Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Сопротивляться, возражать было бессмысленно и бесполезно. Особенно Сергею Прокофьеву, жена которого, мать двух его сыновей, Лина отбывала заключение в лагерях. Двадцать лет тюремной жизни. Полный отрыв от семьи. Лишь в лагере для заключенных-инвалидов под Воркутой, на станции Абязь, Лина узнала о смерти Сталина, но так и оставалась в неведении, что в тот же день не стало и ее мужа.

Собственно музыка была последней в ряду подвергнутых стерилизации искусств. После трех постановлений 1946-го открытие Академии художеств явилось четвертым и решающим действием Сталина на поприще культуры. Это был триумф догматического соцреализма. Трудно сказать об этом откровеннее, чем это сделал вице-президент Борис Иогансон в праздничном номере «Огонька»: «Когда просматриваешь картины наших художников, написанные к тридцатилетию Октября, невольно вспоминаешь первые годы революции. Тогда реалистическое искусство, вначале еще слабое, но уверенное в конечной победе, пробивало дорогу к советскому зрителю. Движение это, подхваченное лучшими, передовыми советскими художниками, широко разрослось под лозунгом социалистического реализма. Рост и успехи всех видов изобразительного искусства несомненны. Мне кажется, что выставка „30 лет советской власти“ подвела итоги, из которых можно делать выводы, что наша советская живопись в идейном и качественном отношении является самой высокой в мире. Маразм и разложение буржуазного искусства настолько глубоки, что сравнивать с ним наше искусство кощунственно». Родство душ или прочитанное выступление Геббельса в Мюнхене?

Как трудно было осознать, что все

происходило одновременно, потому что питалось из одного источника и преследовало одну цель — жесточайший курс в культуре и не менее жесткий в партийной жизни. Советская модель, руководящая роль ВКП(б) утверждались через единообразие политических и экономических структур в странах народной демократии.

Позже перестанет быть тайной, что во многих случаях с помощью отрядов Берии уходили из жизни руководители многих коммунистических партий: в Албании — К. Дзоде; в Болгарии — Т. Костов, И. Стефанов; в Венгрии — Л. Райк, С. Сени, А. Саалн, Л. Бранков; в Румынии — А. Паукер, В. Лука; в Чехословакии — Р. Сланский, В. Клементис. Только Польше была уготована иная судьба: В. Гомулка, М. Спыхальский, З. Клишко оказались в тюрьме. Сначала в Варшаве, на Раковецкой. Позже, по свидетельству З. Клишко, в Куйбышеве. Югославская партия избежала обшей участи. Ее сопротивление послужило причиной для громкого советско-югославского конфликта, который провоцировался и поддерживался теми же исполнителями, что и в культуре, — Ждановым, Берией, Сусловым.

…Они до конца не верили. Закрыть Камерный театр?! Но почему? Среди летевших обломков других искусств, как среди камнепада, Таиров писал: «Алиса, любимая! И все-таки вопреки всему — в добрый час! В наш 35-й сезон — нашей жизни и работы! Обнимаю! Верю! Верь и ты! Твой А. Т.».

В мае 1949-го произошли два на первый взгляд разнохарактерных события. Была отвергнута докторская диссертация Бахтина за «формалистический анализ» творчества… Рабле! 29 мая «Советская культура» выступила с редакционной статьей «Плоды эстетства и формализма»: «Еще имеют место отдельные случаи проявления формализма и эстетства, низкопоклонства перед реакционной культурой Запада. Примером может служить тот творческий тупик, в котором оказался Московский Камерный театр в результате эстетических, формалистических, космополитических взглядов его художественного руководителя А. Я. Таирова».

Выводы не заставили себя ждать: 25 июня та же газета сообщила о снятии режиссера. Свой последний в жизни спектакль — знаменитейшую «Адриенну Лекуврер» — Алиса Коонен сыграла под надзором специально вызванных уполномоченных, расположившихся в зале и за кулисами. Закрывали театр будущий академик-секретарь Отделения литературы и языка Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии Михаил Храпченко и все тот же Лебедев.

Но даже такой могучий десант не мог сорвать прощания зрителей с великой актрисой. Коонен и Таирова вызывали двадцать девять раз. Театр переходил в руки «человека с ружьем» — новым руководителем был назначен никогда не занимавшийся режиссурой исполнитель заглавной роли в одноименном фильме, лауреат Сталинской премии Ванин.

