Баламут 3

— Фаранг, Фаранг… — задумчиво повторил я смутно знакомое слово, а через считанные мгновения врубился, что так назывался город, в котором жил наш самый первый донор ниир. Потом прислушался к шелесту дождя и недоуменно прищурился: — В такую погоду?

— Там сухо. А на небе ни облачка. Вопросы?

— Что вы собираетесь там прикупить?

— Ну, почему сразу «прикупить»? Может, мне захотелось потолкаться в толпе горожан, как следует поторговаться, поругаться, набить морду какому-нибудь хаму…

— Серьезные у тебя желания! — улыбнулся я.

— А то… — гордо заявила она, повернулась к Маше и ответила на мысль, которую та еще не озвучила: — Солнце, рьё Рат’и’Бор настолько крут, что может выехать из «сияния» в любой точке этого континента. А границы он пересекал из врожденной вежливости. До тех пор, пока его не обидели особо тупые аборигены. Дальше объяснять?

— Ага! — кивнула Бестия. — Он, вроде как, путешествовал всего с двумя бабами. Но я не горю желанием погибнуть смертью храбрых во цвете лет, поэтому обязательно вложу вас Оторве. А она, вне всякого сомнения, возьмет с собой Авьен, и «Святогор» примут за автобус, ибо из него вывалится семь баб!

— Ну, и че? Рьё Рат’и’Бор НЕРЕАЛЬНО КРУТ, значит, баб у него в карете НАВАЛОМ!

— Может, поедем на «Мамонте»? — осторожно спросил я.

— Ты хочешь помочь горожанам проложить пару-тройку новых улиц? — насмешливо спросила Лариса, а Маришка, как ни удивительно, признала мое предложение дельным:

— Да, ехать лучше на БМСН: не дело оставлять тощую на пулеметах, а эту машинку никто не поцарапает и не сопрет. А еще в десантный салон влезут Борисыч со Святославовичем, а с ними будет всяко веселее!

Тут Даша напомнила о недостатке условно средневекового шмотья, но Степановну было уже не остановить:

— Пффф: свита Рат’и’Бора тоже нереально крута, поэтому мотается по континентам в том, в чем комфортнее. И плевать хотела на местную моду!

— О, кажись, Юмми зашевелилась… — подала голос Хельга, и «злобная бабка», материализовавшись возле «своей девочки», провела диагностику, шарахнула десятком разномастных плетений и переключилась на темрис:

— С пробуждением, мелочь! Поздравляю тебя с обретением сродства еще с пятью школами магии и переходе на пятую ступень ученика!

— Спасибо. И за поздравления, и за помощь… — пробормотала шеллемка и подобралась: — Раз на мне нет респиратора, а… магофон плотнее и совсем другой, мы уже не у корхов, верно?

— Умница! — довольно промурлыкала «злобная бабка». — Мы на Эдноре, еще одном обитаемом мире, который мы тебе покажем чуть позже. А пока нам надо в Замок. Готовиться к Большому Веселью. Ну, че лежим? Подъем!!!

…К Большому Веселью мы готовились порядка сорока минут. Не знаю, как остальные, а я при активнейшей помощи своих дам успел замариновать мясо, нарезать салаты, обобрать замковую кухню, позаимствовав все то, чего в принципе могло захотеться на пикнике, и так далее. Но за четверть часа до перехода на Эднор меня внезапно вызвал к себе дед и сообщил, что Виталий Михайлович при плановом виртуальном визите в особняк Раймса Та Кальма обнаружил на рабочем столе Авьен ту самую «клипсу».

Объяснять, что таким образом глава, можно сказать, союзного рода просит срочной встречи, не требовалось — этот вариант вызова был принят с моей подачи. Так что я вернулся к себе, «построил» женщин, вместе с ними переоделся в одежду, подходящую под такие визиты, и снова нарисовался в мастерской. Вся остальная толпа, посвященная в этот проект, была в сборе, и мы, организовав коридор из «зеркал», перебежали в «буферный мир». А там, «заглянув» в спальню к старшенькой и внимательно осмотрев большую часть поместья Та Кальм, радикально переиграли планы: «группа подстраховки» распределила цели и подготовилась к небольшой победоносной войне, Маша прикрыла иллюзией часть кабинета Раймса и открыла в нее «зеркало», а я в сопровождении Лары и Авьен продавили плоскость сопряжения и, не выходя из-под действия маскирующего заклинания, вслушались в беседу партнера и «императора в отставке».

