Бабочка для Украины

— Да, жрал бы. Да, песни распевал бы! Но и что-то бы пытался сделать! Пока я никто — то ни хрена я не сделаю! Вот, Ваш сотрудник, Путин — думаете, он….

— Стоп! Все, что мне положено знать о своих сотрудниках, я уже знаю! — Колесниченко жестом остановил разговорившегося пришельца. — Оправдываться будешь не передо мной и не здесь. Главное — есть структура, которая как раз и создана для решения тех проблем, которые ты сейчас кратко описал. И у нее есть все рычаги и полномочия для этого. Не надо воровать чужие песни, но зато надо постараться вспомнить все, что тебе известно о нашем времени и о том, что будет происходить в будущем.

— Ну, память у меня хорошая, можно сказать, феноменальная, за то и столько проработал в Минюсте, четырех министров пережил… Но все же — я не компьютер!

— Не беспокойся, Виктор…как там тебя по батюшке?

— Иванович…

— …Виктор Иванович, в нашей структуре, точнее, в нашей секретной лаборатории есть специалисты, которые все, что надо, из твоего мозга достанут… Не дергайся, спокойно, никаких препаратов, никаких "сывороток правды" и тому подобных методов. Только биоэнергетика, только на уровне ментального общения…

— Экстрасенсы что ли? — криво улыбнулся подросток.

— У вас их так называют? Ну, да, люди, которые обладают способностями в биоэнергетической сфере… И это вовсе не чудеса, я вот уже год работаю с одним из таких сотрудников и многое повидал. Так что будешь использовать, Виктор Иванович, свою память по прямому назначению. А вот песни… Песни пока прекращаем. И так ты взбаламутил страну… "юное дарование"!

— Ой, так уж и взбаламутил! Пара песен всего!

— Две песни сразу взяла в свой репертуар Людмила Сенчина. Одну песню ты подарил Боярскому. И пообещал Чурбанову написать песню для милиции. Кстати, написал? Точнее, списал?

— Да что там писать-то? В моем времени хорошая песня была написана для милиции, но Щелоков ее забраковал, потом Афганистану посвятили… "Боевым награждается орденом".

— Какому Афганистану, какой орден? А, впрочем, понял. Давай пока, кладезь информации, лавочку временно прикроем. С тобой пока останется наш сотрудник, Владимир Путин….

Уткин не удержался и сдавленно хрюкнул, изобразив смешок.

— …И давай не будем больше привлекать внимание — ничье внимание, в том числе и самого Путина — к его персоне, договорились? Скоро тебя вызовут в Москву и там, — Колесниченко показал пальцев вверх, — тебе все доступно объяснят. Кстати, взбаламутил ты не только пространство вокруг себя, но, вполне вероятно, что и время. Есть такой термин — "пространственно-временной континуум". Поэтому во избежание каких-либо дальнейших… мммм… дальнейшей непредсказуемости — пока никаких новых "открытий".

— А бокс?

— Ну, боксируй пока, но больше не лезь на эстраду. Пока не лезь. Вполне возможно, что там, — Колесниченко снова ткнул пальцем в потолок, — найдут применение и этим твоим…ммм… "способностям". Но пока — никакой самодеятельности!

— Никакой?

— Виктор… Иванович. У тебя есть выбор — или сотрудничать с нами, то есть, работать в качестве сотрудника серьезной структуры государственного уровня…. Или сотрудничать с нами же в качестве подопытного кролика. Тебе разница ясна? Все понятно? Или разжевать?

— Да уж понятно… "Белая палата, желтый дом", так, да?

— Ну, примерно. И тесные запоры. И не только рот на замке. Так что, Виктор Иванович, у тебя сейчас все козыри на руках. Понятное дело, что про твои замашки кладоискателя, про оружие и прочие махинации мы молчим. Нет, все материалы у нас лежат, но не для шантажа — просто, если вдруг Витя Уткин внезапно душевно распереживается и угодит в клинику, ну, там нервное расстройство на фоне усталости или что-то еще, то мы сможем предъявить общественности плоды твоей деятельности и объяснить причины внезапного расстройства рассудка… Теперь понятно?