Александр Таиров скончался через год от рака мозга. Мастера уходили один за другим. Кто считал эти потери? И спустя тридцать с лишним (!) лет историки пытались стереть все события 1940-х годов. В изданной в 1982 году «Музыкальной энциклопедии» 1948 год был представлен в жизни «формалистов» временем безоблачного счастья. Для Шостаковича это получение звания народного артиста РСФСР. Для Прокофьева — «сближение с дирижером Самосудом». Для Мясковского — первое исполнение 26-й симфонии, для Хачатуряна — первое исполнение оды «Памяти Ленина». И ни слова о постановлении.

Впрочем, и музыковеды не были исключением. Авторы изданной двумя годами раньше энциклопедии «Москва» не вспомнили ни о XX, ни о XXII съездах. Лев Толстой верно определил два вида лжи, бытующих в исторической науке, — ложь словом и ложь умолчанием. Первую можно в конце концов опровергнуть, о второй никогда вообще не узнать.

NB

1948 год.Сентябрь. ЦК ВКП(б) принял постановление «О работе Академии общественных наук» (заведующим кафедрой истории искусства был назначен А. А. Федоров-Давыдов) и «О журнале „Крокодил“» (новые задачи журнала — «своевременно откликаться на злободневные международные события, подвергать критике буржуазную культуру Запада, показывая ее идейное ничтожество и вырождение»).

«Победа мичуринской биологии». (Отклик на стенографический отчет сессии Всесоюзной сельскохозяйственной академии, проходившей с 31 июля по 7 августа): «Доклад академика Т. Лысенко, одобренный ЦК ВКП(б), является программой развития передовой мичуринской биологической науки. Менделизм-морганизм осужден. Ему нет места в советской науке. Советский народ устами партии заявил: путь биологической науки нашей страны — советский творческий дарвинизм, мичуринская биология…

Выступавшие на сессии представители реакционного менделизма-морганизма академики И. Шмальгаузен, Б. Завадовский, В. Немчинов, профессор А. Жебрак и др. еще раз продемонстрировали теоретическое и практическое банкротство той „науки“, носителями которой они являются. Одни из них пытались якобы обосновать материалистическую сущность морганизма, другие зачисляли себя в мичуринцы, третьи выдавали менделизм-морганизм за „теорию“, сулящую практике „великие открытия“. Уловка менделистов-морганистов была разоблачена выступавшими мичуринцами.

Сессия „приняла к сведению“ отказ от своих ошибочных взглядов П. Жуковского, И. Полякова, С. Алиханяна. С восхвалениями Т. Лысенко выступили академики Е. Ушакова, С. Демидов, П. Лобанов, П. Яковлев. Особенно удачным было признано выступление Е. Ушаковой, заявившей, что, кроме Лысенко, „все остальное нами должно быть отметено с пути как вредное, задерживающее наше движение вперед“».

Ноябрь. Из программы Коммунистической партии молодежи (город Воронеж).

«Намечая программу нашей Коммунистической партии молодежи, мы исходили из того, что задача осуществления целей и планов Коммунистической партии большевиков есть и наша задача. ВКП(б), борясь под знаменем Ленина — Сталина за выполнение и проведение в жизнь научно обоснованных гениальных теоретических положений наших учителей, открывает тем самым дорогу к построению бесклассового коммунистического общества.

„КПМ“, руководствуясь указаниями великих теоретиков нашего времени Ленина — Сталина, также считает максимумом своей программы построение коммунизма, становясь плечом к плечу с ВКП(б) в осуществлении общих задач.

Однако общая программа „КПМ“ отлична от программы ВКП(б), что и заставляет ее обособиться от последней, выйти на арену как самостоятельная партия. Если программа ВКП(б) ставит своей задачей в настоящее время осуществление ее максимума, т. е. построения коммунистического общества, то программа „КПМ“ включает МИНИМУМ неосуществленных задач, без выполнения которых широкая столбовая дорога к коммунизму превратится в узкую тернистую тропу.

Каковы же ближайшие цели и задачи „КПМ“?

Вместе с ВКП(б), ведя последовательную и непримиримую борьбу за мир и демократию во всем мире, за уничтожение капитализма как необходимого условия построения коммунизма, наша партия намечает следующие задачи, осуществление которых является не меньшим по важности условием построения коммунистического общества, а именно:

1. Искоренение бюрократизма как основной общественной формы, тормозящей и препятствующей осуществлению основных задач партии.

