Балаустион

Да, консул! Анталкид встрепенулся, вдруг осознав, что замечтался, очарованный блестящей обстановкой прихожей римских апартаментов. Старший преторианцев… кажется его имя Валерий… пропустил эфора сюда, сказав, что консул и македонянин ожидают его для дружеской беседы, а он, глупец, теряет время, заставляя Больших Людей ждать!

Хлопнув себя с досады по лбу, Анталкид со всей стремительностью, на какую были способны его короткие ноги, бросился к двери, ведущей вглубь помещений, и, нацепив на лицо самую благостную улыбку из своего арсенала, ступил в приемную.

Консуляр и македонский вельможа, несмотря на то, что пришли с пира, снова возлежали за столиком, уставленным блюдами с закусками и фруктами. Молоденькая девушка-невольница в ослепительно белом хитоне с кувшином наготове стояла на заднем плане, чутко ожидая малейшего сигнала со стороны пирующих.

– О-о, славный эфор Анталкид! – окликнул вошедшего эфора македонянин. – Прошу тебя, присоединяйся к нам быстрее. Ночь коротка, а нам предстоит обсудить столько вопросов…

Анталкид прошел к ожидавшему его пустому ложу и с удовольствием опустил свое тяжелое тело на мягкие подушки.

– Я – ваш, любезные господа, – объявил он. – И испытываю большое удовольствие по поводу того, что не чувствую на себе пристального взгляда нашего молодого царя и моих дорогих коллег-эфоров.

Лисистрат мягко улыбнулся.

– Судя по всему, не настолько уж дорогих? – ласково спросил он.

– Ну что ты, что ты, – замахал руками спартанец. – Я люблю их, как братьев.

– Вина господину эфору, – проговорил Фульвий Нобилиор. Девушка с кувшином, гибко перегнувшись через стол, ловко наполнила кубок. При наклоне горловой вырез ее хитона существенно провис, позволив липкому взгляду эфора оценить форму небольших крепких грудей с торчащими розовыми сосками, не имевшими ничего общего с мягкими морщинистыми полушариями его супруги. Эфор почувствовал спазм тоски – вот уже несколько лет он мог лишь любоваться женскими прелестями, и не более. Девица выпрямилась, заметила взгляд Анталкида, порозовела щечками, в притворной скромности потупила глазки. С тихой печалью эфор подумал, что такая вкусняшка, возможно, смогла бы пробудить его мужское естество, если б только хорошо постаралась.

– Предлагаю выпить за дружбу, – медленно произнес консуляр, веско роняя в воздух каждое слово. – Я имею в виду как нас, находящихся за этим столом, так и наши государства. Пусть эта дружба крепнет и приносит нам всем удовольствие и пользу.

– Так и будет, – с воодушевлением подхватил Анталкид, – ведь она освящена счастливым гением римского народа!

Вино оказалось италийским, многолетним фалернским, любимым напитком эфора. Вкуснее него мог быть только нектар, вкушаемый бессмертными.

– Божественно! – не смог скрыть своих чувств спартанец, когда последние капли искристого напитка растаяли у него на языке.

Концы массивных губ Фульвия тронула довольная улыбка.

– Урожай года консулов Агенобарба и Лонгина.

– Шестьсот пятьдесят восьмой от основания Рима! – воскликнул пораженный Анталкид. – Сорокалетняя выдержка!

– Я вспомнил, как тебе понравилось это вино в нашу прошлую встречу, уважаемый эфор, и захватил пару больших квадранталовых амфор в подарок. Рабы доставят их в твой дом уже этой ночью. В качестве скромной praemia virtutis, [1] – римлянин сделал неопределенный жест рукой.

1

награда за добродетель (лат.)

– О, великие боги! – восторг эфора был истинным. – Как мне тебя благодарить, дорогой Марк Фульвий?

– Пустое, – римлянин покачал головой. – Мне доставит удовольствие, если ты, однажды вечером наливая это вино в кубок, помянешь добрым словом Рим и твоего друга сенатора Фульвия Нобилиора.

– Непременно, непременно, господин консул! Хотя, видят боги, я с большим удовольствием вообще не расставался бы с тобой…

– Это в твоих силах, – изменившийся тон консуляра означал, что начинается деловой разговор. – Сенат готов назначить меня постоянным представителем Республики при Ахейском союзе, и в этом случае мы с тобой, любезный эфор, будем встречаться… достаточно регулярно. Если, конечно, нам удастся уговорить Спарту стать членом союза. А я думаю, нам это удастся…

– Я хотел бы разделить твою уверенность, милый господин Фульвий, – осторожно произнес Анталкид. В животе у него забурчало, видимо, фалернское вступило во взаимодействие с выпитым ранее хиосским.

– Еще вина, – приказал консул рабыне. На этот раз Анталкид не стал отвлекаться на созерцание ее прелестей – так важна была поднятая тема. – Ты провел работу, о которой мы договаривались?

– Конечно. Я подготовил законопроект, который внесу сразу после того, как ты, господин консул, в своем выступлении перед переговорщиками предложишь Спарте вступить в Ахейский союз. В этой части нет никаких изменений?

– Все остается по-прежнему, – римлянин прожевал закинутую в рот щепоть сложного салата. – Думаю, для этой идеи будет полезно, если ее озвучу именно я, представитель незаинтересованной стороны.

«Ох уж это милое лукавство! Это Рим-то незаинтересованная сторона? Та-та-та…» – усмехнулся про себя Анталкид.

– Бесспорно, – мотнул стриженой головой македонянин. – Придумано блестяще. Если предложение будет исходить из твоих уст, господин сенатор, спартанцы, какими бы твердолобыми они ни были, не посмеют от него просто так отмахнуться. Ах, прошу прощения, господин эфор.

– Ничего, – Анталкид смотрел только на римлянина. – Как мы и договаривались, я переговорил со всеми двадцатью восьмью геронтами, от которых будет зависеть решение этого вопроса. Разумеется, данная тема затрагивалась деликатно, как бы вскользь – я помню, что твое предложение должно стать неожиданностью, чтобы недоброжелатели не могли приготовить оборону. К сожалению, результаты не очень утешительные…

– Вот как? – лицо римлянина ожесточилось. – Продолжай.

– Из двадцати восьми человек только десять готовы явно поддержать подобное предложение, и примерно столько же настроены негативно. Остальные не готовы дать определенного ответа или колеблются. Думаю, их решение будет продиктовано условиями момента.

Анталкид хотел было добавить шутку о козах, бегущих за вожаком, но передумал, поглядев на серьезное лицо сенатора. Тот заговорил не сразу, и сказанное эфору очень не понравилось.

– Господин Анталкид, я бы хотел, чтобы ты мне составил список этих нелояльных нам геронтов, – медленно проговорил Фульвий. – И, отдельно, ad hoc, [2] тех, кто колеблется. Ты меня слышишь? Слишком много поставлено на карту, клянусь Марсом, чтобы мы позволили им роскошь колебаться.

2

для этого случая (лат.)

– Понятно, господин сенатор. Я предоставлю тебе эти сведения в ближайшие дни.

На несколько минут наступило молчание. Римлянин сидел, казалось, погрузившись в раздумья, его сотрапезники не смели их нарушить. Наконец, консуляр разжал массивные челюсти.

– Я слышал, многие из геронтов поддерживают этого… как бишь его… Пирра, сына ссыльного царя. Это правда?

– К сожалению, – вздохнул Анталкид. – Так называемые «патриотические» призывы Эврипонтидов находят большой отклик как у рядовых граждан, так и у геронтов, наших старейшин. Мы пытаемся с этим бороться, но увы… Сын и друзья Павсания ведут активную борьбу за признание его приговора недействительным.