Back in the USSR

Со времен танцев под доморощенных битников мы успели отвыкнуть от того, что живой рок-н-ролл — это не только «круто», но и весело... Со всех сторон посыпались предложения от подпольных менеджеров, и группа пошла играть по кафе, клубам и студенческим общежитиям. Увы, на дворе стоял трудный 1984 год, и турне продолжалось недолго. Один из концертов был прерван появлением милиции. Возникло дело о нелегальных пятирублевых билетах, аппаратура группы была арестована, а дальнейшие концерты объявлены нежелательными. (К счастью, до этого «Браво» успели записать удачный мини-альбом.) Вся столичная рок-тусовка замерла в нерешительности: выказывать признаки жизни в родном городе стало рискованно.

В марте многие лидеры московской любительской сцены (Чернавский, «Альянс», «Альфа» и другие) снимались на Ленинградском телевидении в главной дискотеке города «Невские звезды». Это был и теледебют «Браво». Жанна пела «Белый день». Она была в грязных белых балетных тапочках, и незнакомая публика слушала как зачарованная:

Верю я, Ночь пройдет, сгинет мрак. Верю я. День придет, весь в лучах...

На обратном пути, когда мы уже подходили к вокзалу, она вдруг вцепилась в мой локоть и жалобно попросила: «Давай еще останемся в Ленинграде. Я так не хочу возвращаться в Москву...» Конечно, мы уехали, и через пару дней ее задержала милиция. Оказывается, безумная Жанна, боясь развенчать свою легенду, подделала удостоверение личности на имя «Иванны Андерс»... Дело закрыли, аппаратуру «Браво» вернули, а вот певицу — нет. Ее послали в Сибирь, где жила ее ничего не подозревающая родня. Первая леди московского рока замолчала на полтора года; все это время она работала приемщицей в таежном леспромхозе*.

* В Сибири Жанна Агузарова участвовала в областном конкурсе молодых талантов и заняла там первое место. Местная газета констатировала: «Богата талантами тюменская земля!» Кстати, это было первым упоминанием о ней в нашей прессе.

Тем временем в Москве заявил о себе новый рок-аттракцион, «Звуки Му». Некто Петр Мамонов (р. 1951), лысеющий, с щербатыми зубами и страшным шрамом на груди от удара напильником в область сердца, начал писать песни в 1982 году. Я знал его уже лет десять как остроумного пьяницу, дикого танцора и поэта-неудачника. Однажды он пришел ко мне домой с гитарой и запел. Это было потрясающе смешно, сильно и необычно. Маниакально-напряженные «польки-роки» на одном-двух аккордах, исполненные с криками, хрипами вперемежку с молчанием. Песни касались в основном личных переживаний Петра, навеянных тяжелыми отношениями с любимой девушкой.

Вскоре он организовал группу со своим еще более непутевым младшим братом Алексеем на ударных и длинным флегматичным клавишником по имени Павел. Я взялся было солировать на электрогитаре, но дело становилось слишком серьезным, репетиции — регулярными, и я ушел. «Добрым гением» «Звуков Му» оказался Александр Липницкий, наш общий друг юности, добрейший и увлекающийся «старый хиппи», пожертвовавший своей коллекцией старинной живописи ради инструментов и аппаратуры. Он «с нуля» начал играть на басу.

Первое выступление «Звуков Му» (февраль 1984 года) произошло в школе, где Мамонов и Липницкий учились двадцать лет назад и откуда они были в свое время исключены за плохое поведение. В этот раз повзрослевшие хулиганы вели себя не лучше. Петр оказался крайне буйным, эпилептическим шоуменом: по гротескности и накалу энергии зрелище можно было сравнить с лучшими шоу Волконского — при этом оно имело отчетливый русский колорит. Мамонов представлял самого себя, но в немного гиперболизированном виде: смесь уличного шута, галантного подонка и беспамятно-горького пьяницы. Он становился в парадные позы и неожиданно падал, имитировал лунатизм и пускал пену изо рта, совершал недвусмысленные сексуальные движения и вдруг преображался в грустного и серьезного мужчину. Блестящий, безупречный актер! Публика единодушно сочла его шизофреником или невменяемым, но в действительности это была потрясающая артистическая интуиция.

