Бабочка на ладони
Шрифт:
— Это правда, что у вас был роман с мужчиной, сделавшим эти фотографии?
— Да, но…
— Благодарю, внесите это в протокол: свидетельница Ирена Неделя находилась в связи с фотографом, сделавшим снимки, включаю данные материалы в дело в качестве доказательств за номером один, два и три. Присутствует ли в зале лицо, сделавшее эти снимки? Прошу занести в протокол, что свидетельница Ирена Неделя…
— Нет, его здесь нет! — Свидетельнице Ирене Неделе наконец-то удается прервать поток судейских слов. Глядя на Басю, она выбегает из-за барьера и указывает на истицу, словно обвинитель: — Это она спрашивала меня, спала ли я с парнем, что меня фотографировал? И вот, ваша
— Свидетельница! Если вы немедленно не успокоитесь, я вас оштрафую!
— Я по доброте сердечной, уважаемая ваша честь, пришла сюда, я против, чтобы женатики меня трах… имели! Я ему сказала: проваливай, а сейчас его здесь нет! Когда он позвонил, я сказала, чтоб валил, да? И на кого я теперь похожа?
— Мы благодарим свидетельницу, прошу занести в протокол: свидетельница не подтверждает того, что Петр Данельский находился с ней в сексуальной связи, спасибо. Ответчик, прошу встать к барьеру, спасибо. Являетесь ли вы автором фотографий, указанных как доказательства за номером один, два, три? Подойдите поближе. А теперь вернитесь к барьеру. Спасибо. Согласны ли вы на развод с признанием вашей вины?
— Да. Нет, — говорит Петр, отвечая на оба вопроса судьи, он совсем запутался.
Что это за девушка? Какие такие снимки? Что Бася навыдумывала? Она его в чем-то подозревает, только сам черт не разберет в чем. Как вбила себе в голову — развожусь, так все уговоры впустую, хоть кол на голове теши… Так или иначе, но прежнего уже не воротишь.
— Нет! — кричит Бася. — Это ошибка, я забираю иск, Петрусь!
А ведь это она, дура, во всем виновата. Словно бес в нее вселился. Что она хотела доказать и при чем тут Петр?
— Петр, прости меня!
— Я велю вывести вас из зала, если вы не успокоитесь, — металлическим бесстрастным голосом прерывает судья, только сейчас соизволившая впервые взглянуть на них, — занесите, пожалуйста, в протокол: истица забирает иск о разводе за номером… дробь…
Бася подбегает к Петру и обнимает. Плечи у Петра опущены: сегодня он надел пиджак, редкий случай, и стоит не двигаясь, словно не понимает, что происходит.
— Петрек, посмотри же на меня, это я, Бася, я люблю тебя, понимаешь ты? Снимки я скопировала из компьютера, думала, что ты… Никогда, клянусь, никогда больше я не сделаю ничего против нас, Петрек…
Металлический голос подводит итог делу:
— Прошу вас покинуть зал судебных заседаний, благодарю…
Буба стискивает пальцы.
Все толпятся в нескольких метрах от истицы и ответчика.
Кшиштоф бьет Петра по плечу:
— Не будь дураком, старик.
Петр опускается на первый попавшийся стул и начинает рыдать как ребенок. Бася опускается перед ним на колени.
Друзья отходят в сторонку, не зная, как себя вести.
— Подбросить тебя? — Кшиштоф останавливается у Бубы за спиной.
— А ты не торопишься на работу? — Буба старается остаться язвительной, но больше всего ей хочется домой.
Кот стонал с пяти утра, надо что-то делать, пусть его страдания прекратятся.
— Если тебе не трудно, отвези меня домой, — тихо произносит Буба и неожиданно добавляет: — Мне надо съездить к ветеринару.
— Я могу поехать с тобой. — Кшиштоф и сам не знает, зачем это сказал. — Если хочешь.
