Бабы строем не воюют

– Это какой же? – заинтересовалась Анна. – Я только про ратный слышала.

– Так и десятка бабьего раньше не было, а теперь есть! Так и строй… Не знаю еще какой, надо думать… Но придумаем обязательно!

«Придумаем, куда денемся… А может, уже придумалось, вернее, само как-то сложилось? У Мишани вот Совет Академии есть, Корней десятников время от времени собирает или стариков с серебряными кольцами… теперь, наверное, будет бояр своих собирать и с ними совет держать. Но там нарочно время назначают, место для собрания готовят, а мы-то на кухне, вроде бы так просто сумерничаем, а получается… бабий строй? А что? Кто нам в этом деле указ? Сами все решаем!

А все-таки интересно, какой сказкой станет эта быль про Василису Черниговскую… лет через тысячу?»

А история с обучением грамоте отрока Федора повернулась совсем неожиданным боком.

Приказание Анны его крестной самостоятельно разобраться с обещанием, данным Федьке Млавой, обернулось… дракой! С утра пораньше возле собачьих клеток подрались Млава и тихоня Аксинья. Уже и само то, что Ксюха участвовала в драке, было удивительно, но то, что она победила, и вовсе повергло в изумление всех, об этом осведомленных.

А началось все именно с выполнения приказа боярыни: Аксинья нашла-таки выход! Она сообщила своему крестнику, что в том случае, если ему все же удастся первым среди отроков второй полусотни правильно написать свое имя и звание, она, как крестная мать, разрешит ему потрогать за титьки… Млаву! Все без обмана – что обещано, то и получит!

Вдохновился ли обещанным Федька, неизвестно, а вот Млава, прознав о договоре, рассвирепела. С воплем: «Я тебе покажу, как чужие титьки раздавать!!!» – кинулась на обидчицу, явно намереваясь с разбегу припечатать ее своими телесами к собачьей клетке. Но Ксюха, даром что тихоня, училась прилежно, в том числе и тем начаткам рукопашного боя, которые преподавались девицам. Она не только сумела увернуться от несущейся на нее туши, но и умудрилась так подправить движение Млавы, что та со всего маху врезалась в угол клетки и, оглушенная, рухнула наземь. Не ожидавшая от судьбы такой подлости, а от тихони Ксюхи – проворства, толстуха не сразу поняла, что произошло, и только хлопала глазами.

Но злоключения Млавы на этом не закончились: ее противница подхватила метлу, которой подметали в собачьем жилье, и принялась охаживать ею толстуху, приговаривая: «Это я те покажу, коза блудливая, как чужих крестников дурному учить! Ты у меня еще на торг поедешь выменем своим торговать, коровища!»

Когда боярыня, выясняя причину драки, устроила девицам допрос, Аксинья (и Анна была уверена, что совершенно искренне) заявила:

– А я думала, ей нравится! Она же вся такая… в теле… и отроки на нее так смотрят…

На возмущенное же замечание: «Как можно так о девице говорить?» – последовал столь же правдивый ответ:

– Так она вообще дурная! Ночью как заорет: «Кусок! Взять!» – и самострел из-под лавки тянет. Поубивает нас всех когда-нибудь!

«Вот тебе и тихоня! То глаз от земли не поднимала, голоса не слышали, а как указали ей, что она за крестника в ответе, так откуда что взялось? Чудны дела твои, Господи!»

Смысл и причину ночных воплей Млавы женщинам разъяснила Арина во время очередных посиделок. При этом бабы хохотали так, что на кухню с испуганно-удивленной рожей заглянул дежурный урядник. Как раз в это время хохочущая Верка сверзилась со скамьи, и отрока не сразу заметили, а когда заметили, то так дружно заорали, велев убираться, что парень с перепугу попытался открыть дверь не в ту сторону. Напугался от этого еще больше и, похоже, собрался спасаться через дымоход, но был вытолкан Плавой взашей. Что уж он там подумал о боярыне и ее ближницах, осталось его тайной навсегда.

Глава 10

Страх и тоска первых дней после проводов постепенно притупились, жизнь брала свое. Хлопоты и заботы не оставляли времени на мрачные размышления, но где-то в глубине сознания боль беспокойства и ожидания засели как заноза и время от времени напоминали о себе болезненными уколами: «Ты вот сейчас… а там, может быть…», «Господи, хоть бы весточку какую…», «Вот вернется Андрей, а у меня тут уже… Да только бы вернулся!».