В принципе, конфликтом, вроде бы, не пахло — сухой, почти отживший свое, но чрезвычайно властный дедок, восседавший в высокотехнологичном инвалидном кресле-антиграве, ругал Та Кальма за излишнюю щепетильность при решении деловых вопросов, но держался в рамках дозволенного между друзьями. А последний, кстати, очень сильно исхудавший и осунувшийся, чувствовал себя не в своей тарелке, но явно по делу. Вот я свое присутствие и обозначил — зашел под маревом за спину к гостю поместья и «мигнул», на долю секунды убрав и снова активировав плетение.

Батюшка Авьен понял недвусмысленный «намек» влет и, дождавшись ближайшей паузы в монологе порфирородного друга, перевел беседу совсем в другую колею. Причем в первых же предложениях монолога посвятил меня в суть нарисовавшейся проблемы:

— Маан [8] Ярташ, как я уже говорил, вести дела в стиле моего покойного отца мне не по душе: я не хочу терять лицо прежде всего перед самим собой. Я его не терял и в истории с перстнем: проверив его на себе и убедившись в том, что он оказывает на человеческий организм гораздо более серьезное исцеляющее воздействие, чем любая профессиональная медкапсула, я счел необходимым помочь вам. А сброс шлаков и отторжение вроде как лекарств, назначенных либо недоумками, либо убийцами, стали побочным эффектом, кстати, позволившим вам не только прийти в себя, но и обратить внимание на… пусть будет «непрофессионализм» лечивших вас «специалистов». Так что я не виню в произошедшем ни вас, ни службу безопасности вашего рода, хотя арестовывать меня можно было бы и помягче.

8

Маан — обращение к особам императорской крови.

— Я, кажется, уже извинился… — хмуро напомнил экс-государь. — Более того, сделал это лично, прибыв к тебе в особняк!

— Верно. И я оценил этот шаг по достоинству. Но вы жаждете получить второй перстень взамен вроде как уничтоженного во время исследований, а это не так легко.

— Ты это уже говорил. Причем не раз и не два. Но причину все никак не назовешь, хотя не мог не оценить моих предложений…

Тут я скинул марево еще раз и в темпе отыграл небольшую сценку — демонстративно снял браслет-коммуникатор и сделал вид, что собираюсь его выбросить. Потом исчез и снова превратился в слух.

Раймс не подвел:

— Проблема не в предложениях, хотя они, признаюсь, впечатлили. Дело в том, что я не могу обсуждать ряд вопросов, включая этот, не имея гарантий абсолютной конфиденциальности разговора. Ибо не умею подводить своих партнеров.

Тут Император разозлился:

— А раньше сказать не мог?!

— Не мог, маан… — виновато вздохнул Та Кальм. — И если вы сочтете возможным принять соответствующее решение, то обязательно объясню.

Старик постучал пальцами с раздувшимися суставами по подлокотнику своего кресла и принял решение — вывесил перед собой голографический экран, прикипел взглядом к лицу немолодого коротко стриженого мужика в мундире и отдал ряд приказов. Робкую попытку возразить оборвал на первом же слове, причем настолько грозным рыком, что вояка увял. А через минуту-полторы, когда кресло плавно опустилось на пол и вырубилось, вдруг криво усмехнулся:

— Включай режим подавления: откровенно говоря, я сильно сомневаюсь в том, что они отключили ВСЕ.

Батюшка поколдовал над рабочим столом, затем откинулся на спинку кресла и вздохнул:

— Все, включил. И начну с утверждения, в которое вы, маан, наверняка не поверите: и этот перстень, и целебный крем, вызвавший столь серьезный переполох в научном мире столицы, созданы не на Шеллеме.

Экс-самодержец лязгнул сталью:

— Уже не поверил. Поэтому хочу услышать правду!

Я открыл «зеркало» в ту же комнату, но в поле зрения Ан Тииса, сделал шаг сквозь плоскость сопряжения, демонстративно показал ладони, прошел к столу, сел в свободное кресло и представился: