Баба Капа. Сборник рассказов
Шрифт:
– Да хорош своей палкой тут махать! – низкорослый вырвал трость и выкинул в сторону. Тот, который повыше, толкнул ее. Баба Капа, охнув, рухнула на диванчик, рядом с чернокожей парочкой.
***
– Считай, что ты только что навалил на свою жизнь! – баба Капа, кряхтя, встала.
Скинхед, толкнувший ее, ухмыльнулся.
– Бабуль, давай иди! Мы старость уважаем!
Баба Капа покрутила шеей, словно разминаясь, резко наклонилась и ударила его головой в живот. Длинный завалился на спину, сметая рекламные штендеры. Его низкорослый дружок проводил товарища растерянным взглядом, повернулся
– Э, бабка! Ты совсем уже?! – заорал он, держась за щеку. Замахнулся, но бабуля пригнулась и кулак просвистел над ее седой головой. Скинхед, по инерции провернувшись по оси, не удержался и упал. Тут же вскочил. С рычанием раненого льва баба Капа запрыгнула на него, вцепившись руками за шею, а зубами – в ухо. Скинхед, вопя от боли, отступил, и оба свалились в маленький фонтан под эскалатором, посередине которого глумливо улыбался бронзовый писающий мальчик. Скинхед погрузился в воду. Баба Капа села на него сверху, молотя кулаками.
– Я тебя научу старость уважать! – приговаривала она. Мелькающие кулаки превратились в одну сплошную дугу. Вода из фонтана летела крупными брызгами. Скинхед верещал как свинья, слабо отбиваясь.
– Помогите! Убивают! – истеричные крики захлебывались в воде.
Его долговязый дружок очнулся и ринулся на помощь приятелю. Добежать не успел – вовремя подставленная подножка от чернокожей девушки заставила его проехаться на животе по мокрому полу и ткнуться носом в фонтан. Ее спутник решительно встал. На его черном, как ночь, лице сверкнула недобрая улыбка.
– Старый женщина бить? Нельзя женщина бить! – грозно прорычал он и начал свое наступление на скинхеда. Тот беспомощно оглянулся, выставил вперед ладони.
– Да ты чё, братан! – залебезил он. – Мы же пошутили! Баскетбол – игра для черных! А рэп?! Рэп же только черные ребята могут читать! Да я вас уважаю!
Чернокожий, скаля белоснежные зубы, приближался.
– Ты чё? Думаешь, я фашист?! – скинхед уперся в стеклянную перегородку. – Да это я так. Вот смотри, думаешь, это татуировка?! Да это просто для понта! Щас сотру!
Он развернул ладонь, на тыльной стороне которой была изображена свастика.
– Вот смотри! – он поплевал на свастику, потер о камуфлированную штанину. Глянул. – Не стирается! Вот сука, не стирается!
Чернокожий приближался.
– Ты не человек, что ли?! Понять не можешь?! – взвыл, чуть не плача, скинхед. – Ну не стирается если! А-а-а-а!!!!
Черный приподнял его и выкинул в фонтан, поднимая столбы брызг. Прыгнул следом.
Эта была эпичная битва у фонтана. Или в фонтане, если хотите. Скины явно проигрывали: их топили и били, били и топили. Долговязый, плача, молил о пощаде и безуспешно отбивался от черных кулаков. В попытке встать он схватился за пипирку писающего мальчика, но отломав ее, рухнул обратно в воду. Баба Капа методично размахивала кулаками, мутузя его низкорослого дружка. Плеск воды, крики о помощи, звуки ударов, мат на русском, ругань на английском, вопли посетителей, смех детей…
И над этим всем победный клич бабы Капы:
– Свободу Анджеле Дэвис!!!!
А к фонтану уже бежали сотрудники охраны.
***
Баба Капа сидела в комнате начальника службы безопасности торгового комплекса. Рядом расположился
Бонгани, именно так звали чернокожего студента, рядом с ним его подруга Адджоа. Напротив – избитые скинхеды: Петя и Вася.Со всех, кроме Адджоа, вода стекала ручьями.
– Мне полицию вызвать? – спросил начальник и повернулся к скинам. – Будете заявление писать?
– Не-е-е! – замотали избитыми головами Петя и Вася. – Не надо, мирно разойдемся.
– Правильно, утырки! – хмыкнула баба Капа. – Вас же сразу прижмут за пухлые ягодицы за разжигание межнациональной розни, или как это там звучит?
– А вы, бабуля, тоже хороши! На камерах наблюдения видно, что драку начали именно вы! А в вашем почтенном возрасте это просто… даже не знаю, – начальник явно пытался достучаться до ее совести.
– Мне стыдно, можно я домой пойду и повешусь? – буркнула бабка.
Начальник покачал головой. Если честно, то битва у фонтана ему понравилась. Но он, конечно же, делал вид, что это возмутительно, непростительно, отвратительно и вообще…
– А у вас, господин Бонгани, есть претензии? К ним? – начальник смотрел на чернокожего. Тот помотал головой.
– Нет претензия! Есть мир! – белозубо улыбнулся Бонгани.
Начальник с облегчением вздохнул.
– Ущерба вы не нанесли, поэтому все свободны! А пипирка у писающего мальчика и так постоянно сама откручивалась.
***
Стоя под сушилкой для рук в женском туалете, баба Капа размышляла. Все-таки не зря она смотрит все эти боевики, вон как отделала скинов. Кто молодец? Я молодец!
***
Стоя под сушилкой для рук в мужском туалете, Бонгани размышлял. Кто эта пожилая леди с весом кролика, но с сердцем льва? Русская пенсионерка!
***
Они вышли из туалетов одновременно. На выходе ждала Адджоа.
– Бонгани! – баба Капа положила руку ему на плечо. – А пойдем пивка хряпнем? За мир во всем мире!
Вся троица, смеясь, пошла в ближайший бар, где до самого вечера пила пиво за Патриса Лумумбу, Нельсона Манделу, Анджелу Дэвис, Майкла Джексона, Уилла Смита, Опру и, конечно же, Максимку.
***
Баба Капа, довольная и нетрезвая, вышла из такси. На лавочке у подъезда сидели три благообразные старушки. Затихли, с опаской глядя на соседку.
– Чё притихли, ископаемые? – спросила она, заходя в подъезд.
Бабки не ответили, лишь недовольно поджали губы. Капу они боялись. Какая-то неправильная она бабушка в их понимании. Просто порочит светлый образ российской пенсионерки! С ними не сидит вечерами, политиков не обсуждает, семечки не лузгает, соседям кости не моет. Лишь только одно тотальное хамство, ядовитый сарказм и наглость в своем первозданном виде! Ага, именно так!
Дома баба Капа скинула сырые ботинки. Выложила промокший плеер на трюмо, поставила трость в угол.
«Что-то я немного подустала. День какой-то… необычный, что ли…»
Вставила кассету в деку. Хотелось чего-то тихого и спокойного. Нажала на кнопку.
Слушая песню «Мне сегодня 30 лет», она стояла у зеркала и смотрела в отражение. Водила по глубоким морщинам, по седым, словно серебро, редким волосам. Эх, где они, мои тридцать лет?
А какая разница, где они? Были и нет, и не вернуть. Зато в свои восемьдесят она живет, а не существует.