Бабаев
Шрифт:
– Что нам дежурный!.. Дежурный!.. Спит в бараке... как свинья! передернул от нетерпения всем телом Селенгинский.
Сел на пол. Сбросил сапоги.
На момент как-то стало тихо, и дождь вверху уже не стучал, а шелестел, как березы в лесу. Бабаев глядел на яркие световые пятна, бродившие по лицам. Каждое пятно уже утомляло, сверлило глаза.
Селенгинский вытянул губы, дунул, и вдруг упал мрак, точно не таился он где-то под потолком и в углах, а жил весь целиком в этом толстом, красном, с бесстыдно большим животом и тугими, как вилки
– Ку-ку!
– прохрипел из ближнего угла Селенгинский, будто пробили старинные куранты.
– Стой, черт!
– рявкнул Лобода.
– И зарядов мало, - тоскливо поддержал Шван.
– Ничего!.. стройся!
– Зарядов только по три!
– Выпустим - зарядим...
– Ку-ку!
Хрюкнуло, ударилось что-то в темноте, мягкое и круглое, как огромный мяч, толстыми руками разметало всех, столкнуло головами, сбило в кучу и в противоположном конце зала задорно пропело:
– Ку-ку!
– Черрт!
– Что такое?
– Отдавил ногу!
– Ррах!
– нелепо выстрелил кто-то.
Звякнуло стекло: должно быть, попало в раму.
– Нельзя так!
– Бей его!.. Ку-ку!
Совсем близко. Даже не у стены, а где-то в пространстве.
Бабаев почувствовал вдруг близкий шум по полу - кто-то навалился на него, дернул за руку - чуть устоял на ногах.
– Что это?
– Ну-ну, ты!
Как будто кто-то рядом упал на колени, поднялся.
– Ха-ха-ха!.. Ку-ку!
Снова выстрел. За ним еще - странный, совсем ненужный, неизвестно куда.
"Бррыж-ж..." - глухо фыркнул, как кошка, раненый рояль.
– О господи!.. Ку-ку!
Насмешливо, тонко, как будто даже и не Селенгинский, а кто-то другой, маленький, спрятанный в нем.
– Ку-ку!
Бабаев нажал на спуск. Револьвер клюнул. Выстрел грохнул. "В пол!" стыдливо подумал Бабаев.
– A-ax!
– еще два выстрела.
Кто-то задел его локтем. Чихнул кто-то...
– Как коза!
– промычало, набросившись, толстое и опять разметало всех.
– Ку-ку!
– Прекратить! Так нельзя! Беспорядок!
– зарычал Лобода.
– Спички!
Но опять кто-то выстрелил.
– Ку-ку!
Выстрелил еще кто-то.
Все сбились в кучу. Все молчали, затаив дыхание; ловили шорохи.
Бабаев хотел рассмотреть глазами это толстое белое пятно, но темнота не выдавала его; темнота швыряла его из угла в угол, точно живой воплощенный старый смех, и разбивала о стены в мелкие ртутные шарики.
– Ку-ку!
И тут же два выстрела.
Это уже начиналась охота.
Темнота зала уже всем казалась какой-то черной чащей, и диким, хрипло рычащим зверем представлялся метавшийся по ней Селенгинский.
Плотно стало, пьяно, бессмысленно.
– Это вальдшнеп!
– смеялся кто-то.
– Кабан!
– Просто черт заморский!
– Дайте же спичку!
– кричал Лобода.
Но никто не давал спички.
– Ку-ку!
Жмяк... Показалось Бабаеву,
что выстрел его был круглым и толстым у дула револьвера, а там, вдали, где ударилась пуля, заострился и зазвенел.– Зеркало!
– догадался кто-то.
– Разбил, сукин кот! А что? Плати сам!
– Мягкое перебросилось около, обдало потом.
Кого-то звучно толкнуло в спину: екнула спина.
– Ку-ку!
"Зеркало?.." Перед Бабаевым мелькнула радугой какая-то большая куча денег, которую могут с него вычесть, потом еще что-то... нелепое, грязное скривило перед самыми глазами подлую морду, топорщилось, забегая вперед спиною в угол, раскатывалось ручьями помоев... У него заныла рука от напряжения. Палец, лежащий на спуске, немел, ожидая.
Вдруг какой-то колючий приступ сладострастия пробежал по телу: попасть!
Шван сзади его прошептал: "Нет зарядов", кто-то толкнул его в плечо, повернувшись, кто-то скрипнул зубами... Но ухо пропускало мимо эти звуки, бросало их в темноту, а из нее вызывало, замирая, знакомый, такой противный хриплый голос, похожий больше на хрюканье, чем на рыданье кукушки... Только бы попасть! Все равно куда - только попасть!..
– Ку-ку!
Не пришлось менять направления револьвера: крик метнулся где-то близко, чуть не в конце дула...
Жадно нажал и спустил курок.
Звук выстрела казался страшно долгим, рассыпался на какие-то мелкие шерстинки, кружился, мешал дышать... И когда он ушел наконец, Бабаев услышал:
– Хлопc!.. Есть!
И грузное тело Селенгинского шумно опустилось на пол.
– Идол лоскутный!.. Ведь я же знал! Ведь я же знал, что подстрелят! простонал Лобода и заревел вдруг: - Спичку!!
– Что? Что такое?
– Спичку!
Коробка долго, как шаловливый мышонок, шуршала в чьих-то непослушных руках.
Чиркнула спичка. Свет закачался и глянул кругом, хмурый и красный, как заспанный глаз.
V
Селенгинский сидел на полу, подвернув под себя ногу. Другая нога просунулась вперед просто и тупо. На лысой передней половине черепа круглился белый блик. Глаза подымались от одного на другого из подошедших и были какие-то наивные, непонимающие, сразу страшно помолодевшие глаза; не говорили, но - ясно было - хотели сказать: "Вот поди ж ты, какая чепуха вышла!"
– Куда?
– коротко спросил Лобода.
– В живот, кажется... или ниже - не пойму куда... Доктора бы...
– робко сказал Селенгинский.
– Говорил я тебе... Эх!
– Лобода взялся за голову.
– Кто это?
– спросил Шван.
– У меня не было уж заряда.
– Кто стрелял последний?
– поддержал Яловой.
– Ду... ррыбы! Разве не все равно, кто?
– как-то по-детски взвыл, топнув ногою, Лобода.
– Разве не все равно - ты, я? Кто-нибудь должен был попасть!.. Я кричал: спичку! Почему никто не зажег?
– Не кричи, Петя! Пошли за доктором!
– кротко остановил Селенгинский.