«Б» – значит безнаказанность

– Думаю, и вы могли бы мне помочь, – сказала я.

– Если смогу, – с сомнением в голосе произнесла она. – Сама-то я не специалист, но помогаю ему всю нашу совместную жизнь. Джон часто говорит, что я могла бы пломбировать зубы не хуже его. Но я не люблю делать обезболивание. Не могу делать уколы. У меня руки становятся как ледышки и покрываются мурашками. – Она демонстративно потерла руки ладонями и поежилась. – Спрашивайте, что вы хотели. Я больше не буду перебивать.

– Насколько мне известно, у доктора Пикетта была пациентка по имени Элейн Болдт. Не могли бы вы проверить по вашим записям, когда она приходила последний раз?

– Кажется, я слышала это имя, однако не могу сказать, что знаю ее лично, не могу. Ручаюсь, она не входит в число наших постоянных пациентов. Я бы запомнила ее, если бы она побывала у нас хотя бы дважды. – Миссис Пикетт наклонилась ко мне и заговорщически прошептала: – Полагаю, вы не можете сказать, какое это имеет отношение к смерти Марти Грайс?

– Вы правы. Могу лишь сказать, что они были приятельницы. Миссис Болдт жила в соседнем доме.

Миссис Пикетт понимающе кивнула, словно давая понять, что намек ей ясен и она никому не скажет. Она подошла к ящичкам и выдвинула верхний. Я стояла у нее за спиной и наблюдала. Она, похоже, ничего не имела против. Ящик был битком набит карточками – ей с трудом удавалось ухватить их пальцами. Она принялась зачитывать имена:

– Посмотрим. Бассидж, Берлин, Бьюли, Бевис... это кто такой? Поставили по ошибке. – Она вытащила две карточки и продолжала: – Берч, Блэк-мар, Блаунт. Боулс. Не то?

– Нет, нет, Болдт. Б-о-л-д-т. Вы выставляли ей счет где-то полгода назад. Я сама видела напоминание.

– Кажется, вы правы. Теперь я припоминаю, потому что сама и составляла его. Кажется, на Виа-Мадрина. – Она еще раз проверила карточки. – Должно быть, карточка зачем-то понадобилась Джону. Наверное, она у него на столе. Пойдемте посмотрим.

Пройдя по коридорчику, мы оказались в небольшом кабинете, когда-то, очевидно, служившем туалетной комнатой. Стол доктора Пикетта был завален бумагами, при виде которых его жена грозно подбоченилась, словно ей впервые открылось это зрелище.

– Ну, чем не свалка? – раздраженно произнесла она и принялась разбирать первую стопку бумаг.

– Зачем ему могла понадобиться эта карточка? – спросила я.

– Мне на ум приходит только одно: мог прийти запрос. Пациенты иногда переезжают в другой штат.

– Вам помочь?

– Да, будьте добры. Иначе здесь можно провозиться целый день.

Я включилась в работу, начав с ближайшей ко мне стопки, затем еще раз проверила ту, которую уже просмотрела миссис Пикетт, чтобы убедиться, что она ничего не пропустила. Никакой Элейн Болдт.

– Есть еще одно место. – Миссис Пикетт подняла палец и вышла в коридор – я за ней. Мы снова проследовали в прихожую, где она достала из верхнего ящика стола серую металлическую шкатулку. – Если ей отправляли напоминание, карточка должна быть здесь. Только вот неизвестно, когда она приходила.

– Почему же? – сказала я. – Если она только что получила полугодовое напоминание, следовательно, приходила где-то в декабре.

Миссис Пикетт посмотрела на меня с восхищением:

– Точно. Вот поэтому-то детективом работаете вы, а не я. Ладно. Давайте посмотрим, что у нас было в декабре.

Она перебрала карточки, которых оказалось не больше пятнадцати штук. Я подумала о том, как доктору Пикетту удается сводить концы с концами, если он принимает меньше одного пациента в день.

– Должно быть, не самый напряженный был месяц, – заметила я.

– В сущности, он уже почти на пенсии, – проронила миссис Пикетт, не прекращая своих изысканий. – Но продолжает принимать местных жителей, большей частью пожилых. Старается работать как можно меньше. У него варикозное расширение вен – еще хуже, чем у меня, – его врач говорит, что ему не стоит весь день проводить на ногах. Мы часто ходим на прогулку – это улучшает кровообращение. Вот она. – Миссис Пикетт победно посмотрела на меня и протянула регистрационную карточку. Невзирая на свой предпенсионный возраст, они аккуратно вели отчетность. Я взглянула на карточку. На ней значилось имя Элейн Болдт, ее адрес и дата визита – 28 декабря. Неужели я на верном пути? Я решила зайти с другой стороны и спросила:

– Должно быть, первой к вам обратилась Марта Грайс? Видно, это она порекомендовала ваше заведение Элейн Болдт?

– Это нетрудно установить, – сказала миссис Пикетт. – Видите, на обратной стороне карточки я завела специальную графу "По чьей рекомендации". Верно, здесь стоит имя Марти Грайс. По правде сказать, мы делаем это, чтобы остался какой-нибудь след, если пациент вдруг уклоняется от оплаты.

– Вы позволите мне взглянуть на историю Марти Грайс? – спросила я.

– Пожалуйста, почему бы нет.