А вот вечером, в тишине и покое… да какой там покой! Только хуже становилось! Знала она уже такое: провожала из дому Фому, ждала, беспокоилась, но ведь по-другому совсем! Тогда надеялась, что умный и опытный купец сумеет избежать опасностей, найдет, как извернуться, сумеет предвидеть… А сейчас-то! Не избегать опасностей ушел Андрей – искать их, встречать грудь в грудь. Воин – не купец, даже если и сумеет что-то предвидеть, то изворачиваться не станет, нельзя ему! Это для купца спрятаться, пересидеть, стороной обойти – ловкость, а для воина – трусость, предательство.

Время от времени Арина исподтишка подглядывала за Анной: как привычная к жизни в воинском поселении зрелая женщина справляется с тяготой ожидания и неизвестности? Подглядывала, старалась понять скрытое, но убедилась только в одном: боярыня умеет не только не показать вида, но и других отвратить от негожих мыслей! Видать, научила ратнинская жизнь, не от рождения же у нее такое умение?

А Анна все уже испытала, и не раз; провожала, ждала, встречала, а однажды… Ожидание становилось еще тяжелее, оттого что на себе испробовала, каково это: вокруг радостные восклицания, радостные же слезы, а он лежит холодный, неподвижный… И не позволяешь себе поверить, что он, а на самом деле…

Казалось бы, хуже уже некуда, а вот пришло опять, и поняла, что все возможно. Тогда уходил один Фрол, а сейчас сын, племянники, крестники, ставшие почти родными, Алексей. Именно так – Алексей на последнем месте не потому, что Рудному воеводе – умелому и всякого повидавшему воину – легче выжить, Фрол тоже не новиком был, а потому, что сейчас сын важнее. Сгинет Алексей (не дай бог, конечно!), но жизнь на этом не закончится, как не закончилась со смертью Фрола, хотя тогда думалось иначе. А случись что с Мишаней… жизнь тоже не закончится, но это будет уже не жизнь!

Тогда Анна думала: ведь всего один из сотни, минует беда, ведь не может же прямо в него ударить, когда вокруг столько воев! Сейчас их семеро, и беде цель найти легче, а значит, ждать тяжелее.

Конечно, тяжелее, но выучка, полученная от свекрови Аграфены Ярославны, но дух женского мира воинского поселения, но обязанности боярыни – большухи огромной семьи, но забота о надлежащем воспитании девиц… Есть тяжесть, которая валит с ног, а есть которая заставляет стоять тверже!

Видела Анна, как посматривает на нее Арина, понимала, что та ищет в боярыне проявления ее собственного ожидания и страха, и это тоже, как ни странно, помогало держаться: вот, смотри, как надо, вот что ждет тебя замужем за Андреем!

А еще было такое, о чем Арина никак и помыслить не могла, – Корней! Случись что с ним… Лавр – тряпка, Мишаня – ребенок еще… все рухнет. Рухнет? Нет! Не позволю! Не знаю, что сделаю, не знаю как, не знаю когда, но не дам рухнуть! Или я не боярыня?

Тут-то и обрадуешься не дающим скучать хлопотам и заботам, которые наваливаются каждый день, как жданные, так и неожиданные.

После жатвы, как и обещала волхва, прибыла сотня работников. Рабочие руки – это, конечно, хорошо, но вот кабы они еще без прожорливых ртов обходились… Хоть и привезли лесовики с собой прокорм, но запас еды никому еще не мешал, так что поданная Кузьмой мысль об облавной охоте пришлась к месту. Сотня загонщиков да полсотни самострелов свое дело сделали, и присланные из Ратного холопы во главе с куньевскими родичами Лисовинов не покладая рук солили, коптили, вялили мясо и обрабатывали шкуры. Зима не за горами, кожаную и меховую одежду надо готовить на всю Академию.

Вот устраивая-то облавную охоту, Анна в первый раз и получила действенную пользу от своих опричников. Стерв с Яковом ушли за болото, ратнинские мужи, искусные в охотничьем деле, тоже. Кто сможет правильно оценить добычливость незнакомого леса, выбрать места для стрелковых засад, свести вместе крылья загонного строя за много верст от того места, куда надо сгонять добычу? Кто вообще знает тонкости такого непростого дела, как загонная охота? Анне словно на ухо кто нашептал поделиться этой заботой со своими опричниками, вернее с их урядником Киприаном, и уже на следующий день она знала имена трех отроков из второй полусотни, которые с отцами охотниками проводили больше времени в лесах, чем в родных селищах. Одно слово – лесовики. Уж им-то одежку выворачивать [11] ни разу в жизни не приходилось – свои в дебрях и чащобах!

11

Считается (и до сих пор), что если «леший водит кругами», то надо вывернуть одежду наизнанку и леший отстанет.