Багдадская встреча

– Почему же?

– Он приплыл на гуфа, это местная лодка, и хвоста за ним не было. Мы это знаем, потому что мои люди держали берег под наблюдением.

– Значит, кто-то в гостинице?

– Да, Виктория. И даже более того, кто-то именно в этом корпусе, я сам сторожил у лестницы, и никто не поднимался.

Он бросил взгляд на ее обескураженное лицо и спокойно продолжал:

– Тем самым у нас очень небольшой выбор. Вы, я, миссис Кардью Тренч, Маркус со своими сестрами. Несколько престарелых слуг, которые работают здесь много лет. Некто Харрисон, прибывший из Киркука и ни в чем подозрительном не замеченный. Медицинская сестра, работающая в Еврейском лазарете… Это может быть любой из перечисленных людей. Может быть, но есть одно очень веское соображение против.

– Какое?

– Кармайкл был настороже. Он знал, что приближается решающая минута. Он был очень чуток к опасности. Как же он мог, с его-то чуткостью, так подставиться?

– Может быть, те полицейские?.. – высказала предположение Виктория.

– Да нет. Они явились уже потом. С улицы. По-видимому, получили какой-то сигнал. Но сами нанести удар не могли. Нет, удар, вероятно, нанес кто-то из своих, кого Кармайкл хорошо знал и… или же тот, кто, на его взгляд, не мог представлять опасности. Если бы только выяснить…

2

Вслед за радостью свершения всегда наступает спад. Добраться до Багдада, разыскать Эдварда, проникнуть в тайны «Масличной ветви» – это были захватывающие задачи. Но теперь, достигнув цели, Виктория в редкие минуты самоанализа стала задаваться вопросом: а что она, собственно, тут делает? Восторг встречи с Эдвардом наступил и прошел. Ну хорошо, она любит Эдварда, и Эдвард любит ее. Они работают в одном учреждении – но, если рассудить на холодную голову, чем они тут, в сущности, занимаются?

Каким-то образом, то ли хитрыми доводами, то ли простым нахрапом, но Эдварду удалось устроить Викторию на низкооплачиваемую работу в «Масличную ветвь». Все свое рабочее время она должна была просиживать в темной комнатушке и при электрическом свете печатать на неисправной машинке разные объявления, письма, антиалкогольные манифесты и программы «Масличной ветви». У Эдварда было, как он говорил, смутное ощущение, что в «Масличной ветви» что-то не так. И Дэйкин, похоже, был с ним в этом согласен. Она, Виктория, находилась там для того, чтобы выяснить по возможности, в чем дело. Но у нее складывалось такое впечатление, что выяснять просто нечего! «Масличная ветвь» благоухала одним только миром [91] во имя всеобщего мира. Устраивались какие-то сборища, на которых подавали вместо спиртного апельсиновый сок и к нему – малоаппетитную закуску; и Виктория на этих «приемах» должна была играть как бы роль хозяйки: всех со всеми знакомить, поддерживать разговор, укреплять чувства взаимного доброжелательства между представителями разных наций, хотя эти представители только и знали, что враждебно пялились друг на друга и жадно пожирали угощение.

91

Миро – церковное благовонное масло.

И никаких подводных течений, заговоров, групповщины Виктория там не замечала. Все тихо-мирно, все в открытую, безвредно, безалкогольно и скучно – нет сил. Некоторые смуглокожие парни делали робкие попытки поухаживать за ней, другие давали ей книжки почитать, она их пролистывала и откладывала: тягомотина. Из отеля «Тио» она съехала и сняла комнату в доме на западном берегу реки, где жили также и другие сотрудницы «Масличной ветви», и среди них Катерина, которая, бесспорно, поглядывала на Викторию с подозрением, но почему – подозревала ли она Викторию в шпионстве, или же ее занимали более тонкие материи: чувства Эдварда, – этого Виктория пока еще не могла с определенностью сказать. Скорее всего – второе. Все знали, что место Виктории выхлопотал Эдвард, и несколько пар ревнивых черных глаз провожали ее довольно недружелюбно.

Все дело в том, считала Виктория, что Эдвард чересчур привлекательный. И все девчонки в него влюбились. Да еще эта манера его с каждой по-дружески поговорить, полюбезничать. От этого, конечно, только хуже. Между собой они с Эдвардом сговорились не показывать виду, что у них особые отношения. Если им удастся обнаружить что-то важное, надо, чтобы никто не подозревал, что они работают заодно. И Эдвард обращался с ней точно так же, как и с остальными, даже чуточку холоднее.