Аранжированная «в электричестве» музыка группы звучала довольно интересно: нервный рок-минимализм вклинивался в традиционные бытовые мелодии блюза и вальса. Тексты сам Петр определил как «русские народные галлюцинации»: цепочки невнятных психоделических*

 Отличительная черта «русского» психоделика в том, что он базируется не на наркотическом, а на сугубо алкогольном опыте.

образов, навязчивый бред сумеречного сознания.

Я засыпаю, я ложусь спать, Подо мною скрипит и трясется кровать, И ночью надеюсь я только на то, Что утром меня не разбудит никто...

Другая песня:

Проснулся я утром, часа в два, И сразу понял — ты ушла от меня. Ну и что? Ну и что, что ты ушла? От меня? Все равно, опять напьюсь.

Еще одна:

Я совсем сошел сума, И все от красного вина, Ночью я бухать люблю. Ночью мне поет Кобзон, Не пойму, где я, где он. Ночью все цвета страшны, Одинаково черны...

И т.д.

В словах не было особого смысла и фантазии, но все вместе «работало» хорошо. Публика истерически хихикала, но было скорее не смешно, а страшно. Такого раньше не приходилось испытывать.

В июле «Звуки Му» попробовали дать концерт в день рождения Липницкого на небольшой открытой площадке в дачном поселке. Перед началом выступления подъехали машины милиции, и все пришлось перенести на «частную территорию» — дачу именинника. Позже я слышал, что в «инстанциях» это квалифицировалось как успешная операция по пресечению опасной идеологической диверсии. Все самодеятельные рок-концерты в Москве прекратились почти на год.

Единственным цветущим оазисом рока оставался Ленинград. В мае 1984 года прошел II фестиваль, и здесь новый рок уже не оставил шансов ветеранам.

Виктор Цой представил «электрическое» «Кино», уже без исчезнувшего «нелауреата» Рыбина. Крепкий и жесткий постпанковый квартет исполнил в числе прочих «Безъядерную зону» — одну из немногих популярных и по-настоящему искренних антивоенных рок-песен.

Как ни прочны стены наших квартир, Но кто-то один не подставит за всех плечо. Я вижу дом, я беру в руки мел, Нет замка, но я владею ключом. Я объявляю свой дом безъядерной зоной. Я объявляю свой двор безъядерной зоной. Я объявляю свой город безъядерной зоной!..

Даже у этой песни нашлись гневные критики, заклеймившие ее как «мягкотелый пацифизм»...

Хорошую пару «Кино» составила новая группа «Телевизор». Как у типичных представителей ленинградского рока, тексты были интереснее, чем музыка, и, пожалуй, все было сыровато и недорепетировано. Они начали выступление, проломив огромный картонный телеэкран на сцене, и это не было пустой претензией. «Телевизор» обнаружил настоящую страстность. Их лидер, клавишник и певец Михаил Борзыкин, несомненно находился под влиянием поэзии Гребенщикова. Только он был моложе, драматичнее, злее. Я запомнил отличную песню о ленинградских фарцовщиках:

Он знает, что где в моде, Изучена фирма, Ему не надо бога — Он верит в свой карман. Всегда собой доволен И недоволен всем. Была бы только воля — Он ушел бы насовсем. Всегда немного желчен И простенько умен. Любимец лживых женщин. Продажных, как и он...

 Точный портрет... Впрочем, Борзыкин был полон не только сарказма, но и надежд:

Пускай за моим фоно — я и снег. Черно-белые клавиши ждут весны. Пускай не хватает красок в этом сне — Я еще не забыл цветные сны...