Бабочка на огонь

Максим Робертович показал головой в угол, где валялось что-то бумажно-глянцевое, большое и красочное.

— Это я его с дверей нашего киноклуба содрал, — злорадно усмехнулся фанатик и энтузиаст кино. — Она, видишь ли, рада сообщить землякам о своем приезде. Тоже мне — Эдит Пиаф.

Катюша подошла поближе к блестящему, разорванному пополам, плакату, под неодобрительное хмыканье начальника расправила его и увидела свою бывшую одноклассницу Аньку Григорьеву.

Много лет назад, так много, что Катюше и вспоминать не хотелось, жили в городе Любимске три девушки, три неразлучные подруги: Олеся Морозова, Аня Григорьева и Катюша Маслова. Олеся и Аня были высокими красавицами — голубоглазыми брюнетками, Катюша — кем была, тем и осталась — миловидной, полноватой блондинкой. Почему дружили Олеся и Аня, окружающим было понятно, — поразительное сходство девушек распространялось не только на внешность, но и на их внутренний мир. Обе они закончили музыкальные школы по классу фортепиано, серьезно занимались бальными танцами, великолепно пели, читали одни и те же книги одних и тех же авторов, когда пришло время любить, выбрали одного парня.

Что делала в их компании тихая, как первый снег, и маленькая, как пони или конек-горбунок, Катюша, никто не понимал.

— И напрасно, — сказал бы окружающим любой психолог, рассмотрев отношения девушек изнутри, — ибо именно Катюша Маслова является связующим звеном между одинаковыми и оттого соперничающими во всем подругами, звеном, без которого долголетняя дружба Олеси и Ани не просуществовала бы и дня.

Катюша и сама понимала это, но вела себя с подругами честно — никогда не использовала свое «служебное положение» в корыстных целях. Это означало, что она никогда не передавала Олесе слов, которые говорила о ней по секрету Аня, и, наоборот, никогда не говорила Ане, что узнала о ней от Олеси. «Громоотвод», которым чувствовала себя Катюша на протяжении десяти лет, не сработал только один раз — когда великолепные во всем подруги влюбились в своего одноклассника Андрюшу Голубева.

— Так ты едешь в Москву?

Настойчивый голос фанатичного любителя и почитателя кино Максима Рейна прервал Катюшины воспоминания о дружбе и любви.

— У меня денег нет даже на хлеб, — вздохнула она, понимая, что от судьбы не уйдешь и ехать за каким-то чертом в столицу все равно придется.

Максим порылся в кармане, достал кошелек с единственной десяткой, вытянул трубочкой губы, что всегда делал, когда хотел пойти напролом или нахамить, и с криком: «Жди меня здесь», — выскочил из кабинета. Выглянув в окно, Катюша увидела, как он, не глядя по сторонам и не обращая внимания на гудки автомобилей и вопли шоферов, перебежал дорогу и скрылся в дверях бухгалтерии департамента по культуре и спорту. Через пятнадцать минут Максим вернулся, совершив подвиг. В его маленьких, но цепких, как лапки лемура, руках Катюша увидела целое состояние — свою зарплату за три месяца, материальную помощь и командировочные — всего пять тысяч рублей.

С поездом Катюше несказанно повезло. Согласно билету, ей полагалось ехать в Москву в середине плацкартного вагона, на нижней полке, по ходу движения состава.

«Только бы соседи попались хорошие, — думала она, стоя на перроне с вытянутой шеей и высоко поднятой головой, — чтоб молчаливые были и спать сразу легли».

Состав, ползущий перед ней питоном, резко остановился, и порыв теплого воздуха, выскочивший из-под его железного брюха, пошутил над Катюшей — сорвал с ее головы красную соломенную шляпку с большими полями и нелепо воткнутой желтой розой, такой же одинокой, как тот, кто ее воткнул. Катюша охнула, всплеснула руками, будто деревенская баба, у которой, пока она доила корову, тесто из квашни через край поперло, и побежала шляпку догонять. Теперь уже ветер посмеялся над маленькой, полненькой и чертовски миловидной женщинкой — покатил шляпку, похожую на красное колесико прочь с вокзала, словно хотел сказать Катюше своими порывами: «Не езди, не езди, останься дома».

— Держите свой чепчик, девушка, — сказал Катюше крепкий мужичок среднего роста, круглолицый и веселый, как солнышко.

Он поймал ее шляпку ловко и легко, будто специализировался на ловле женских головных уборов. Катюша так и сказала ему, вместо того чтобы мило улыбнуться и поблагодарить.