— Мда… Как было сказано в одном советском фильме… Его скоро снимут, кстати… Так вот, там шеф гестапо Мюллер говорит советскому разведчику Исаеву: "Как я Вас перевербовал? Быстренько и без всяких фокусов!" — Уткин снова криво ухмыльнулся.

— Что? У нас советское телевидение будет гестаповца показывать? Который советского разведчика вербует? Не может быть! — Колесниченко был ошарашен.

— Может-может! КГБ будет даже консультировать авторов сценария и режиссера. Но… Вы же сказали, товарищ старший лейтенант, никакой информации. Все, я умолкаю. Вы правы, конечно… Может, утопия, может, я и заигрался… Но, думаю, Комитет — действительно на сегодня реальная "крыша"…

— Не понял, что? Какая крыша?

— "Крыша" — это сленг такой, ну, прикрытие.

— Хм, возможно… Я бы назвал это — агентурное легендирование и силовое сопровождение. — Колесниченко снова поморщился от словечек Уткина.

Потом встал, давая понять, что разговор окончен. И перешел на официальщину.

— Итак, подписку я с Вас, Виктор Иванович Уткин, пока брать пока не буду. Позже подпишите стандартный договор, заявление на согласие сотрудничать, оформим Вас вначале на добровольных началах.

— "Сексотом" что ли? — Уткин снова осмелел и нагло улыбнулся.

— Сексотом. Негласным осведомителем. Пока Вы, Виктор Иванович, несовершеннолетний, мы не имеем право с Вами сотрудничать, как с гражданином, в полной мере. Но "стучать", как Вы и такие, как Вы, это называете, может и юный пионер. Точнее, комсомолец. В комсомол еще не вступили?

— Нет еще, в перспективе… — Уткин снова сдулся, поняв, что шуточки кончились.

— Ну, вот. Позже будут иные условия. Выгодные для Вас, Виктор Иванович, персонально.

Колесниченко немного помолчал. Потом неожиданно улыбнулся и закончил совсем уж по-родственному.

— Ты мужик, судя по всему, неглупый, так что прохиндиаду свою заканчивай, пора заниматься действительно важными делами. Государственной, я бы сказал, важности…

Одесса, год 1977, 1 января

…Сейчас, вспоминая тот разговор, Колесниченко готовился к примерно такому же варианту развития событий. Тем более, что ему предстоял разговор не просто с еще одним пришельцем из будущего — судя по досье, этот "попаданец" обладал солидным криминальным опытом и, скорее всего, криминальным прошлым. Раз сумел "построить" одесских авторитетов, которые были не простыми шаромыжниками, а серьезными ворами-"законниками". Таких людей взять просто "на арапа не получилось бы. Значит, этот Миша Филькенштейн по кличке Филин сам наверняка вор, причем, авторитетный. И если этот Уткин, серьезный мужик, чиновник, такое вытворял — то что ждать от профессионального преступника? Наверняка, планы по ограблению Госбанка СССР, не меньше. Или что-то в подобном ключе…

Но старший лейтенант ошибся…

— Я таки очень извиняюсь, но душа моя радуется от того, шо такая серьезная контора, как Комитет, наконец-то пришла до меня у гости.

Если бы Миша Филькенштейн не выглядел, как самый обыкновенный четырнадцатилетний еврейский подросток, Колесниченко бы подумал, что с ним говорит взрослый мужик. Точнее, даже не взрослый, а старый прожженный еврейский маклер. Но перед ним стоял нескладный, голенастый, мосластый и быстро растущий, но, тем не менее, какой-то нескладный юноша. И насмешливо улыбался. Вот в его глазах как раз и можно было увидеть того самого старого еврея…