«Б» - значит беглец

— Лестницей?

— От квартиры Тимберлейков. Она заканчивалась прямо здесь. — Я указала пальцем в пол.

— О, точно. Я и забыл об этом. Маленький городок, все мы недалеко друг от друга.

— Это точно.

В моей голове смутно зашевелилось беспокойство. Что-то было не так с его ответом. Может, дело было в его манерах, которые вдруг стали старательно небрежными. Притворяться «нормальным» гораздо труднее, чем можно подумать. Значило ли это что-нибудь, что он жил так близко?

— Вы забыли, что Джин Тимберлейк жила в десяти метрах?

— Ничего особенного. Кажется, они здесь прожили всего несколько месяцев, до ее смерти.

–

Он поставил свой бокал на кофейный столик.

— Вы голодны? Я с удовольствием принесу вам что-нибудь.

Я покачала головой, возвращая его к интересующему меня предмету.

— Сегодня днем я поняла, что задняя дверь квартиры Тимберлейков открывалась прямо на лестницу. Я подумала, что она могла легко использовать улицу наверху, как место рандеву с парнями, с которыми она крутила. Вы никогда не видели ее здесь?

Он обдумал возможность, роясь в памяти.

— Нет, не думаю. Это так важно?

— Ну, это может быть. Если кто-нибудь видел Джин, он мог также видеть и парня, с которым она встречалась.

— Если подумать, я иногда видел здесь машины ночью. Мне никогда не приходило в голову, что это может быть кто-то, ждавший Джин.

Мне нравятся плохие вруны. Они так стараются, и усилия так очевидны. Я сама хорошо умею врать, но это дается только годами практики. Даже после этого, у меня иногда не получается.

Этот парень даже близко не стоял. Я сидела и смотрела на него, давая время изменить свою позицию.

Он озабоченно нахмурился.

— Кстати, что за история с матерью Энн? Миссис Эмма звонила час назад и сказала, что Бэйли подменил лекарство. Не могу в это поверить…

— Извините, можем мы сначала вернуться к Джин Тимберлейк?

— О, простите, я думал, что мы закончили, и я ужасно волновался за Энн. Это невероятно, через что ей пришлось пройти. В любом случае, продолжайте.

— Вы трахали Джин?

Слово было правильным, грубым и конкретным. Он издал недоверчивый смешок, как будто не расслышал меня верно.

— Что?

— Да ладно. Колитесь. Просто скажите правду. Я действительно хочу знать.

Он снова засмеялся, тряся головой, как будто желая очистить ее.

— Боже мой, Кинси. Я директор школы.

— Я знаю, кто вы, Дуайт. Я спрашиваю, что вы делали.

Он уставился на меня, очевидно, раздраженный моей настойчивостью.

— Это просто смешно. Девочке было семнадцать.

Я ничего не сказала, просто посмотрела с таким скептицизмом, что его улыбка увяла.

Он поднялся и налил себе еще бренди. Он направил бутылку в мою сторону, молча спрашивая, хочу ли я еще. Я помотала головой.

Он снова сел.

— Я думаю, мы должны перейти к чему-то более продуктивному. Я хочу помочь, но не собираюсь с вами играть ни в какие игры.

Теперь он был сугубо деловым. Встреча должна протекать, как положено, и мы должны быть серьезны. Больше никакой дурацкой чепухи.

— Я должен был сойти с ума, чтобы связаться с ученицей, — продолжил он. Что за идея.

Он повел плечами. Я услышала хруст сустава. Он хотел убедить меня, но слова звучали неубедительно.

Я опустила взгляд на стол, передвинув свой пустой бокал.

— Мы все способны удивить себя, когда дело касается секса.

Он молчал.

Я намеренно сфокусировалась на нем. Он переложил ногу на ногу. Теперь это он не смотрел на меня.

— Дуайт?

— Я думал, что влюблен в нее.

Осторожней, подумала я. Заботливей. Момент ответственный, и его доверие хрупко.

— Это должно было быть тяжелое время. Карен поставили диагноз «рассеянный склероз» примерно тогда, да?

Он поставил бокал и его глаза встретились с моими.

— У вас хорошая память.

Я молчала.

В конце концов, он заговорил.

— Она еще обследовалась, но мы уже знали. Это потрясающе, как что-то подобное влияет на тебя. Сначала она страдала. Отстранилась от всего. В конце, она переживала все легче, чем я.

Я не мог поверить, что это происходит. Потом оглянулся, и там была Джин. Молодая, страстная, неистовая.

Он замолчал. Я ничего не говорила, давая ему высказаться. Он не нуждался в подсказках, он знал эту историю наизусть.

— Я не думал, что Карен выживет, потому что начальный период был острый. Казалось, за ночь из нее уходили все силы. Черт, я не думал, что она доживет до весны. В подобной ситуации ваши мысли прыгают вперед. Вам хочется выжить. Помню, я думал: «Эй, я могу это сделать. Семейная жизнь, все равно, не была такой прекрасной.» Мне всего-то было, сколько? Тридцать девять? Сорок? У меня было много лет впереди. Я мог жениться еще раз. Почему нет? Мы двое не были идеальными. Я даже не уверен, что мы хорошо подходили друг другу. Рассеянный склероз все изменил. Когда она умерла, я любил ее больше, чем когда-либо.

— А Джин?

— Ах, но Джин… — Он потряс головой. — Я был сумасшедшим. Должен был быть. Если бы об этих отношениях стало известно… ну, это бы разрушило мою жизнь. И Карен тоже… то, что от нее осталось.

— Ребенок был ваш?

— Я не знаю. Возможно. Я бы хотел сказать нет, но что делать? Я узнал об этом только после смерти Джин. Не могу представить, какие могли быть последствия… Вы знаете… если бы о беременности заговорили.

— Да, незаконные сексуальные отношения, вот что это такое.

— Господи, не говорите этого. Даже сейчас мне плохо от этой фразы.

— Вы убили ее?

— Нет. Я клянусь. Тогда я был способен на многие безумства, но не на это.

Я наблюдала за ним, чувствуя, что он говорит правду. Я слушала не убийцу. Он мог быть в отчаянии. Он мог понимать, в каком опасном положении находится, но я не слышала рационализма, характерного для убийц.

— Кто еще знал о беременности?

— Я не знаю. Какое это имеет значение?

— Я не уверена. Вы не знаете точно, что ребенок был вашим. Возможно, был кто-то еще.