Багор и щука. Сборник
Шрифт:
Особенности национальной рыбалки
В последнее время, приходя к знакомым с детства местам, не узнаю их. Озера среди гудящих вековечно сосновых боров, не богатые видовым разнообразием рыб, но где всегда водился крупный хищник, стали до тоскливости пустыми. Там, где появились дороги и подъезды к воде, видимо, появились и недоноски с электроудочками, на берегах образовались свалки-гадюшники. Словно враги идут, едут на лоснящихся автомобилях по земле, где родились. Бьют током рыбу, гадят здесь же, где и ночуют, жгут леса, отравляют воду. Российский менталитет – синоним загадочной русской души – свелся сейчас лишь к нескольким вещам: к сильному хватательному рефлексу, игнорированию живой Природы и умению жрать водку. Словно иллюстрация к этому – эпизод из хорошей и редкой в нынешнем кинопрокате комедии «Особенности национальной охоты», где наивный финн – «лох», говоря нынешним языком, – собирал поутру мусор и сжигал его в бочке. А остальные
Итак, многие лесные озера стали почти безжизненны. Частые рыбалки на Волге обременительны для кармана и, в конце концов, иногда утомляют бескрайностью просторов, ветрами, накатом волн, многолюдностью, а временами уже и скудностью уловов, что не так давно было совершенно невозможно… И тянет меня в места, где можно остаться наедине с собой и одиноким тетеревятником, парящим в теплых восходящих струях. Туда, где нет следов от протекторов автомобилей, где нет пустых бутылок, использованных презервативов, тряпок, бумаг и прочей дряни, которую так любит оставлять после себя современный российский человек, гордящийся своим менталитетом… И пусть уловы в этих местах не богаты, но каждая пойманная сорожка и щучка-«карандаш» ценнее здесь, в тихой закатной алости, чем многие килограммы рыбы в заорганизованности платных прудов и суете продвинутых рыбалок с эхолотами, навигаторами и барбекю… И я прихожу к маленькой луговой речке, к берегам которой не подъехать на машине, пешему и то не комфортно продираться сквозь кусты и густые травы, но для нас это только плюс…
Живца мы привезли с собой, поскольку не были уверены, что быстро наловим на реке. Маленькие серебристые карасики были пойманы в таком же небольшом прудике-луже. Они выдержали велосипедный путь, болтаясь в кане на спине, но некоторые все же были вялыми. Пришлось сразу их отбраковать.
Узкая речка в этом месте переходила в довольно широкий плес с глубиной до трех-пяти метров, что для малой речки уже вполне достойно, и значит, есть вероятность того, что в яме есть хищник. Жерлицы я выставил по кромке зарослей кувшинки, но так, чтобы живец не мог зацепиться за растительность. Карасики бойко загуляли, зарыскали на нихромовых поводках. Часть жерлиц у меня оснащена самодельными «финскими» крючками, представляющими собой острые усики без бородок-засечек. Они выгнуты из пружинной проволоки, а точнее из фортепианной струны средних регистров, благо профессия обязывает иметь в запасе различные запчасти. Басовые струны с медной навивкой я использую для изготовления щучьих куканов. На некоторых жерлицах поводки оснащены одинарными крючками в сочетании с маленькими двойничками. В этом случае живец цепляется за губу и под спинной плавник одновременно. Достоинство такой «снасточки» в том, что живец сохраняет подвижность дольше, чем с «финским» крючком, поскольку поводок последнего продевается сквозь жабры живца, что, конечно, доставляет ему беспокойство и укорачивает жизнь.
Жерлицы установлены, и мы с сыном Иваном беремся за спиннинги. Товарищ по рыбацким походам Павел сидит на бережке с удочками и время от времени таскает серебристую сорогу. Но вот он, согнувшись, поддернул кверху удочку, и на леске заходило что-то уже покрупнее сорожек.
– Эх, хвост-чешуя, Саня я щуку поймал! – кричит Пашка.
Щуку не щуку, но щуренка он точно вытянул.
– На что взял? – интересуюсь.
– Так на манку.
– Да не может этого быть. У тебя сорожка, наверное, зацепилась, а на нее этот шнурок…
– Ничего не клевало. Как закинул с манкой, так сразу и ударило!
– А-а, что с тебя, чайника, взять…
– Чайник, чайник, сам такой…
Не знаю, как это объяснить, но чуть позже и я вытянул щуренка на манку. Причем действительно не было никаких поклевок мелкой рыбешки, а после того, как я насадил катыш свежей манки, сразу и взял такой же щуренок-карандаш… Остается только признать, что и у рыбы, вероятно, подводный кризис, и хищная щука вдруг стала вегетарианкой… Второй вариант попроще: скорее всего, тут присутствовал эффект погружения чего-то белого, подобно маленькому твистеру. Он, катыш манки, неровно вихляясь за грузилом, и стал обманкой…
Но на спиннинговые обманки у нас ничего не брало. Вода в реке, на удивление, – невероятно прозрачная, хотя еще не поздняя осень. Белые заслуженные колебалки горели в ней ярким огнем. Но и цветные не работали. Попробовали ловить ступенчатой проводкой на джиг, но твистеры зацеплялись и приносили со дна какие-то елки… Незацепляек у нас не было в этот раз, поскольку приходилось брать всего по минимуму. Каждый грамм на горбу везти…
Тут с низу поднялся на резиновой
«одноместке» местный рыболов с хитринкой-занозой в быстрых глазах.– Ну, как дела?
– А пока никак.
– Током не бьете?
– Сами бы топили эту мразь! На живца ловим, удочкой и на блесну.
– Ловите-ловите, да хоть сетки ставьте, испокон веков тут ловили, рыба не переводилась, а как появились эти, местами, словно все вымерло. Мы у деревни пацанов к реке посылаем, чтобы глядели. Как подъедут поганцы с аккумуляторами, пацаны шмыг домой, а там уж мужики разбираются с этими гавнюками…
Мужичок взял спиннинг и принялся блеснить, но как-то странно: обманку он не проводил, а подбрасывал в оконца среди кувшинок и блеснил почти отвесно. И, как ни странно, это принесло ему небольшую щучку. Хотели и мы применить этот необычный местный опыт, но не успели. Рогулька одной из жерлиц завертелась и вскоре была уже свободна от лески. Я переключил «цифровик» в режим видео, чтобы заснять кино, где главными действующими лицами должны были стать щука и Ванька, и мы подплыли к жерлице. Кино не удалось: щука завела за корягу и сошла. Причем, хватки последовали и на других жерлицах, но местная рыба была изощренно хитра: щуки хватали почему-то карасиков на жерлицах, где стояли «снасточки» с одинарным крючком и двойничком. Заведя за корягу, они выдирали эту мелкую снасть из своих, по всей видимости, широких пастей. То, что брала не мелочь, можно было видеть по тому, как со свистом раскручивались рогульки и гнулись шесты-тычки жерлиц. И лишь когда хватка последовала на снасть с самодельным «финским» крючком, щука попалась, хотя оказалась не крупна, как ожидалось.
Позднее я заменил все крючки на самоделки, а живца ставил все же местного, ту же сорожку, хотя она и жила меньше, чем караси. В общем-то, это известная аксиома, что хищник предпочитает местного живца, который обитает в данном водоеме. Причем на сорожку попадались уже более крупные экземпляры. И сходов не было с «финских» крючков, так как он со скошенными назад усиками хорошо проглатывался, но обратно мог выйти только с внутренностями хищника… Да не убоится читатель сих физиологических подробностей. Рыбалка, как и охота, дело все же жестокое, но если она происходит с целью добычи рыбы для еды, в соответствии с инстинктом древнего охотника и библейской индульгенцией (мол, «все движущееся, что живет, будет вам в пищу»), на мой взгляд, более гуманна, чем причинение страданий рыбе ради развлечения.
В этот раз мы все же, видимо, наткнулись на следы поганого промысла «электроудочников». В камышах гнил труп довольно крупной щуки, принесенный течением сверху, где есть автомобильные подъезды к воде. А сколько пропало мелочи-мальков, планктона, растительности? Сколько недобитой рыбы не отнерестится по весне? Вопросы без ответа…
Эпизоды последнего льда
Сорочье озеро
Морозистый утренник уже отошел, и мы ехали навстречу яркому дню, разбрызгивая лужи в городских колдобинах. Из оконца-форточки УАЗика, высунув голову, высокомерно созерцал Дик – западно-сибирская лайка. Ему пять лет и он не очень широк в кости, но из-под него уже брали медведя на берлоге, работал он и по кабану, глухарей облаивал, давил и зайцев, но больше в личных корыстных нуждах. Принес как-то и хозяину Василию полтушки, мол, оголодал, небось, шеф, на-ка, перекуси…Едем мы в Шупшалово – охотбазу, где и состоит Василий лесником-егерем. По восемь-десять километров просек прокладывает он один за лето, да еще организация охот на нем, учет, естественно, подкормка зверья. У кормушки с зерном кабаны уже шоссе оттоптали, а раньше при обнаглевшем волчье ни лосем, ни кабаном тут и не пахло. Без волка в лесу нельзя, но все хорошо в меру. Взялся за них Василий: где ружьем, где отравой. Есть сейчас и лось, а кабаны только у дома еще не шляются, хотя и подходят, судя по ночному лаю собак.
Дорога, как и большинство лесных дорог, – только для танка, но оказалось, годна и для УАЗика, что, впрочем, одно и то же… Короче – непроезжая и узка до того, что дверцы по снежному брустверу чиркают в морозное утро, когда наст еще держится. Словно по наждачной бумаге…
– А если встречная? – интересуюсь.
– Только раскапывать в сторону, – невозмутимо крутит баранку Василий. – Разъедемся. Это, считай, еще автобан. Вот что потом будет? Когда у Маркитана переправы нет, приходится кругом бурлачить, через Черное озеро. Бывает, часа четыре добираюсь.
Гонят нас на Сорочье озеро слухи, что клюет на озере сорога отчаянно и весело. Да и Василий давно приглашал, мол, вот приехал, за день эмалированное ведро с верхом надергал.. Заманчиво… Тем более, что на Волге cейчас большей частью не фартово, причем на местах знакомых, уловистых прежде.
Приехали далеко за полдень. База крепкая: с двумя баньками, домами для приезжих, «фазендой» начальника, сторожкой лесника-егеря. Оборудована автономным электропитанием а ля ARMY, имеет освещение и телевизоры, а значит – связь с урбанизированным холодным миром, называемым цивилизацией… Рядом с базой струится подо льдом Большая Кокшага, по берегам которой качается на ветру краснотал, бродят кабаны выбитыми до земли тропами, в борах звонно и еще несмело токуют глухари, чиркая по снегу крыльями.