Баллада о Сандре Эс

— Верю, — произнесла я как можно тверже.

Юдит открыла глаза и попыталась сесть.

— А Бенгт думал, что я пыталась убить его брата! Я знаю, он так думал! — ее голос сорвался.

Я погладила ее по руке, чувствуя сильное биение пульса.

— Возможно, так и было. Я ведь его сдала. Опознала и его, и машину.

— Как это?

— Ты видела вырезку из газеты, заметку про аварию? Под заголовком «Покушение»?

Я кивнула, надеясь, что она начнет рассказывать более связно и я хотя бы что-нибудь пойму.

— Брат Бенгта, Свен, общался с нацистами. Особенно дружил с одним лейтенантом, высоким молодым человеком с холодными голубыми глазами. Однажды он подошел ко мне, когда я закрывала магазин. Сказал, что хочет предупредить. Что он за мной наблюдал, видел меня со шведским офицером. То есть он видел меня с Бенгтом в городском парке. «Чтобы такого больше не было», — сказал он и пристально посмотрел на меня. Глаза у него были голубые, льдистые. Первый раз в жизни я видела такой холодный взгляд. Однажды вечером, когда я возвращалась домой после прогулки с Бенгтом, увидела, что кто-то написал на витрине…

Юдит сглотнула, ей было трудно говорить, но наконец она произнесла:

— «Еврейская шлюха». Понимаешь, что это значит?

Я кивнула.

— Я окаменела. Неужели про меня? Сходила за тряпкой, стала тереть. Терла и терла, и все мне казалось, что буквы видно. И еще казалось, что за мной наблюдают. Что кто-то смотрит на меня и на это слово, которое все никак не стиралось.

— Что ты сказала Бенгту?

— А что я могла сказать? Мне казалось, что я его недостаточно хорошо знаю, чтобы рассказывать такое. На той же неделе его родители пригласили нас на ужин, и там я впервые увидела его брата вблизи. У него на форменном плаще были норвежские свастики. Он стоял прямо передо мной и ухмылялся. Поцеловал мне руку. И губы у него были, как железные. Не кожа, а холодная сталь. Бенгт не пришел мне на помощь. Он словно окаменел. Я опрокинула бокал красного вина и убежала. Бенгт пошел за мной и сказал, что я принимаю все слишком близко к сердцу. Разве ему понять! Он думал, что я смогу сидеть за одним столом с нацистом.

В уголках рта Юдит скопилась белая пена, я попробовала стереть ее носовым платком, но Юдит нетерпеливо мотнула головой — хотела говорить дальше.

— Та серая машина с кожаным верхом, в которой они ездили… там было накурено, пахло кожей и яблоками… Свен и его друг, лейтенант с холодными голубыми глазами. Сильно пахло яблоками. Я хорошо запомнила, по приборной доске каталось совсем красное яблоко, то вправо, то влево. Я все ждала, когда оно упадет, но Свен поворачивал то направо, то налево, и яблоко каталось туда-сюда и не падало.

Юдит закрыла глаза, запахнув сорочку и прижав руки к груди. Ее бил озноб.

— Я кричала, но меня никто не слышал. Лейтенант с ледяными глазами сказал: «Ты, кажется, не поняла, что мы всерьез, хватит вешаться на шею Бенгту Мортенсону, грязная еврейская шлюха». Они говорили — не понимаем, как ты смеешь так себя вести в нашей прекрасной Швеции. Они решили перевезти меня через границу и оставить там, чтобы семья Мортенсон жила спокойно и прилично. «На этот раз просто предупреждаем, — сказал лейтенант. — В следующий раз отправим в немецкий лагерь. Там из таких, как ты, делают мыло и абажуры для ламп». Он порвал на мне одежду и вытолкнул из машины. В канаву. Когда я немного пришла в себя, побрела в город, в разорванных тряпках, грязная, с разбитым коленом.

31. Вопрос Юдит

Юдит тяжело дышала. Я протянула ей стакан воды, но она только покачала головой.

— Я хочу, чтобы ты услышала меня. И сказала, виновата ли я в смерти Свена. Правильно ли я поступила. Раз теперь ты знаешь, что он со мной сделал.

Я села на стул рядом с кроватью, чтобы видеть ее лицо, глаза — в них читалось все, что она не могла выразить словами.

— Вы ему так и не рассказали? Бенгту?

— У нас было так мало времени наедине. Он хотел, чтобы я была счастлива с ним. Как же я могла говорить такие ужасные вещи? О его родном брате? Может быть, это разрушило бы наши отношения. К тому же, много было такого, чего я не могла рассказать.

— Не могли? Почему?

— Я не могла просто жить и ждать, когданацисты замучают до смерти моих близких. Поэтому я согласилась помогать движению Сопротивления, сообщая важные данные.

Вскоре я услышала ужасную новость. Якоб Хирш. Мой папа. Застрелен при попытке побега. Где-то на севере Норвегии. О маме и братьях мне ничего не было известно. Я могла только надеяться, что когда-нибудь увижу их снова. Теперь ты понимаешь, что я была вынуждена действовать?

Я кивнула, хотя и не понимала, что она могла сделать.

— Магазин шляп стал центром связи, понимаешь? Туда приходили люди, которые сотрудничали с норвежским движением Сопротивления. Мы отправляли телеграфное оборудование и прочие необходимые вещи в шляпных коробках. Сигне ни о чем не догадывалась — посетители заказывали шляпы, платили за них, вот и все. Дела шли отлично, хотя у людей были заботы и поважнее шляп. Знакомые из движения Сопротивления и рассказали мне, что творилось у границы: беженцев ловили и отправляли обратно в Норвегию, а там запирали в концентрационных лагерях. Я боялась, что мама и братья тоже оказались там. А потом я поняла, чем занимался Свен и его приятели-нацисты. Их серый автомобиль нередко видели у границы.

Юдит не оставила мне выбора: я с головой погрузилась в ее рассказ, слыша зловещий рокот мотора, чуя запах прокуренной кожаной обивки сидений. И аромат яблок. Может быть, в машине Свена всегда было яблоко, которое каталось по приборной доске туда-сюда? Может быть, оно скатывалось на пол, когда машина тормозила, чтобы подобрать людей? Беженцев, которые думали, что их отвезут в спокойную, безопасную Швецию, и вдруг замечали, что машина едет в другую сторону — обратно в Норвегию. А яблоко все каталось по приборной доске, туда-сюда.

У меня голова пошла кругом. Я выглянула в окно, чтобы напомнить себе, где нахожусь.

— Ну, виновата я или нет? Это ведь я указала на тех, кто водил тот серый автомобиль, а вскоре увидела на первой полосе газеты: «Покушение». Машина попала в аварию. Почтальон обнаружил тело Свена и раненого лейтенанта ранним весенним утром.

После обеда у меня разболелась голова и снова затошнило. Пришлось прилечь в комнате отдыха. В отделении было спокойно, и Мари сказала, чтобы я полежала и набралась сил.

Кажется, я вздремнула, вытянувшись на синей кушетке. Но рассказ Юдит Кляйн все же не шел из головы.

32. Остров

Лодка. На веслах мужчина, он борется с ветром, направляя лодку к острову. Оборачивается, проверяя курс: виднеется мыс, уже близко. Мужчина не один: на корме сидит женщина. Она молода. Летняя ночь, тепло, даже душно, как будто вот-вот начнется гроза. Женщина одета в свитер и брюки, на голове косынка. Эта женщина — не я. Это Юдит. Мужчина на веслах произносит что-то, улыбаясь, и она улыбается в ответ. Вот уже и прибрежные камни царапают дно лодки. Пара высаживается на берег, в руках у них пакеты. Кажется, они собираются ночевать на острове. Может быть, они наконец остались наедине, вдали от любопытных взглядов.