Азм есмь царь
Шрифт:
— Кажется, история их совсем не учит? Что ж это печально… — устало вздохнул. — Оставить подобную дерзость без ответа мы просто не можем. Самуэль! — как только он появился в кабинете, я продолжил. — Всех окситанцев выслать на родину. Имущество, счета и прочие активы в пределах империи, конфисковать! — быстро всё записывая помощник лишь понятливо прикрывал глаза на долю секунды, соглашаясь с каждым словом своего суверена.
— Хотели льгот и фривольной торговли? — мои глаза недобро сверкнули холода. — А получат торговую блокаду. Алемания совсем страх потеряла, так что стоит их немного осадить. Их страна всё равно лишь небольшая часть от рынка. — секундная пауза. — Стоит увеличить финансирование контрразведки
— А вам Татарский мы выпишем премию, работайте и дальше столь же усердно. — сухо произнёс слова благодарности, лаконичным кивком указываю на выход.
Как только Властимир Жанович покинул пределы монаршего кабинета, я задумчиво хмыкнул.
— Что думаешь о Татарском? — скупо интересуюсь у Самуэля.
— На хорошем счету у тайной канцелярии. Безукоризненная и кристально чистая репутация. Даже слишком… — Самуэль сделал паузу словно пытаясь что-то припомнить. — Родился и вырос в Подлесье. Выходец из полабско-ляхской семьи разорившихся шляхтичей. — продолжил дьяк. — В симпатиях к сепаратизму замечен не был, но одно время состоял в театральном кружке, коим руководил ныне покойный анархист Ян Вишневский.
— Это который откусил свой язык, не желая сдаваться живым? — тут же припомнил крайне известный случай «протеста», Самуэль тут же кивнул.
— Значит, возьмём на заметку. — скупо киваю. — А то не нравится мне он. Да и всё это пахнет слишком уж скверно. — глаза вновь налились былыми красками жизни, а недавний хлад исчез без следа. — Так что придержи пока все санкции на Алеманию. Но на неделе, чтобы вся документация была на подпись! — Самуэль вновь кивнул. — А что скажешь про всю операцию в целом? — всё так же спокойно интересуюсь у дьяка.
— Слишком уж это удачно произошло для нашего генерала. — сухо заметил Самуэль. — Уж не мог ли это быть намеренный слив? Заручиться вашим доверием и немного продвинуться ввысь. А затем нанести смертельный удар в самое сердце империи и одним ударом обезглавить её. — он на секунду замолчал. — Но это если только господин Татарский изменник. Впрочем, это может быть, напротив, попытка избавиться от верного вам генерала, дабы мы начали сомневаться во всех. Сомнение, поиски внутренних врагов и закономерные чистки! Это мало кого сделало сильней. Так что диверсия такого рода так же имеет место.
— Сейчас ты не помогаешь Самуэль… — я грустно улыбнулся. — Но на заметку мы его всё-таки возьмём, можешь быть свободен. Мне нужно подумать. — тихо произнёс я, вновь бросив взгляд на рояль, стоит прогуляться и подышать свежим воздухом, заодно и проверить, как справляется стража со своими прямыми обязанностями.
Прогуливаясь по совершенно пустому дворцу, я размышлял о любви, ведь ночь идеальное время для грусти.
Любовь жестока и при этом столь соблазнительна. Этим она и подкупает. Она дарует крылья! И так же легко их забирает. Проблема лишь в том, что, взмывая в небесную высь, ты забываешь о земном, но вмиг, лишившись крыльев, ты тут же устремляешься на дно. Разбившись, крайне сложно научиться вновь летать!