Оговорка не случайная, а то еще подумает, что ему нечего делать. Впрочем, он — босс, оправдываться ни перед кем не обязан, один-то раз можно появиться на службе с опозданием.
— Хочу. Если тебе не трудно, — негромко говорит Буба и садится на переднее
сиденье.Кшиштоф захлопывает за ней сверкающую дверцу своего начищенного «Вольво-S40».
Ранний весенний дождь сделал улицы скользкими, пешеходам приходится быть поосторожнее. Весна приближается семимильными шагами, она уже чувствуется в воздухе, и зеленая паутина мало-помалу обволакивает голые ветви деревьев. Вербы уже шумят зелеными веточками, будто зимы и вовсе не было, тюльпаны пробиваются из-под земли. Весна будет удачной, и лето тоже, настанет время любви, как всегда, как каждый год, захочешь — заметишь. Люди оттаяли, скинули маски, на лицах улыбки, пока еще чуть заметные, в сквер на площади выползли старички, дождь только что прекратился, самое время подышать воздухом. С места на место перепархивают голуби. Над газоном, пробуждающимся к жизни, — о чудо! — кружится, трепещет крылышками первая бабочка, желтая лимонница, как будто расцвело уже все, чему полагается цвести попозже, как будто бабочка не догадывается, что еще рано. А может, лимонница знает, что уже пора.
Колокол с костела сзывает на молитву, пожилой человек осеняет себя крестом, минуя храм, снимает шапку… а надевать ее вовсе необязательно, до того тепло. Ну зачем ты ее опять напялил? Для столь ранней поры народу на улицах полно. Из подворотни слышна музыка Баха — какой-то русский вызванивает ее на бокалах, словно на ксилофоне, зарабатывает себе на жизнь.
Юлия целует Романа на прощанье, он спешит на Рыночную площадь, а у нее собеседование насчет работы, может, на этот раз получится.
Голуби опять взмывают в небо.
Возвращается домой Роза, все хорошо закончилось, какая радость! После обеда приедет Себастьян, вчера ей не хотелось с ним встречаться.
Жизнь начинается весной, думает Роза и дотрагивается до живота. Сможет ли она беременная водить машину, не повредит ли это ребенку?
Она позвонила родителям и сказала, что беременна.
И мать радостно закричала отцу:
— У Розочки будет ребенок! Папочка, у тебя внук! Деточка, ты должна о себе заботиться, мы поможем, не волнуйся!
И ни слова о замужестве.
Бася потрясена. Она никогда раньше не видела Петра плачущим, даже на похоронах родителей он стоял с каменным лицом. Не зная, что делать, Бася робко гладила его по голове, потом обняла, прижала к себе, как будто он был ее ребенком, а не мужем. Он не отстранился, не оттолкнул ее, и она перестала бояться. Они сумеют во всем разобраться. День за днем. Она все ему объяснит.
Кшиштоф вернулся на работу во втором часу дня. Кота вырвало прямо на белое кожаное сиденье «вольво». И черт с ним, с сиденьем, главное, Буба была не одна. А чем еще он мог помочь — только сопроводить кота в последний путь. Буба даже не заплакала.
— Я в ответе за него, — сказала она, — не хочу, чтобы он продолжал страдать.
Кшиштоф отвез ее к ветеринару, тот обещал заняться погребением кота. Кшиштоф не хотел с ней расставаться. Буба пахла ландышами… Приворожила она его, что ли? А может, это весна виновата? Ведь Буба ему не нравится, вечно она с ним ссорится, оскорбляет, цепляется к словам. И все-таки без нее тоскливо.
А что, если взять да и приехать к ней вечером? Так, с бухты-барахты. Спросить, как она себя чувствует, не каждый же день приходится усыплять котов. Вот и повод. Они же все-таки из одной компании, вряд ли Баська или Петр заглянут к ней сегодня. Они заняты своими делами, о коте наверняка и не знают ничего. А он бы проявил сочувствие, глядишь, сумел бы помочь…