Азиатский аэролит. Тунгусские тайны. Том I

Сорокин тронулся с места и направился вдоль гавани, минуя пакгаузы, в бухту, где стояли на якоре шхуны.

Через полчаса, обливаясь потом и проклиная в душе все на свете, начиная с палящего солнца и кончая днем своего рождения, он увидел наконец на рейде, среди леса мачт и парусов, голубую «Атлантиду». Шхуна лениво покачивалась на синей, спокойной поверхности океана.

Взял лодку. Подплыл к «Атлантиде». В сотне метров поднялся на ноги, крикнул, составив рупором ладони, вахтенному:

— Эй, ты, мистер, соленая душа, капитан где будет?

Вахтенный лениво посмотрел в сторону лодки, смачно сплюнул и затем безразлично ответил:

— А тебе, обезьяна, он зачем?

— В кости поиграть приехал. Нужен, раз спрашиваю.

Матрос снова помолчал, перегнулся через борт, будто высматривая что-то на поверхности воды, а затем, выдержав паузу и словно вспомнив, что ему задан вопрос, вяло бросил:

— На берегу.

— Без папаши твоего знаю, что на берегу. Где именно?

— Наверное, в «Золотом олене», или во «Встрече друзей». А может, и в «Пятнистой собаке». — И через минуту матрос уверенно добавил: — Найдешь, коли охота. Спросишь Блондинчика Билла — любой ребенок покажет.

Сорокин приказал повернуть лодку к берегу, снова проклиная все на свете. В первую очередь Блондинчика Билла.

Лишь к вечеру он нашел капитана «Атлантиды» в дансинге «Синяя волна». Статный капитан в белом, тщательно отутюженном моряцком костюме, который красиво и плотно облегал его крепкую фигуру, вдохновенно танцевал фокстрот с черноволосой девушкой.

Добросовестно дотанцевав последнее па, капитан вежливо отвел девушку на место и тогда только подошел к Сорокину. Тот отвел его в темный угол и шепотом рассказал о своем деле. Билл свел воедино выжженные солнцем брови и, помолчав немного, спросил с легким удивлением:

— А какого вам черта, мистер, так захотелось в Лощину трех кряжей, да еще в такое время? Впрочем, дело ваше, вопрос лишь, сколько? — Капитан подумал еще с минуту и договорил спокойно и весело: — Тысячу долларов и не меньше, мистер.

* * *

Тропа с каждым километром становилась все более угрожающей. Топи, скрытые багульником и ерником, все ширились, и приходилось осторожно обходить зеленые страшные полосы. Легкий туман фантастически мерцающим призраком колыхался над трясинами.

Лючетан вел перед уверенно и смело, заранее чувствуя опасные места. Вскоре все убедились, что без него в это время экспедиция вряд ли выбралась бы отсюда. Тунгус вел их такими зарослями, что без пальмы [5] продраться сквозь них было невозможно. Он владел пальмой, как виртуоз, одним махом рассекая густые ветви. Но пальма мало помогала. Лошади часто застревали между деревьями, и тогда от вьюков только клочья летели. Все чаще бросались в глаза вывернутые с корнем деревья, никак не напоминавшие таежный бурелом. Как ни странно, поваленные деревья лежали вершинами в одну сторону. Дальше вверх по стремительной Маките, притоку Чамбы, таежные проплешины начали попадаться одна за другой.

5

Длинный острый меч (Прим. авт.).

Экспедиция шла молча, не обмениваясь ни словом, устремляя мысли в Страну мертвого леса.

Когда лучи солнца разогнали туман, вдали на востоке показался двуглавый хребет, закрывавший собой проход ущелья. На нем, казалось, не было никакой растительности. Но тунгус приложил ладонь к глазам, пристально всмотрелся и глухо сказал, помотав головой:

— Там не надо ходить… Тайга.

Горский взял бинокль. Тунгус не соврал. На хребте была тайга, но она лежала, поваленная страшной космической силой. Профессор повернулся к тунгусу.

— Куда же?

Лючетан махнул рукой в сторону и без слов свернул в густую заросшую седловину, яростно размахивая пальмой. Казалось, зарослям не будет конца. Кони окончательно выбились из сил.

Но неожиданно впереди заблестели светлые полосы, чуть дальше они расширились и затем широко, как занавес, разошлись в стороны.

Все ошеломленно остановились, рассматривая странный пейзаж.

Так вот она, легендарная, сотканная из сказок и причудливых легенд Страна мертвого леса, резиденция страшного «бога огня Огды»!

На десяток километров, насколько хватал глаз, до самых неровных коричневых хребтов, сжимавших с двух сторон равнину, безжизненно лежала выкорчеванная неслыханным ураганом тайга. Сожженные, почерневшие деревья образовали плотный помост. Сплетясь черными ветвями, они по какой-то неведомой закономерности указывали верхушками в одну сторону. Над гигантским пожарищем висел ужасный покой. В небе не было видно было ни единой птицы. Ни одно движение не нарушало страшную тишину. Слышно было, как бьется сердце и гудит в висках.

И внезапно молчание нарушил тунгус. Он тихо, с ужасом прошептал:

— Ой, чудо, чудо, как валил! Кончал… Всю тайгу — кончал…

Для него наступил решительный, переломный момент: идти вперед по мертвым деревьям, лежащим на земле, словно трупы, дальше в страну могучего Огды — или повернуть назад и с молитвой бежать прочь от страшного места? Он размышлял с минуту, не более. Увидел — смело шагнул вперед высокий белый человек, а за ним, как за вождем, потянулись все его товарищи.

Победило любопытство, что бывает порой сильнее и отважней храбрости. Тунгус опасливо, не чувствуя под собой ног, двинулся вслед за экспедицией. Сердце его бешено колотилось в груди: он нарушил священное табу.

Страна мертвого леса молчаливо, мертвым спокойствием встретила отважных и неутомимых пришельцев.

* * *

Десятые сутки разведывательный отряд Всесибирско-го платинового треста во главе с инженером Люром пробирался по непроходимым дебрям Якутии.

Вел отряд высоченный и очень худой мужчина-скелет по фамилии Трудлер, вел сквозь такую чаще, что временами члены отряда, закаленные в суровой борьбе, с детства знакомые с жизнью в тайге, думали, что им вот-вот настанет конец.

Трудлер вел их в Туруханский край — ни разу не взглянув по пути на компас.

Отряд составил Люр, набрав одних отчаянных храбрецов и головорезов; в тресте никто ему не перечил — в разведывательную экспедицию никто другой не пошел бы. Потому-то в приказе об отправке отряда (на поиски новых месторождений золота и платины) не были даже указаны фамилии рабочих. Больше того, никто не знал, кто такой сам Трудлер.

В тайге это было излишним: никто таким вопросом не задавался. Аборигены тайги привыкли к тому, что у каждого есть свои личные, быть может, страшные и кровавые тайны.