Азимут «Уральского следопыта»
Шрифт:
Его крутые брови сдвинулись к переносице:
— Я тебе так отвечу: наш закон, государственный закон, на стороне тех, кто стремится к гармонии, то есть к лучшему. Значит, речь должна идти только о своевременном пресечении тех, кто нарушает или обходит закон. Не вижу повода для пессимизма.
Вспомнился мне после этого разговора случай с надымской кедрово-лиственничной рощицей. Это зеленое воинство веками вело борьбу с мертвым песчаником и вечной мерзлотой и к приходу освоителей занимало значительную часть территории, отведенной под городское строительство. В первые месяцы освоения, когда техника хлынула на стройку в неслыханном количестве, невозможно было уследить, кто и с какой стороны въезжал в скромный лесок, чьи автомобили и вездеходы сносили под корень деревья
Года через два над головой зеленого друга нависла еще большая угроза. Оказалось, по проекту лес должен уступить место железобетонному микрорайону. Надым возмутился всем миром. Полетели письма в окружком, облисполком и обком партии. Под нажимом общественности, несмотря на непредусмотренные затраты, головной институт вынужден был пересмотреть свои решения. В новом проекте зеленый массив стал центром, вокруг которого формируется ожерелье жилых микрорайонов.
Эксперимент удался, и все же…
Комплекс «Надым — Медвежье» специалисты нарекли стройкой экспериментальной. Здесь проходили серьезное полярное испытание люди, механизмы, стройматериалы, новые архитектурные решения, зарубежные и отечественные трубы для газопроводов небывалой пропускной способности, уникальные установки комплексной подготовки газа, методы строительства, монтажа и технологии бурения сверхмощных скважин… Список первопроходческого эксперимента можно было бы продолжать до бесконечности. Но суть не в том. Для чего, для каких целей нужен был этот глобальный эксперимент? Конечно же, для будущего, для дальнейшего продвижения человека в глубины арктических широт. С учетом надымского опыта это продолжение должно было стать более уверенным, планомерным, рентабельным, культурным и, если хотите, более нравственным. Надо сказать, что будущее освоителей не заставило долго ждать. К началу 1975 года на Медвежьем все еще продолжалась битва за большой газ, а первый десант буровиков и строителей уже отбыл на Уренгойскую площадь.
В ноябре 1977 года я прилетел в Ягельное. Название этого поселка не значилось на географических картах, но в прессе уже широко рекламировалось как место, где закладывается фундамент очередного бастиона ямальских газодобытчиков — города Новый Уренгой.
В Ягельном я встретил многих старых знакомых по Надыму и Пангодам: они стали кузницей северных кадров.
Вид Ягельного меня озадачил. Со дня высадки первого десанта минуло без малого три года, но где же капитальные дома — каменные вехи нового города? Деревянная гостиница, деревянные жилые двухэтажки внушительных размеров… Или опыт надымских стратегов признан ошибочным?
В гостинице я встретился с заместителем начальника Главтюменьнефтегазстроя Юрием Александровичем Струбцовым. В Надыме он был главным инженером строительного треста, потом возглавил его, позднее был приглашен в главк и теперь курировал уренгойскую стройку. Он был и одним из инициаторов идеи чистого города, без времянок.
— Выходит, опыт Надыма — насмарку? — спросил я не без иронии.
— Выходит, так, — ответил он. — Но лично я считаю такое забвение — ошибкой. Это шаг назад по сравнению с тем, что было у нас в Надыме. Вспомните, ведь мы бедствовали только год. Но зато потом жили в капитальных домах, учили детей в школе, какой позавидуют и на Большой земле.
— Может быть, возвращение к деревяшкам продиктовано заботой о людях? — предположил я.
Но он отрубил:
— Иллюзии! Поймите, это не выход из положения. Наоборот, тормоз. Мы растрачиваем силы на строительство двенадцатиквартирных домов и стоместных общежитий, хотя очевидно, что они не решат жилищной проблемы. Значит, мы убиваем время. Это, повторяю, очевидно, если не закрывать глаза…
— Так в чем же дело?
