Бакалавр

— Проклятье! У меня совсем нет времени… вот что. Держи полсотни. Больше у меня наличных просто нет. Свали из Рима, попробуй наняться куда-нибудь на ферму… ты парень рукастый…

Пиппо ухмыльнулся так, что становилось предельно ясно: цену своим рукам он знает получше многих.

— Ладно, дело твоё. Всё, Пиппо, мне пора. Постарайся не пропасть!

С этим словами Лана развернулась на каблуках непривычных, но на удивление удобных туфель и направилась ко входу. До полудня оставалось пять минут.

Внутри оказалось неожиданно многолюдно для буднего дня. Лана, умевшая носить длинную юбку, но делавшая это крайне редко, изо всех сил сдерживалась, чтобы не ругаться даже в мыслях, пробираясь сквозь толпу к толстой верёвке, обтянутой красным бархатом. Почему она решила зайти с правой стороны прохода, не знала и она сама. Внутренний голос, наверное… но практика показала, что она не ошиблась. Буквально через минуту после того, как мрина заняла вожделенное место у самого ограждения, в проходе показались кардиналы. И крестивший её несколько лет назад человек шёл именно справа. Последним. Ага, сведения оказались верны. Отлично.

Дождавшись, когда тот, кого она некогда знала как епископа Люсона, подойдёт поближе, она быстро подняла голову и чуть откинула с лица кружево палантина. Взгляды мужчины и женщины встретились на какое-то мгновение, и процессия увлекла нужного ей человека дальше. Своё присутствие в назначенное время в назначенном месте Лана обозначила. Больше от неё не зависело ничего.

Примерно полчаса спустя эта самая «независимость» начала её злить. Лана слабо разбиралась в христианских добродетелях, но даже если какие-то из них и были ей присущи, терпение в список не входило. Ждать она умела, но очень не любила. Кроме того, толпа почти рассосалась, ещё немного, и она начнёт привлекать совершенно излишнее…

— Его высокопреосвященство кардинал Беккаделли ожидает свою духовную дочь Катрину! — произнёс за спиной Ланы мягкий баритон, и уже почти подошедший к ней озабоченный служка запнулся на полушаге.

Лана оглянулась. Высокий, очень худой мужчина в скромной сутане смотрел на неё с холодноватой благожелательностью. Неистребимая, как у многих итальянцев, щетина уже бросила на впалые щёки синеватую тень, взгляд глубоко посаженных глаз был внимательным и цепким.

— Я — отец Луиджи. Прошу вас следовать за мной.

С этим словами он развернулся и, не проверяя, идёт Лана за ним или стоит, разинув рот (а очень хотелось, кстати, потому что она не только не увидела его приближение, но даже и не почувствовала его), двинулся вглубь собора, забирая вправо. Лана восхищенно покрутила головой и поспешила за ним, как корабль за судёнышком лоцмана.

По коридорам и галереям. Через арки и бесшумно распахивающиеся двери. По мрамору и терракотовой плитке. Всё дальше и дальше, спускаясь и поднимаясь, сворачивая туда, где, казалось, вовсе не было никакого прохода… ещё одна почерневшая от времени дверь, а за ней — ослепительное послеполуденное солнце и ухоженный парк.

— Добро пожаловать в сады Ватикана, синьорина! — произнёс отец Луиджи, и в голосе его отчётливо слышна была гордость.

Лана, привыкшая оценивать любой ландшафт с точки зрения атаки, обороны, скрытного перемещения и отхода без потерь, усмехнулась про себя. Со всех этих точек её окружал сущий кошмар. Но — красиво, не поспоришь. Чёрно-зеленые, неподвижные, словно нарисованные кипарисы. Раскидистые кроны пиний. Пальмы, то высокие и тонкие, то низкие и пузатые. Ветерок, которому не хватало силёнок выпутаться из ветвей цветущих олеандров. Флегматичные черепахи, греющиеся на солнышке. Два павлина, развернувшие ослепительные веера хвостов и проводившие пару презрительными воплями. Мелкая водяная пыль, заставляющая позеленевшие камни водопада переливаться всеми цветами пойманной ею радуги.

— Не хотите ли напиться? — тоном гостеприимного хозяина осведомился отец Луиджи. — Всю воду в Риме, кроме той, что в Тибре, можно пить, так повелось ещё со времён цезарей.

Лана покачала головой. Можно или нельзя, но в незнакомой местности она предпочитала не рисковать.

Дорожки уводили их всё дальше от гама, создаваемого группками паломников и туристов, рассыпавшимися по садам. Вскоре вокруг не осталось ни души, а впереди, в окружении усыпанных цветами кустов гибискуса (не зря ты штудировала подготовленные материалы, ох, не зря! Теперь хоть знаешь, как называются все эти местные зелёные штуки!) замаячила увитая виноградом беседка. Три ступеньки, едва ощутимое покалывание защитного поля…

— Благословите, монсеньор!

Кардинал Беккаделли сидел в плетёном кресле возле стола, цвет столешницы которого Лана не взялась бы определить сходу — такой древней она была. Угловатой кардинальской шапки на нём уже не было, только памятная Лане по вчерашнему разговору дзукетта. Да, она не ошиблась: при свете дня морщины на лице духовного отца стали ещё более заметны. Он выглядел даже не усталым — утомлённым. Разницу Лана знала не понаслышке, и утомления боялась куда больше, чем усталости. Впрочем, усталости она не боялась вообще.

Проклятая юбка мешала не на шутку, но мрина всё же опустилась на колено перед тем, как коснулась губами кроваво-красного камня в перстне. Левая рука кардинала скользнула по палантину, прикрывавшему склонённую женскую голову, легонько погладила.

— Встань, дитя моё.

Отец Луиджи предупредительно поддержал поднимающуюся женщину под локоть и придвинул кресло.

— Встань — и садись. Зачем бы я тебе ни понадобился, дело не на одну минуту, не так ли? Да, думаю, и не на пять. Луиджи?

— Всё в порядке, монсеньор, — негромко проговорил провожатый Ланы, перемещаясь за спинку кресла патрона.

Лана, сдвинувшая поднадоевший палантин почти на затылок, уселась во второе кресло и заинтересованно приподняла бровь над правым — голубым — глазом.

— Со дня основания Ватикана ему принадлежит пальма первенства по части подслушивания и подглядывания, — верно понял её собеседник. — Однако здесь можно разговаривать свободно. По крайней мере, до тех пор, пока за порядком следит отец Луиджи. Предвосхищая твой вопрос — мой секретарь не настолько глуп, чтобы быть ненадёжным. Я доверяю ему. Доверяй и ты. Так что же привело тебя в Вечный Город?

— Желание навестить духовного отца вы не рассматриваете? — нейтрально улыбнулась Лана.

— В твоём случае? — кардинал усмехнулся. На лицо, только что почти белёсое, возвращались краски, он явно почувствовал себя лучше. — Прости, но нет. Мои дочери редко путешествуют ради собственного удовольствия. А уж ради моего — и вовсе никогда.

— Значит, это плохие дочери, — твёрдо сказала мрина. — И я не исключение. Увы. Но всё же — как ваши дела, монсеньор? Вы неважно выглядите. Про своего сослуживца я сказала бы — достали отцы-командиры, но какие слова будут уместны в вашем случае, даже и не знаю.