади Плен Де-Пале.

Поделиться с друзьями: