Бабочка на ее плече

Утром девушка проснулась от солнечных лучей, бьющих в глаза сквозь неплотно прикрытые светлые занавески. Она потянулась, с содроганием вспоминая кошмары, преследовавшие ее всю ночь, и спустила ноги с кровати, протирая заспанные глаза. Судя по ощущениям, проснулась она намного раньше будильника, заведенного на девять утра.

Рада нащупала мобильник на прикроватной тумбочке и посмотрела на время. «Так и есть. Рань несусветная – семь сорок пять». Несколько минут она разглядывала босые ступни с ярким летним маникюром и размышляла, не поспать ли еще. Девушка уже почти улеглась обратно в кровать, когда ее взгляд зацепился за прислоненный к стене портрет. Сон как рукой сняло – слишком уж яркими были воспоминания о том, как кто-то стоял возле него ночью.

Рада подскочила с кровати, не глядя на картину, отправилась в ванную и попыталась убедить себя, что ночью ее преследовали лишь обычные кошмары. Девушке удалось достаточно быстро взять себя в руки. На самом деле, кто мог проникнуть в квартиру? Дверь заперта, окна закрыты. «Все это несусветные глупости!» – решила она и запретила себе об этом думать, со вкусом потянулась и пошла умываться. Большое зеркало с узким шкафчиком под косметику отражало заспанную физиономию, на которой самым примечательным был нос с едва заметной горбинкой – яркое доказательство цыганских корней, о которых в семье уже давно никто не помнил. Рада считала свой нос большим, но все остальные ее сомнений не понимали и гордо именовали его аристократическим. Девушка не спорила, к тому же он делал интереснее ее миловидную, но все же заурядную внешность. Глаза цвета горячего шоколада, мягкая линия подбородка и высокие скулы – чуть интереснее, чем привычные для средней полосы России русые волосы и светлые глаза. Но все равно скучно! Вот и приходится вносить разнообразие в свою внешность с помощью ярких, цветастых шарфов, летящих юбок и авторской бижутерии. Рада предпочитала не упоминать, что автором украшений, как правило, являлась она сама – немного стеснялась своего хобби. Она знала людей, у кого «цацки» получались намного лучше, и это не давало покоя.

Девушка уже вытерла лицо полотенцем и собралась выходить, когда заметила темное пятно у себя на левом плече, повернулась, чтобы рассмотреть получше, и обомлела. На смуглой коже распахнула крылья бабочка величиной с донце средних размеров чашки – красивая, словно живая, с черно-оранжевыми крыльями и полосатым тельцем. Точно такая же, какая была изображена на портрете цыганки. Рада вскрикнула, попыталась смыть ее с плеча, но ничего не получилось. Рисунок въелся в кожу, словно татуировка.

Девушка выскочила в коридор и кинулась к портрету, чтобы с ужасом заметить, что на плече цыганки сейчас гладкая ровная кожа. «Бабочка просто исчезла или перелетела на мое плечо?»

«Да что же творится?!» – всхлипнула Рада и, не соображая, что делает, с бешеным криком: «Рыжая!» выскочила в коридор, прямо как была, в веселых розовых пижамных шортиках и коротком топе на тонких лямках. Подбежала к комнате художницы и, не замечая выступивших на глазах слез, со всей мочи забарабанила кулаком в дверь. Через секунду щелкнул замок, и на пороге появилась заспанная, взлохмаченная Рыжая с выражением недовольства на лице.

– Что надо? Я сплю! – невежливо буркнула она, даже не пытаясь открыть глаза.

– Смотри! – Рада расплакалась в голос и ткнула пальцем себе в плечо, тихо надеясь, что бабочка испарилась. Лучше показаться дурой, чем поверить в реальность происходящего. К сожалению, бабочка оставалась на месте – все такая же красивая, неподвижная и один в один похожая на ту, которая раньше была изображена на картине Рыжей. – Что это такое?

– Ничего себе! – Художница все же открыла глаза и теперь с интересом разглядывала плечо своей новой соседки. При этом она выглядела удивленной, но не шокированной, что настораживало.

– Удивительно…

– Конечно, удивительно! – Голос Рады, обычно низкий, сейчас повысился до сопрано. – Она еще вчера была на картине, а сегодня уже у меня на плече. Как такое вообще может быть?!

– Они, конечно, улетали и раньше… – задумчиво пробормотала Рыжая себе под нос, – но никогда на живого человека… очень-очень странно…

– Что? Что ты такое говоришь?

– Поставь, пожалуйста, кофе, а то как-то плохо соображается, а я пока оденусь и причешусь хоть, что ли… – Художница со вздохом запустила пальцы в торчащие в разные стороны волосы и закрыла дверь, а Рада, удивленно хлопая глазами, осталась стоять в коридоре, размышляя над тем, что новая знакомая обладает удивительной способностью – не замечать вопросы, которые ей не нравятся.

Делать было нечего, и девушка, стараясь не думать о странностях этого утра и ночи, отправилась на кухню по заказу Рыжей варить кофе. Судя по всему, соседка что-то знала, только вот Рада подозревала – объяснение ей вряд ли понравится.

Кофе девушка варила на автомате, привычно, по маминому рецепту с небольшими собственными усовершенствованиями. Сначала на дно турки насыпала три ложки с горкой ароматных, уже перемолотых зерен, потом кинула ложку сахара – он почти не давал сладости, но гасил излишнюю горчинку. Затем налила холодной фильтрованной воды и поставила на маленький огонь, внимательно наблюдая за скапливающейся по краям турки пенкой. Она должна стать густой и подняться. Главное – не упустить момент и вовремя выключить, не позволив напитку закипеть. Когда высокая пенка поползла вверх, Рада выключила газовую конфорку и кинула в почти готовый кофе корицы – совсем немного, на кончике чайной ложки.

Простое, привычное занятие подействовало благотворно. К приходу Рыжей волнение почти прошло, слезы высохли, руки перестали дрожать, и девушка уже размышляла над тем, что скажет родителям. За татуировку папа прибьет, а в ночную историю просто не поверит.

– Как пахнет! – Рыжая появилась, видимо, учуяв запах, и тут же схватила большую кружку, в которую уже был налит кофе. – Ты волшебница! – Она довольно зажмурилась, принюхиваясь и делая осторожный глоток. Похоже, кофе смирил художницу с ранним пробуждением, по крайней мере, на ее лице сейчас появилась довольная улыбка.

Рада налила остатки кофе себе и присела на табуретку напротив.

– Рассказывай, – потребовала она.

Рыжая вздохнула, поморщилась и попыталась пригладить торчащие в разные стороны золотистые пружинки волос.

– Понимаешь… – Она посмотрела на Раду глазами, полными тоски, как человек, которому сейчас придется сознаться в постыдном поступке. – Ты только сразу меня не посылай далеко и надолго. Хорошо? Я бы тебе никогда не рассказала, если бы… – Она указала чашкой с кофе на плечо Рады. – Иногда, когда я рисую, мои картины оживают…

– Что? – Рада посмотрела на новую знакомую, как на умалишенную.

– Я же просила! – обиделась художница. – Понимаю, что звучит странно! Ну а я что сделаю? Я стала замечать эту свою особенность, еще когда ходила в художественный кружок. Подобное происходит только с работами, в которые я действительно вкладываю душу. Поэтому и рисую чаще всего природу или портреты. Портреты не оживают, даже если я рисую того, кто мне очень симпатичен, например фанарты по сериалам. Возможно, потому что у создаваемого мной образа уже есть реальный прототип. А вот бабочки… бабочки с моих картин улетают с завидной регулярностью… Но я никогда не видела, чтобы они улетали с одной картины на другую, тем более на живого человека! Правда-правда!

– Что у тебя оживает, кроме бабочек? – мрачно пробормотала Рада, понимая, что рано радовалась адекватной и милой квартирантке. В соседки ей досталась сумасшедшая.

– Один раз рисовала осень в парке… – хмыкнула Рыжая. – Потом полдня выгребала опавшие кленовые листья! Чтоб ее! Пришлось перерисовывать! Так они до сих пор летают, но сейчас хоть внутри картины. Хочешь, покажу?

– Да ну тебя! – Рада нахмурилась, идти с сумасшедшей никуда не хотелось.

– Не веришь, – заключила Рыжая и резко поднялась, со стуком поставив на стол кружку.