— Ага, — не перестал улыбаться крепкий, надежный мужичок — такой надежный для какой-то женщины, что Катюша, брошенная мужем, ей сразу позавидовала, — я всю жизнь ловлю. Работа у меня такая.

— Какая еще работа? — спросила Катюша, протягивая руку за своей вещью.

— Когда мы с вами познакомимся, я расскажу какая, — ответил мужичок, не спеша выпускать шляпку из крепких рук.

Катюша посмотрела на его круглые мускулы, выкатившиеся из-под коротких рукавов чисто выстиранной джинсовой рубашечки, и горько вздохнула.

— У меня, между прочим, муж есть. За шляпку, впрочем, спасибо.

На лицо-солнышко набежала тучка, сказала: «Жаль».

Катюша развернулась и ушла, уверяя себя, что Славика она еще очень любит.

Поезд «Ярославль — Москва», в который наконец-то села Катюша, был проходящий, битком набитый командировочными, местными дачниками, которых запрещено было подвозить за отдельную плату — приработок проводников, и которые тем не менее всегда толпились в тамбурах, мешая законным пассажирам — командировочным и отдыхающим — спокойно пройти к своему месту. Последние, как большинство нормальных людей в советское время, сейчас уже — классовое меньшинство, стремились через Москву на юг — в Сочи, в Ялту, Геленджик, Судак и Алупку. Для Катюши названия южных курортов звучали как песнь о мечте, которая тем и прекрасна, что никогда не осуществится. Ей оставалось довольствоваться тем, что в столицу нашей родины Москву она еще может раз в год съездить, если вовремя выдадут зарплату.

Ее вожделенная нижняя полочка, до которой она все-таки добралась, оцарапав левую ногу и больно ударившись о какой-то железный ящик правой коленкой, оказалась занята толстой теткой с двумя малолетними детьми — хулиганистыми даже на вид мальчишками лет семи-восьми.

С верхней полки свешивался, корчил рожи третий хулиган — старшенький. Катюша поняла, что тетку с тремя детьми беспокоить и спрашивать о нижней полке не надо. Судя по расправленным постелям и огромному количеству еды на столике, семейство расположилось в незаконно занятом купе всерьез и надолго.

«Ну-ка, попробуй, тронь нас», — словно говорил весь вид честной компании.

Катюша не решилась, сделала вид, что ей просто надо пройти мимо. К тому же из туалета лез, расталкивая дачников и пиная ногами их скарб, такой же толстый, как тетка, дядька — очевидно, глава семейства.

Катюша поспешила обратно — к проводнице.

— А я при чем? — накинулась на Катюшу толстая — близнец той, что сидела в чужом купе, к тому же красная, потная и злая — проводница. — Тебе билет неправильно продали, а ты мать-героиню с ее дитями согнать с их местов хочешь.

— Да не хочу я никого сгонять, — начала оправдываться Катюша, хотела сказать, что она согласна на любое другое, свободное место.

— А не хочешь, так и сиди здеся, не мешай мне работать, — ответила проводница и с грохотом закрыла перед носом Катюши дверь.

— Что же мне до Москвы стоя ехать? — крикнула Катя, но проводницу больше беспокоить не стала, решила, что, наверное, карма у нее такая — что все ее обижают.

Час она отстояла в потной толпе, в коридоре, находя прелесть в разглядывании однотипного пейзажа за окном — поле, лес, деревня, поле, лес, станция, поле, лес… Постепенно коридор, тамбур, проходы между вагонами опустели: дачники вышли. Катюша осталась стоять одна. Проводница выскакивала из своего служебного купе на каждой станции, но Катюшу в упор не замечала. Пришло время вечернего чая. Почти во всех отсеках звякали ложками, размешивая в стаканах сахар, негромко разговаривали. Проводница наливала в стаканы горячую воду из титана, нарочно отклячив зад, чтобы Катюша втиснулась в угол и не дышала.

— И чего стоит, — бубнила себе под нос толстая тетка. — Местов нет и не будет. Села бы тихонько в уголок и сидела, людям не мешала отдыхать.

«Пожалуй, она меня и с поезда ссадит», — испугалась Катюша, но тут дверь, ведущая из тамбура в вагон, открылась, и на пороге возник давешний Катюшин знакомый — крепыш с лицом солнышка.

Не ожидая увидеть Катюшу вот так сразу, крепыш смешался, сказал: «Вот какая встреча неожиданная», — и она поняла: он здесь, потому что искал по всему поезду ее.