Азюль

– А ну их, - пояснил тот.
– Борода скучный, все трясется за деньги, а Юра просто глупый и трепет без умолку. Специалист!

Я согласился, да и если меня угощают, то никакого интереса угощают ли еще кого не возникает в моей душе.

Владик оказался серьезным специалистом в немецкой психологии и нам удалось за время знакомства много подчерпнуть из его знаний. Каждый взял по третей бутылке, а он принялся читать нам короткую лекцию по этому вопросу.

– Вот - пиво!
– говорит он, указывая на бутылку. Я внимательно пригляделся и кивнул: это и вправду оказалось при ближайшем рассмотрении пиво.
– Вот пиво. Настоящий немец всегда возьмет ящик. Ему так выгодней. Он потом ящик с бутылками сдаст и деньги за тару получит.

Лично мне совершенно все равно, как там берет пиво немец, даже если он по этому поводу становится настоящим. Владик глубокомысленно отпил из бутылки и продолжил.

– Настоящий немец не пьет воду из под крана, он возьмет ящик минеральной, а потом сдаст посуду.

Нам возразить оказалось совершенно нечего и пришлось брать по четвертой.

– Вот - Андрей - наш друг. Он здесь живет, но не работает. Ему грязная работа не нужна, по черному он тоже работать не хочет. Настоящий немец на черную работу не пойдет.

– А он настоящий?
– поспешил поинтересоваться я.

Владик подумал и покачал головой.

– Нет, пока еще нет, - с серьезным видом оценил он.

Видать в его системе настоящего немца были весьма сложные определения и классификации по стеклотаре и прочим подобным вещам. Подробно интересоваться никто не стал.

Традиционно постучали в дверь. Все уже знали, кто это. Вошел Юра бодрым петушинным шагом.

– О-о, какие гости!
– весело поприветствовал я его.
– Иной раз как к тебе в первом часу зайдешь, так ты еще дрыхнешь, как сурок. А тут нет одиннадцати, а он уже, как штык.

– Так вы тут пьете, - будто только заметив, выговорил он своим обычным дрожащим голосом, вечно опасающимся, что его обделят.

– Догадливый: видно, что человек армию прошел.

Дверь опять скрипнула и впустила на этот раз Филиппа.

– О! Ребятки с утра заправляются!
– потирая руки констатировал он.

Ему и Юре без дальнейших комментариев выдали по бутылке и отрезали закусить. В дверь опять постучали. Я просто полез за очередной бутылкой и молча вручил ее вошедшему Борису.

– Да я хочу чайку.

– Уж ладно, начни с пива!

Компания познакомилась с Владиком и разговор потек в прежнем направлении.

– Я, - повествовал Владик, - договорился с Андреем, что живу у него, а за это готовлю ему кушать. Он меня потому и держал и, вообще, он человек очень хороший. Мы с ним каждый день в пивную ходили. Настоящие немцы приходят в Локал - это пивная местная, садяться, и потихоньку потягивают пиво, разговаривают между собой.

– Да-а!
– мы все покачали головой и, поскольку были не настоящими немцами, то пиво не потягивали, а пили и достаточно быстро. На обед никто не пошел.

– Скажут, что русские все померли, - высказал предположение Борис.

– Что ж они - идиоты? Они знают, что только одно может удержать русского от обеда: или выпивка или лучший обед.

– Или обед с выпивкой.

– Настоящие немцы имеют в полдень что-то типа ланча, а обедают вечером.

"Настоящие немцы еще и не трепят без умолку." - подумал я, но ему не сказал. Все таки он - гость, да и кроме "настоящих немцев" вполне нормальный.

– Я вот, Владик, говорю ребяткам, - запел Филипп свою прежнюю песню, - что надо какое-нибудь дело делать. Вон - Юра и Леня в машинах понимают. Они могли бы их здесь ремонтировать и гонять в Союз. А там всегда есть люди, которые покупают.

– Хрошо! Пусть делают, - Владик понимающе кивнул.

– Так я им про то же, нам надо что-то сделать.

– А ты, что - слесарь?

– Да нет, я строитель.

– Так чего ты можешь с машинами?

– А-а! Главное - это закрутить народ. Я всегда так подбиваю к делу.

Владик тоже заинтересовался шикарным проектом, несомненно сулящим сверхприбыли в кратчайшие сроки. Они принялись подробно обсуждать детали с Юрой и Филиппом. Я махнул рукой, дал Лене еще бутылку, от которой тот и не подумал отказываться, и мы с ним молча продолжили. "Куда мне до крутых дельцов?" - пояснил я ему.

Через час разошлись кто куда. Нужно отметить, что и на этот раз единственным итогом всех разговоров стало лишь то, что народ умудрился опять хорошенько набраться, даже Боря, обычно остававшийся в форме, на этот раз вышел из переделки под хорошим кайфом. Мы уговаривали его пойти проспаться, но он уперся и поехал в любимый аэропорт: бычки не ждут, активно сметаемые с пути нехорошими уборщиками... Я пошел прогуляться и проветрить шумевшую пивом голову. На дворе стоял январь, но температура поднялась градусов под девятнадцать тепла, светило яркое солнце, и казалось, что сейчас начнут распускаться почки. Подогреваемый снаружи лучами солнца, а изнутри алкоголем, гулял я в одной рубашке и дышал воздухом. Настроения не было никакого. Единственное развлечение посвящять свои мысли его величеству азюлю:

"О великий, ни в какой другой стране не повторимый, поганый азюль! Вот уже второй месяц, как я имею честь и возможность медленно, но верно подыхать от скуки в твоих стенах, с отвращением пережевывая твою сытую, но совершенно безвкусную пищу, повторяющуюся из недели в неделю (курица, кстати идет вполне, можешь изменить рацион и давать только курицу). Мне уже осточертели твои ежедневные попойки, которые мои уважаемые соазюльники считают символом жизни "нормального человека", а себя крутыми, потому что могут показать, как они умеют напиться до беспамятства. (Пьют, кстати, в основном паршивый виньяк, вот пиво - другое дело, его можно и побольше). Уважаемый азюль, приютивший, обогревший, накормивший, напоивший! Как мне надоело твое тупое безделье! Мне скучно от твоей монотонности без конца сменяющих друг друга сна, еды и питья. Дай мне хоть чего-нибудь интересного!!!"

И развлечение не замедлило себя ждать. Через два часа прогулки вокруг пруда и по лесу, я остановился, пораженный увиденным. По дороге шел Боря. Он, как всегда, одетый в кожаное пальто двигается тренированной походкой. Никаких признаков возбуждения, расстройства или еще чего. Дело только в том, что половина лица у моего коллеги замазана грязью к волосам прилипла пара желтых листьев, а пальто измазано землей. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, но он ничего странного не замечает ни в себе ни вокруг. Мне стало немного страшно: человек-то он хороший, жалко отдавать врагам, но что-то здесь явно не так... Он увидел, наконец, меня и подошел. Выражение моего лица явно смутило Борю, и он даже посмотрел позди себя, удостоверившись, что я не увидел там монстров или какой-нибудь иной дряни похуже.

– Боря, где твой велосипед?
– озабоченно начал я издалека, стараясь на всякий случай быть готовым ко всяким неожиданностям с его стороны.

– А!
– махнул он рукой.
– Сломался. Я что-то там не рассчитал перед аэропортом и влетел в дерево. Колесо восьмеркой, так я его бросил.

– А ты как?

– А что я? Ты же меня видешь еще... Полежал чуть-чуть, поспал там под кустом минут пятнадцать и пошел.

– Я надеюсь, ты домой пошел?

– Чего ж домой? Я туда чего ездил?