Багровый дождь

А ребята со мной — отличные! Мы когда немного в себя после войны пришли, такие посиделки организовали! Каждый вечер за столом сидим, схемы чертим, бои обсуждаем, тактику. Словом, времени зря не теряли!

Так вот и ждали.

В конце марта нас в вагон, и на Север. В Архангельск. Там уже нас танки ждали. Я как глянул — вот что значит эталонный образец! Мне бы машину ТАКОГО качества на фронте, я бы столько всего мог сделать…

Загрузили нас на транспортник, расположили в каютах, и двинули мы. По Северному тракту, так называемому. Тому самому, по которому союзники конвои с помощью гоняли. Мне-то что? Я человек рыбацкой породы. А моим напарникам туго поначалу пришлось. Первые дни в лёжку лежали, все зелёные. Только и торчали у бортов, море «пугали». А я посмеивался. Потом в себя пришли. Капитан глянул на меня — мол, никак свой, рыбак? Точно, отвечаю. Мурманчанин. Он обрадовался. Когда мимо Губы родной проходили — позвал. Любуйся, мол. И так мне сердце тут защемило… Ещё бы — родители мои совсем рядом, в горле залива, и не знают, что сын родной мимо них проходит… А конвой наш уже дальше на Север поворачивает. Подальше от Норвегии оккупированной. Эх, жизнь моя военная…

Глава 14

Товарные вагоны успокаивающе стучали на разболтанных за время войны стыках своими двумя осями. Высокие чугунные колёса с литыми спицами несли пополнение на Запад. В стандартной зелёной теплушке, на втором ярусе наскоро слепленных из не струганных горбылей нар, лежал капитан Владимир Столяров. Перед его глазами стоял начальник особого отдела, допрашивавший их после того, как они добрались до своих. С бледным узким лицом, не видящим солнца из-за ночной работы, с потной лысиной, окружённой остатками когда то курчавых волос, с характерным носом, он стучал кулаком по столу, требуя признаться в предательстве, пытался поймать на противоречиях. Даже давал прочитать полученные от друзей «признания» в измене. Владимир еле сдержался, чтобы не набить ему морду прямо в кабинете, понимая, что это будет для него смертью. Безоговорочной и почти мгновенной. Но помогло чудо. Чудо по имени Анна. Обеспокоенная его исчезновением, девушка, оказавшаяся, кстати, родственницей жены генерал-лейтенанта Малиновского, командующего Южным Фронтом, поспешила навести справки о пропавшем лётчике, и его быстро нашли. Приехал за ним в особый отдел личный адъютант Командующего, какой-то полковник. Тут же в кабинете приказал разжаловать «особняка», с отправкой в штрафные роты. А когда тот начал визжать, что тот не имеет права, и у него своё начальство, взбешённый адъютант просто вызвал своих охранников… И через пять минут «вредитель и предатель Родины» стёк по стене, словно то дерьмо на лопате, которым он, по сути, и являлся, хоть и был соотечественником Лаврентия Палыча. А Владимира поскорее запихнули в случайный попутный «Ли-2» и отправили от греха подальше в Россию. С Анной он так и не увиделся больше…

Капитан очнулся от дум — поезд резко залязгал сцепкой, замедляя ход. Послышались тревожные хриплые гудки паровоза. Кто-то заорал:

— Тревога! Воздух!

Пассажиры теплушки рванулись к выходу, благо было жарко, и двери стояли открытыми нараспашку. Владимир выпрыгнул и, попав на что-то мягкое, едва не упал, сзади пихнули в спину, и в общей куче лётчик покатился вниз по насыпи. Обожгла мысль: «Только бы подняться, а то затопчут!»… Тяжёлый удар обрушился на тело, а потом всё погасло…

Он очнулся от влаги, льющейся на лицо тонкой струйкой. Попытался спросить, что случилось, но губы его не слушались. Затем из серой пелены проявилось лицо в пилотке набекрень. Оно что-то говорило, но лётчик ничего не слышал. Затем прорвались неразборчивые звуки, постепенно сложившиеся в слова:

— Товарищ капитан, вы целы? Вы целы? Ответьте?

Во всём теле была жуткая слабость, но вот язык смог, наконец, вытолкнуть слова:

— Вроде цел… Сейчас немного полежу, и всё в порядке будет…

Боец с синими петлицами медицинской службы обрадовано закивал в ответ:

— Вы полежите, полежите, товарищ капитан. Всё равно — поезда нет. А я побегу, тут народу много побило, помочь надо…

— Вода есть, боец?

