Бабочки в жерновах
Шрифт:
Бывают такие дни, когда человек летит над жизненными обстоятельствами, точно птица. Когда отброшены оковы, державшие на грешной земле, а установленных людьми пределов больше не существует. И всё складывается один к одному, и за что ни возьмись – всё получится. Невидимые крылья удачи несут вперед и ввысь. В последний день весны таковые выросли за спиной Ланса Лэйгина. Впрочем, в данном случае судьба сделала исключение – его поразительная аэродинамика имела вполне зримое воплощение – некий конверт с неким письмом окрылял точь-в-точь, как это изображено на гербе почтового ведомства.
Оставалось только дождаться, когда профессор
– Лэйгин?
– Добрый день, профессор. Ваше выступление, как всегда, бесподобно. Я покорен.
И в доказательство искренности своих слов Ланс снял шляпу, прижал её к груди и поклонился. Заодно продемонстрировав полнейшее отсутствие плеши, которую прочил ему Аделард еще десять лет назад.
Вежливость очень удобная штука. Она - не только щит для робких, но и непробиваемая броня для наглецов. Крайне вежливо сказанное в глаза оскорбление имеет все шансы остаться без ответа и отмщения. Публично униженный просто не захочет падать в глазах общества еще ниже, отвечая вполне заслуженной грубостью. И так как обижать бывшего наставника у Ланса и в мыслях не было, то его изящные манеры были призваны умилостивить гордого служителя науки.
– Признаться, не ожидал увидеть тебя здесь. Какими судьбами в родные края?
«С наскока задобрить не вышло. Что ж, зайдем с другой стороны. Нам не привыкать». Брис и прежде отличался злопамятностью, а с возрастом привычка не забывать никому и ничего только усилилась.
– Разве я не могу просто приехать к своему бывшему учителю, чтобы лично выказать уважение и…
– Ланс! Хватит юлить!
Но, не смотря на грозный тон, профессор совершенно не злился. Его гордыня удовлетворилась зрелищем бесстыдно льстящего Ланса Лэйгина, Хитрого Ланса, Которому Что-то Нужно.
– Позволь, я угадаю, что тебе понадобилось от меня, - проворковал профессор и сделал эффектную паузу, прожигая блудного ученика ледяными очами насквозь.
На его смуглом тонком лице, этом бескорыстном даре поколений предков-аристократов, яркие глаза казались сделанными из бирюзы, столь любимой древними царями.
«Смотри, смотри, сколько влезет. Твои чары давно утратили силу. Я уж как-нибудь перетерплю, ведь ты мне нужен», - думалось Лансу.
Ему и так хватало чужих взглядов – любопытных, осуждающих, злорадных. Ах, как же! Предатель-Лэйгин приполз к подножью трона! Не иначе как лизать пятки хозяину и молить о прощении. Зачем же еще?
– Хочешь взглянуть на ту самую табличку, верно?
Старый проницательный демон!
– Не буду отрицать, так и есть.
– Ох, Ланс! – всплеснул руками профессор.
– Ты когда-нибудь станешь взрослым?
– Зимой мне исполнилось тридцать пять.
– Не похоже, совсем не похоже. По-моему, тебе всё ещё двенадцать и ты веришь в фей, драконов и… Землю Калитар.
Зря он так про драконов,
очень зря. Лорентский натуралист Донат Маркэль доказал, что в доисторические времена по земле ходили исполинские ящеры, и некоторые таки изрыгали огонь, как волшебные существа из сказок.– Вы ошибаетесь, Брис, - мягко ответствовал Ланс.
– В фей я уже не верю.
Профессору такой ответ сказал о многом. В основном о том, что мужчины в роду Лэйгинов, как были упертыми ослами, так и остались таковыми.
– Значит, от приглашения на чашку чая ты не откажешься?
– Ни в коем разе.
– Тогда идем.
– Как вы относитесь к автомобилям? – самым невинным тоном спросил Ланс.
Дом Аделарда находился в паре кварталов, каких-то семь минут пешком, но откормленное фамильное тщеславие Лэйгинов снова победило в короткой схватке с чахлой сироткой-скромностью.
Брис только уголком рта надменно дернул. Дескать, кто бы сомневался, что у презренного кладоискателя водятся немалые деньжата. Богатство – любимая и единственная дочь Алчности, как всем давно известно.
«Пусть думает, что хочет, - решил Ланс, сопровождая бывшего наставника к дорогому кабриолету, нагло блестящему на солнце новым лаком. – Приговор вынесен и обжалованию не подлежит». Оправдываться, объяснять, что это сверкающее чудо технического прогресса досталось ему волею случая при весьма трагических обстоятельствах, бессмысленно. Какой же уважающий себя ученый станет водиться с сумасшедшими гонщиками?
И все же Ланс не удержался – погладил хромированную ручку дверцы и похвастался.
– Четырехцилиндровый двигатель-моноблок, карданная трансмиссия… Правда, она красавица?
– Она? – усмехнулся Брис.
Красновато-коричневая кожа сидений навевала непристойные ассоциации не только старому женолюбу, но и покойному хозяину « айр эмэри», мир его беспокойной душе и скорейшего перерождения.
Ланс лихо, как заправский гонщик, крутанул коленчатый рычаг, заводя двигатель, и услыхав, как весело застучали поршни, вернулся на водительское место.
– Зеленая, 8, - буркнул профессор.
– Я помню.
Вот-вот! Тут очень захочешь, а не забудешь. Столько резких слов слышали эти стены, столько раз в запале хлопалось тяжелыми створками дверей, что, пожалуй, стекла в окнах до сих пор мелко-мелко дрожат.
А день выдался прекрасный – солнечный и безветренный. Жаль только, не пожелает Брис Аделард прокатиться по разомлевшему на весеннем солнышке Саломи в компании с опальным учеником. Ибо гордыня! Та, которая у прославленного археолога паче здравого смысла. Иначе не смотрел бы профессор сквозь своего визави, как через пустую бутылку из-под дешевого вина, и тонкие губы не поджимал столь демонстративно.
Ну и ладно, ну и пусть! В конце концов, Ланс приехал не виниться, а напротив – ещё раз утвердиться в своем «опасном заблуждении», а заодно удостовериться, что законы мироздания незыблемы – его по-прежнему презирают со всей академической строгостью.
Помочь выйти из машины профессор ему категорически не позволил. Впрочем, причину столь резкого отказа Ланс понял уже спустя две минуты.
В гостиной их встретила госпожа Аделард, так сказать, новой модели. Очень-очень молодая женщина, белокурая, хрупкая, высокая, словом, именно такая, какими были три предыдущие жены уважаемого профессора. И звали её…