«Масличная ветвь» представлялась Виктории учреждением совершенно невинным, но зато с его главой и основателем, она чувствовала, дело обстояло иначе.

Раза два ей случилось перехватить направленный на нее внимательный, загадочный взгляд доктора Ратбоуна, и, хотя она сразу придавала своему лицу самое глупенькое, кокетливое выражение, сердце у нее екало от какого-то чувства, похожего на страх.

А один раз, когда она была призвана пред его высочайшие очи (в связи с допущенной опечаткой), дело зашло дальше взглядов.

– Вы, я надеюсь, довольны вашей работой у нас? – спросил он.

– О да, конечно, сэр, – ответила Виктория. И добавила: – Мне очень жаль, что я делаю столько ошибок, когда печатаю.

– Ошибки – это пустяк. Бездушные автоматы нам не нужны. Что нам нужно, так это молодой задор, щедрость души и широта взглядов.

Виктория постаралась придать себе вид задорный и щедрый.

– Важно, чтобы свою работу вы любили… любили ту цель, к которой мы стремимся… чтобы верили в наше светлое будущее. Вы искренне испытываете эти чувства, дитя мое?

– Для меня тут столько нового, – пролепетала Виктория. – Я чувствую, что еще не все понимаю.

– Объединиться! Объединиться молодежи всех стран – вот главная мысль. Вам нравятся наши вечера дружбы и свободных дискуссий?

– О да! – ответила Виктория, с трудом их переносившая.

– Единомыслие вместо разногласий – братство вместо вражды! Медленно, но верно растет единство! Вы это чувствуете? Правда?

Виктории вспомнились постоянная мелкая зависть, вспышки взаимной антипатии, бесконечные дрязги, обиды, равнодушные извинения. Она просто не знала, как надо ответить. И сказала наугад:

– Иногда бывает трудно с людьми.

– Знаю… знаю, – вздохнул доктор Ратбоун. Его высокий благородный лоб прорезали недоуменные морщины. – Я слышал, что Майкл Ракуньян ударил Айзека Наума и разбил ему губу в кровь?

– Это у них была свободная дискуссия, – объяснила Виктория.

Доктор Ратбоун погрустнел и задумался.

– Терпение и вера, – тихо пробормотал он. – Терпение и вера.

Виктория выразила почтительное согласие и пошла к выходу. Но спохватилась, что оставила у него на столе лист машинописи, и вернулась назад. Взгляд, которым встретил ее доктор Ратбоун, поразил ее. В нем было столько хитрости и подозрительности, ей поневоле подумалось, что – кто его знает? – не держит ли он ее под пристальным наблюдением, и вообще, что он на самом деле о ней думает?

Инструкции от Дэйкина Виктория получила очень четкие. Если ей надо будет что-то сообщить, она должна соблюдать некие строгие правила связи. Он дал ей старый оранжевый платок, и когда у нее будет готово для него сообщение, то надо пойти с этим платком вроде бы на прогулку к реке неподалеку от пансиона, где она жила вместе со всеми. Она часто прогуливалась там на закате. Вдоль берега примерно с четверть мили шла тропинка, и в одном месте к самой воде спускалась широкая лестница. Там постоянно причаливали лодки. Из воды торчали причальные столбы, наверху одного из них торчал большой ржавый гвоздь, и вот на этот гвоздь она должна нацепить лоскутик от оранжевого платка, если ей нужна связь с Дэйкином. Но до сих пор, с горечью думала Виктория, ни в чем этом не было нужды. Она просто сидела в «Масличной ветви» и плохо выполняла плохо оплачиваемую работу. С Эдвардом виделась редко, потому что он все время где-то разъезжал по делам доктора Ратбоуна. Сейчас, например, только что вернулся из Персии. За время его отсутствия у нее состоялась одна краткая и не слишком приятная встреча с Дэйкином. Согласно инструкции она пришла в отель «Тио» и справилась, не оставила ли она там вязаную кофточку. Ей ответили, что нет, но в эту минуту появился Маркус, повел ее на террасу над рекой, усадил за столик, предложил разные напитки. Тем временем с улицы, шаркая подошвами, поднялся Дэйкин, Маркус пригласил его присоединиться, а вскоре был вызван по неотложным делам; и Виктория с Дэйкином, попивающим лимонад, остались за столиком с глазу на глаз.