Она снова подошла к картотеке, извлекла из ящика с буквами G – I медицинскую карту и подала мне. На обложке было аккуратно напечатано имя: Марта Рене Грайс. В карте было три листа. На первом – анкета с вопросами о принимаемых лекарственных препаратах, аллергии и перенесенных заболеваниях. Анкета заполнена от руки; внизу стояла подпись Марти, которая автоматически означала ее согласие на оказание ей "любой необходимой стоматологической помощи". Далее шла история болезни: каналы, кровотечение десен, неприятные запахи из полости рта, зубовный скрежет и прочее. Наконец, на третьем листке содержалась информация о проведенном лечении; здесь же имелся рисунок верхнего и нижнего рядов зубов с помеченными шариковой ручкой пломбами. Сверху было напечатано имя Марти, внизу сделанные от руки пометки доктора Пикетта. Заурядный визит. Удаляли зубной камень. Кариеса, судя по всему, не было. Ей сделали рентгенограмму. Очередной визит назначен на июнь. Я задумчиво разглядывала карту, пытаясь восстановить ход событий. Все как будто было в порядке за исключением даты 28 декабря. Я подошла к окну и посмотрела карту на свет. Я поймала себя на том, что невольно улыбаюсь; предчувствовала, что будет нечто подобное. Только вот не верила, что удастся найти доказательство. И вот оно. Первоначально значившееся на карте имя было аккуратно вымарано белилами, а поверх него впечатано: Марти Грайс. Я провела пальцем по верхней строчке, как если бы она была набрана шрифтом Брайля. Под именем Марти Грайс отчетливо угадывалось другое – Элейн Болдт. Все вставало на свои места. Я была уверена, что обгоревшие останки, извлеченные из дома Грайсов, принадлежали не кому иному, как Элейн Болдт. Я закрыла глаза. Мне вдруг стало не по себе. Десять дней я искала Элейн Болдт, не ведая, что на полицейских снимках изображена именно она – только обгоревшая до неузнаваемости. Марти Грайс же была жива-здорова, и я подозревала, что она и Пэт Ашер – одно и то же лицо. Оставались невыясненными кое-какие детали, однако картина убийства более или менее прояснилась.

– Вам нездоровится? – обеспокоенно спросила миссис Пикетт.

– Нет-нет, все в порядке.

– Хотите поговорить с Джоном?

– Не сейчас. Попозже. Вы мне очень помогли, миссис Пикетт. Спасибо.

– Что ж, всегда к вашим услугам, хотя, по правде говоря, не понимаю, что я такого сделала.

Я пожала ей руку и направилась к выходу, чувствуя ее изумленный взгляд. Сев в машину, я задумалась: что дальше? Черт побери, как им удалось добиться того, что даже результаты анализа содержимого желудка подтверждали, что это Марта Грайс? Ловко сработано. В протоколе медицинской экспертизы отмечалось, что у убитой была кровь самой распространенной группы – "О", резус-фактор положительный, так что здесь все просто. Марти и Элейн были приблизительно одного роста. К тому же опознание носило чисто формальный характер, ведь все были заведомо убеждены, что убитая – Марти Грайс, а не какая-нибудь неизвестная. Рентгеновские снимки зубов должны были лишь подтвердить это. У следствия не имелось решительно никакого повода подозревать, что убита совершенно другая женщина. Леонард и его сестра разговаривали с ней в девять, и Лили утверждала, что они прервали разговор, так как Марти пошла открыть кому-то дверь. Звонок в полицию был инсценирован для пущего эффекта. Так что Майк не ошибался, когда говорил, что тем вечером в 8.30 видел завернутый в коврик труп. Только это была не Марти Грайс. Элейн забили насмерть несколько раньше этого времени, причем убийца действовал так, чтобы кости челюсти и зубы остались целы, что давало возможность провести идентификацию. Теперь становилось ясным многое из того, что прежде казалось непостижимым. Уйм Гувер, на свою беду, должно быть, узнал Марти, когда та входила в квартиру Элейн или выходила из нее. Марти или Леонард прикончили его раньше, чем он успел позвонить.

Я завела машину и, выехав со стоянки, покатила к полицейскому участку. Припарковавшись напротив участка, я прошла в здание и остановилась слева у стойки; за ней была дверь, которая вела в оперативный отдел.

Оттуда вышел какой-то полицейский в штатском, которого я никогда прежде не видела, и, заметив меня, спросил:

– Чем могу помочь?

– Я ищу лейтенанта Долана.

– Сейчас посмотрю. Хотя я только что там был, но его не видел.

Полицейский исчез. Я оглянулась. За стеклянной переборкой отдела опознаний сидела чернокожая сотрудница и, как сумасшедшая, печатала на машинке. Мысленно я снова и снова возвращалась к обстоятельствам этого дела. Теперь все стало предельно ясно. Марти Грайс отправилась во Флориду и поселилась в квартире Элейн. Несложно догадаться, каковы были ее дальнейшие действия. Она сбросила вес. Сделала новую стрижку и перекрасила волосы. Там ее никто не знал, так что ей не нужно было ни от кого скрываться. Как следует приоделась – благо у нее завелись деньжата. Я вспомнила о своей встрече с ней: распухшее лицо, синяки под глазами, залепленный пластырем нос. Не было никакой автомобильной аварии. Просто она сделала пластическую операцию – другой человек, другое лицо. Она говорила, что вышла на пенсию и больше не будет работать ни единого дня. Они с Леонардом переживали тяжелые времена, а тут – Элейн, прожигательница жизни, ни в чем себе не отказывавшая Элейн. У Марти, должно быть, все внутри переворачивалось, когда она видела свою партнершу по бриджу. Посредством убийства справедливость была восстановлена, а кража помогла создать пенсионный фонд. Теперь оставалось лишь ждать, когда освободится Леонард, вот и все. Это дело вел Долан. Если бы удалось найти орудие убийства, у него наверняка появилась бы зацепка. Пока же мне хотелось хотя бы поставить его в известность о том, что мне удалось узнать. Я решила, что хранить это в тайне было бы глупо.