— Вот, пожалуйста, товарищ капитан…

Тепловатая вода была удивительно вкусной, и с каждым глотком прибавлялось сил. Оторвавшись от горлышка стеклянной фляги Владимир уже смог кивнуть головой.

— Идите, санинструктор. И, спасибо вам.

— Да что вы, товарищ капитан…

Минут через десять Столяров настолько пришёл в себя, что смог сесть, затем окинул взором панораму: на высокой насыпи догорали вагоны… Кое-где каркас теплушек даже оплавился, повиснув сосульками. Видно, жар был такой силы, что не выдержал и металл. Далеко впереди виднелись остатки паровоза. Его котёл валялся поодаль, на рельсах неведомым путём устояли три ведущие оси и тендер. Вдоль путей бродило множество бойцов, слышалась ругань, стоны, всё было слишком хорошо знакомо.

Такую картину Владимир видел не раз в сорок первом, и в сорок втором опять же… Но порядка эшелон всё-же не потерял. Командиры явно уцелели, и команды рядовых красноармейцев укладывали убитых в аккуратную шеренгу, кто-то собирал их документы. Поодаль развернулся импровизированный медпункт, где оказывали помощь раненым.

Наконец капитан повернулся к своему вагону и не поверил собственным глазам — его не было, а теплушки перед и позади него превратились в сплошное месиво рваного металла и дерева. Прямое попадание! И фугаска килограмм под сто пятьдесят, если не больше! Наверное, осколки над головой прошли, а меня волной стукнуло… В рубашке родился! Верно матушка сказала… Вихрь мыслей в одно мгновение промчался в мозгу. С трудом лётчик поднялся на ноги — земля слегка покачивалась, затем он пошёл к голове состава, где удалось разглядеть группку военных в фуражках…

Чрез час подошёл следующий состав. Общими усилиями отремонтировали путь, похоронили убитых, и, рассадив всех по вагонам, двинулись дальше. Владимиру досталось место возле самой двери, поскольку местечки получше были заняты «старожилами». Но он не возражал — лучше плохо ехать, чем хорошо идти…

Победно гудя, окутавшись облаком пара, паровоз втащил свой состав на станцию, затем устало замер на месте.

— Из вагонов!

На большом здании вокзала красовалась надпись «Сталинград». Внизу виднелась огромная река, воспетая во всех русских, и не только, легендах и былинах, матушка Волга… В шумной привокзальной толпе капитан осмотрелся по сторонам, выискивая взглядом патруль. Наконец, заметив командира в сопровождении троих красноармейцев с винтовками, устремился к ним.

— Товарищ старший лейтенант, не подскажете, где мне найти военного коменданта?

— Ваши документы, товарищ капитан.

Лётчик послушно полез в нагрудный карман гимнастёрки за предписанием и удостоверением личности. Начальник патруля внимательно изучил документы и приложил руку к козырьку фуражки:

— С прибытием в Сталинград вас, товарищ капитан. А насчёт коменданта, то вам к нему не надо. Пойдёте на улицу Тракторную, там располагается представитель авиации фронта, к нему и обратитесь.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант. А где эта Тракторная, как до неё добраться?

— Сейчас поможем. Красноармеец Егоров!

— Я!

— Организуйте нам провожатых!

— Есть, товарищ командир!

Боец исчез в толпе, чтобы буквально через пять минут появиться вновь. Следом спешили четверо вооружённых рабочих. Самый старший из них по возрасту неумело козырнул, приложив руку к кепке:

— Старший рабочего патруля Семенчук!

— Товарищ Семенчук, нужно сопроводить товарища лётчика к месту службы, на Тракторную улицу.

— Понятно, товарищ командир. Идёмте, товарищ лётчик…

Владимир шагал по широким сталинградским улицам. Его удивило большое количество зелени на улицах, высокие кирпичные дома, но больше всего множество народу. В основном женщин и детей. Заметив, какими глазами лётчик смотрит вокруг, один из рабочих нехотя произнёс:

— Беженцы. Сюда-то добрались… А вот отсюда…

— Помалкивай, Коля. — Буркнул старший.

Дальше шли молча. Наконец добрались до трёхэтажного жёлтого здания, где размещался штаб авиации города, и капитана сдали с рук на руки. Рабочий патруль — дежурному командиру. Ещё через час Владимир ехал на роскошном ленд-лизовском «Форде-ГТА» в часть, располагавшуюся южнее Сталинграда. Он получил назначение в восьмую воздушную армию генерал-майора Хрюкина… Так прошёл день двадцать второе июля одна тысяча девятьсот сорок второго года для капитана Столярова…