2. Организованная и непримиримая борьба со взяточничеством, подхалимством и карьеризмом.

3. Борьба за повышение и улучшение культурной и экономической жизни трудящихся масс.

4. Борьба за правильное и равномерное распределение продуктов труда в нашем социалистическом обществе.

5. Борьба за фактическое исполнение тезиса „От каждого по его способностям — каждому по его труду“.

Осуществление данных задач есть

ближайшая цель нашей партии, залог быстрейшего построения коммунистического общества.

Да здравствует ВКП(б)!

Да здравствует „КПМ“!

Да здравствует наш дорогой учитель товарищ Сталин!»

1949 год.13 сентября. Секретарю Воронежского обкома В КП (б) товарищу К. П. Жукову.

«Управлением МГБ Воронежской области установлено, что из числа молодежи, преимущественно учащихся 10-х классов средних школ города Воронежа, в октябре 1948 года создана нелегальная организация, именующая себя „Коммунистической партией молодежи“ („КПМ“). Членами „КПМ“ было изготовлено три рукописных журнала: „Спартак“, в котором излагались задачи организации, „Во весь голос“ — в нем помещались стихотворения и художественные рассказы, и „Ленинец“ — со статьями политического характера.

По линии УМГБ считаю необходимым провести профилактические мероприятия путем допросов каждого из участников с последующим их предупреждением, что, если они не прекратят нелегальной и по существу вредной работы, будут наказаны в уголовном порядке.

Считаю также необходимым предупредить об этом родителей указанных выше лиц.

Начальник Управления МГБ по Воронежской области Суходольский».

Резолюция:

«Тов. Литкенсу.

С настоящим ознакомлен 13.IX.49 г. секретарь Обкома ВКП(б) т. Жуков, который с мероприятиями согласен, т. Батуева он лично вызовет из Москвы для переговоров, касающихся его сына. В отношении мероприятий профилактического характера поручаю провести лично Вам. После проведения мероприятий сообщить в МГБ СССР.

Суходольский».

22 сентября. Министр МГБ СССР Абакумов — Сталину.

Совершенно секретно.

«Товарищу Сталину И. В.

Докладываю, что Управлением МГБ по Воронежской области вскрыта нелегальная организация троцкистского характера из числа студентов высших учебных заведений гор. Воронежа, именующая себя „Коммунистическая партия молодежи“ („КПМ“)…

В августе 1949 года Управлением МГБ были получены сведения о проведении членами организации активной вербовочной работы среди учащихся и рабочей молодежи. В целях локализации были проведены допросы ряда активных участников организации, в процессе которых и выявились ее троцкистский характер, структура и руководящий состав… В последний период времени члены бюро ЦК „КПМ“ обсуждали вопрос о необходимости введения в организацию военной дисциплины, единой формы одежды и особого приветствия…

Учитывая вышеизложенное, МГБ СССР считает необходимым арестовать членов бюро ЦК „КПМ“ Батуева, Луткова, Рудницкого.

Прошу Вашего разрешения.

Абакумов».

Из решения Государственной комиссии по распределению молодых специалистов из художественных вузов: «Принять рекомендацию Дирекции Московского Художественного института, что аспиранта кафедры живописи и рисунка Белютина Э. М., несмотря на отличные показатели по основным творческим дисциплинам, нельзя оставить на преподавательской работе в институте по причине проявившихся во время занятий в аспирантуре формалистических тенденций, чуждых искусству социалистического реализма. Зараженность этими чуждыми советскому искусству ферментами может нанести непоправимый вред студентам, которых будет обучать т. Белютин. Ввиду вышеизложенного рекомендовать направить аспиранта Белютина Э. М. на работу в Педагогический институт города Сыктывкара (Коми АССР)».

28 ноября состоялось третье и последнее заседание Коминформбюро, на котором была принята резолюция, осуждающая Югославию: «Югославская партия во власти убийц и шпионов».

Идеологи не скрывали: историю необходимо исправлять, еще лучше — переписывать заново. В университетской учебной программе о таком явлении, как французский импрессионизм, даже не упоминалось — развитие искусства прекращалось на барбизонцах. Все, что происходило в позднейший период, характеризовалось как декадентство и разлагающаяся культура Запада.