Но тут открывается новая грань тебя! Уподобляясь японским мастерам кинцуги, ты покрываешь трещины и шрамы изящной позолотой. Ты никогда не станешь таким же, как прежде. Но это и не нужно. Ведь «трещины» и несовершенства делают нас лучше, как бы парадоксально это ни звучало. В чём ценность нового «горшка»? Да, он красив и по-своему совершенен в своей простоте, но делает ли это «восстановленный» хуже? Отнюдь! Ведь красота есть во всём…
Так и с человеком. Шрамы делают нас только сильней и самую малость странней! «Трещины»
в сердце, напротив, же закаляют. А изящная позолота украшает, то что осталось! Наше «несовершенство» преобразуется в душевную красоту. И неважно что ты сгорел дотла! Последуй примеру феникса и попросту восстань из пепла собственных иллюзий, переживаний, боли и тоски.Прогнав тоску, я вновь приободрился и громко произнёс во тьму.
— Самуэль.
— Государь… — дьяк вышел из тени и уже мало чем напоминал, привычного в повседневной рутине секретаря.
— А где у нас пропадает Гиперион?
— Вы лично отправили его на карательную миссию, дабы проучить зарвавшегося магната. Промышленники забылись, так что пришло время напомнить кто здесь власть! Цитата… — лаконично отозвался Самуэль.
— Добро. Отправь воеводе сообщение, что хочу видеть его сразу после выполнения всех поставленных задач. — дьяк лишь кивнул и вновь растворился в тенях.
Бессарабская Марка
Первые лучи раннего солнца уже активно начинали, пробиваться сквозь тьму, и это играло им на руку! Едва заметно улыбнувшись, Гиперион бросил изучающий взгляд на поместье. Он никогда не понимал подобную самонадеянность и жажду пускать пыль в глаза другим. Но что взять с подобных ничтожеств, неспособных даже выбиться в люди без помощи рода и влияния предков, сделавших когда там, что там! Возможно, они чувствуют себя в безопасности. И такова ошибка любой добычи пока ещё не знающей, что на неё уже объявлена охота. Приговор был подписан, ещё на той неделе, но бюрократия и неспешность административной машины, приводила его в действие только сейчас.
— Скоро рассвет. — прервал размышления воеводы грозный сотник в чёрной папахе и бурке. — Твои воины уже изголодались по славной битве, атаман! — он низко поклонился, ожидая приказа.
— Ты, как всегда, прав Аслан. — Гиперион лишь хмуро кивнул сотнику, скинув с себя шинель и без лишней суеты, передал её адъютанту. — Скоро выступаем.
Аслан хищно улыбнулся и лихо скинул бурку и папаху, играя мышцами, он начал разогреваться, тихо шепнув своим людям готовится. Львиная сотня всегда была гордостью воеводы. Отборные казаки со всей империи, что были вышколены лучшими инструкторами, которых, Гиперион только сумел переманить в своё воинство. Аслана же и вовсе готовил старик синоби ренегат прикреплённым лично царём-батюшкой.
— Аслан…
— Да, атаман? — тут же склонил голову сотник.
— Пленных не брать. — спокойно произнёс воевода. — И не мешайтесь у меня под ногами. — произнёс он уже более сурово, миг и из ножен показался булатный клинок.
Львиная сотня тут же учтиво поклонилась и растворилась во тьме, а Гиперион без какой-либо спешки направился к главному входу с другими сотнями. Он шёл впереди всех и совсем не скрывался, так что они успели перетянуть всё внимание на себя. Из укреплённого поместья тут же выбежали наёмники, иноземцы, пусть их и было больше, но воеводу это ничуть не смущало. Со стен полетели первые залпы сырой магии и первостихий, но казаки оперативно выставили магические щиты и спокойно продолжили двигаться к воротам.
Лаконично отдав приказ открыть огонь, Гиперион хладнокровно наблюдал за тем, как первые ряды иностранных наёмников буквально выкашивало огнём. Но их было слишком много, и вот первые ряды уже начинают теснить. Новый приказ и казаки вступают в ближний бой и последующее магическое противостояние.
Воевода спокойно прорубался вперёд. Всюду сверкали магические всполохи и был слышен лязг оружия. Молодецким ударом зарубив какого-то мавританца, Гиперион со всей силы пнул ногой следующего противника, намеренно освобождая пространство для магического выпада. Залп чистой плазмы выжиг всё живое на сотню метров вперёд, образуя брешь в рядах наёмников.