— В несогласованности, — подумав, сказал Струбцов. — Необходима организация, которая бы анализировала и обобщала весь накопленный нами
опыт и на этой основе формировала единую стратегию освоения.Вечером в тесной конторке ПМК-9 я разговорился с молодым, по уже главным инженером Беленко. Он тоже начинал в Надыме, был рабочим, потом механиком участка. Уренгой поманил его небывалым размахом.
— Я целиком и полностью согласен со Струбцовым, — признался он. — Точная позиция. Я везде бывал — в Сургуте, Нефтеюганске, Нижневартовске, Урае. Положа руку на сердце скажу: Надым — самый элегантный из всех наших северных городов. Он достоин подражания.
Да, Надым достоин подражания. Что бы ни строилось в нем — все как бы несло на себе печать нового качества. Если дома, то с улучшенной планировкой, если детские сады, то с повышенным комфортом, школы — по последнему слову; оформление детских площадок, залов столовых, кафе, гостиниц — в лучших традициях современного дизайна. Надым построил первый в Тюменской области широкоформатный кинотеатр, получил лучшую в стране плавучую электростанцию «Северное сияние-5», смонтировал крупнейшие в Западной Сибири очистные сооружения… А если еще учесть, что здесь вырос самый мощный в стране газодобывающий комплекс, что здесь впервые стали строить мосты с помощью вертолетов, впервые внедрили поточный метод монтажа магистральных газопроводов…
Нет, опыт Надыма надо было поддержать, распространить.
Утверждение парадокса
Мой сосед по номеру (он прибыл в Ягельное из Москвы) долго смотрел в окно, разглядывая с состраданием неуютный дикий пейзаж: излучину реки, одинокую черную лиственницу. Потом отвернулся от окна, полистал нехотя замусоленный «Огонек» и обронил задумчиво:
— Согласитесь, уважаемый, ведь в том, что мы строим здесь города, есть определенный исторический парадокс.
— Парадокс? — Я не скрыл удивления. — Вы говорите парадокс, в то время как уже наполовину построен Надым и заложены фундаменты Нового Уренгоя? Не парадоксально ли само по себе ваше высказывание?
— Отнюдь, — возразил он. — Исторически город возникал обычно там, где людям было выгодно иметь и сподручно строить город — на берегах морей и судоходных рек, на скрещении караванных путей, вдоль крупных дорог. Место для города выбиралось с таким расчетом, чтобы было вдоволь строительного материала — глины, камня, дерева. А что мы имеем здесь, в Ягельном, или даже в Надыме? Ничего! Только река, да и та работает четыре месяца в году. Для меня, признаться, загадка, как вообще удалось защитить города в сих географических точках. Каковы обоснования, каковы аргументы?
— А что бы вы предложили взамен? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Не знаю… Но, вероятно, можно найти какие-то более рентабельные формы освоения. В конце концов, месторождения исчерпаемы. И если заглянуть чуть подальше в будущее, кому будут нужны плоды наших героических усилий и творческих мук? Не ждет ли эти города судьба египетских пирамид?
— Вы опоздали в своих опасениях лет на десять как минимум, — усмехнулся я. — Они уже высказывались и даже в такой же формулировке.
…Не так давно я заглянул в кабинет директора производственного объединения Надымгазпром Владислава Владимировича Стрижова. В кабинете, на высокой тумбе увидел… камень. Удивился я и спрашиваю:
— Для чего это вы водрузили глыбу на пьедестал?
Стрижов этак хитровато прищурился и отвечает:
— А для того, чтобы каждый, кто заходит в мой кабинет, спрашивал, для чего я это сделал.
Как выяснилось, при бурении артезианской скважины на берегу Надыма геологи наткнулись на каменный пласт на глубине всего лишь три метра. А ведь считалось, что в районе Надыма нет камня. То же самое — с глиной. Оказывается, есть и глина в надымской округе. Беда в том, что не было проведено достаточно тщательных изысканий. А в результате такое удорожание строительства, когда стоимость одного кирпича подпрыгивала до рубля! Стрижов считает, что если бы изыскания были проведены своевременно, то в проект можно было бы сразу же заложить крупную базу строй-индустрии.