Не упоминались и русские коллекционеры, по существу открывшие новое искусство. Никто не вспоминал о превосходных музейных собраниях, закрывшихся, в частности, в связи с началом Отечественной войны и не имевших шансов на восстановление. Московский государственный музей изобразительных искусств в них не нуждался. Его руководство вполне удовлетворяли скрытые в подвалах сокровища Дрезденской галереи — утверждалось, что никто не знал о ее местонахождении. Даже участвовавшая в вывозе собрания в недалеком прошлом офицер госбезопасности, в будущем директор ГМИИ Ирина Антонова.

Тем неожиданнее выглядела открывшаяся в самый разгар ждановщины в одном из павильонов московского Центрального парка культуры и отдыха имени Горького выставка Фелициана Коварского и Ксаверия Дуниковского. Правда, в преддверии зимы парк не привлекал посетителей, а пресса умолчала об этом событии. Зрителей в павильоне «отверженных» было мало, а профессионалы-художники, за редким исключением, воздержались от посещения: зачем дразнить власти?

Тех же, кто пришел на выставку, полотна Коварского ошеломили: это была полная противоположность тому, что внедрял соцреализм. Самый волнующий и романтический холст художника — тающий в светящемся небе силуэт Дон Кихота и девиз: «Действовать только по убеждению!»

«Что бы обо мне ни говорили, одно можно сказать наверняка, что всю свою жизнь я испытывал упоение искусством и еще чувство какой-то тоски, которое вызывалось вечной потребностью поисков на земле». Эти слова Фелициана Коварского приведет после его смерти в письме Белютину патриарх современного польского искусства Хенрик Стажевский.

…В холодном павильоне двое. Он и она. Оба окоченевшие, но не отрывающиеся от полотен. В ходе разговора неожиданно обнаружилась общность взглядов и жизненной позиции: никому не дано права мне приказывать!

В густеющий сумрак пустынной аллеи вышли будущие супруги Белютины.

NB

1950 год.30 мая. Из дневника М. М. Пришвина.

«То, что совершается у нас, нельзя приписывать Сталину, Энгельсу, или кому-то из нас, или всем нам. Вирусы мозга покойного Маркса, конечно, имели какое-то начальное влияние, но что после того, то все это сделал сам народ, создавший Аракчеева и Петра I. Наша государственность устанавливается дубинкой Петра…

Так вирус свободы простого человека, рабочего, в огненном горниле жизни обернулся в вирус необходимости. Вот мы и ждем теперь, погруженные в землю, своего выхода на свет, как ждет семя (не умрешь — не воскреснешь). По правде, мы только так и можем защищать свой марксизм: как заслуженное наказание и как бич Божий на Европу…

Но с каких же позиций можно защищать Петрову дубинку? Единственно с тех же самых позиций, с которых в древности евреи преклонялись перед могуществом своего Иеговы. И в царские времена мы — перед царем, как Помазанником Божьим. Имена всех этих позиций в наше время отброшены, и какими же словами оправдать миллион рабов, заключенных в лагеря и строящих орудия производства социалистического строя».

24 июня Особое совещание при министре Государственной безопасности СССР приговорило 20 членов Коммунистической партии молодежи города Воронежа к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком от двух до десяти лет, за недоносительство были осуждены трое. Осужденным вменялось в вину, что они «являлись участниками нелегальной антисоветской организации, ставившей своей целью захват политической власти в СССР путем двурушнического проникновения на руководящие должности в ВЛКСМ и ВКП(б) и вытеснения оттуда старых руководящих кадров».

* * *

Записка Анны Бовшек была отчаянной: «Дорогая моя девочка, больше невозможно. Приезжай на Арбат как только сможешь. ЕГО надо перевезти ко мне. Надо! Иначе будет поздно. Но мои доводы бесполезны. Может, твои и Васины помогут. Пожалуйста!»

Тетя Нюся была права. Все наши усилия устроить быт дяди Сигизмунда шли прахом. Продукты и блюда, которые мы привозили ему на Арбат, растаскивали соседи. Чем дольше дядя Сигизмунд болел, тем меньше оставалось в его комнате самых необходимых вещей. В полузабытьи он видел какие-то неясные тени, открывающуюся дверь, угадывал шаги. И не мог пошевелиться — гипертония…

Поделиться с друзьями: