Бальзак

Но Бальзак вступает на настоящий путь и достигает мастерства в изображении женских типов и женской любви только в романах из времен реставрации. Взгляд его смел, кисть груба, и он с большим талантом изображает прозаичный период господства испорченной буржуазной среды. Но он все-таки великий поэт, а потому от картин этой пошлой плутократии сороковых годов воображение его тоскливо обращается назад, к эпохе изящного вкуса и утонченных нравов времен реставрации. Эта эпоха была еще эпохою аристократическою, а Бальзак, причислявший себя к знати, питал не малое уважение к аристократии.

Красавица, рожденная и воспитанная в благородном семействе, была в его глазах цветом женщин. Он несомненно принадлежит к тому поколению, которое бредило Наполеоном. Это имя встречается у него через каждые две или три страницы, и он мечтал (подобно Виктору Гюго) оспорить у императора всемирное владычество на литературной почве. В своей рабочей комнате он поставил его статуэтку с надписью на ножнах шпаги: «Что он покорил мечом, то я завоюю пером». Но, несмотря на все свои грезы, увлечения и суетные стремления, он стоял на стороне законной монархии. Время господства последней было временем его юности – потому-то он и относится к нему с особенно теплым чувством. При господстве напудренных королей и старых национальных преданий еще и XIX в. доживал наследие XVIII-го, века гуманности и свободного мышления в сфере религии и нравственности. Господство его миновало с водворением золотого тельца, грубых наслаждений и общественного лицемерия. Салоны, блиставшие остроумием, украшение столицы вкуса, закрылись, нравы по внешности стали строже, получивши английский отпечаток, но в сущности были грубее. Общественное мнение относилось снисходительно с проделкам миллионера и с фарисейскою строгостью восставало против увлечений женщин. Нечего стало-быть и удивляться, если Бальзак изображал нежными чертами и в благоприятном свете красивых грешниц Сен-Жерменского предместья. Красавица Дельфина де-Жирарден, прелестная писательница, создавшая оригинальный парижский фельетон, салон которой так охотно посещался, была его верною и умною подругой. В таких же отношениях была она с Виктором Гюго и Готье. Но гораздо больше добыл он материала для своих произведений от двух герцогинь, которые в его глазах олицетворяли собою величие империи и блеск веселой и изящной старой монархии. С ними он сблизился еще в начале своего поприща. Это были – мадам Жюно, герцогиня Абрантес, которой он помогал в её литературных трудах, и герцогиня Кастри. Последняя объявила ему сначала в анонимном письме, что она заинтересована его произведениями, а он с своей стороны долго питал к ней любовь, не встречавшую однако сочувствия. Он выводит ее в целом ряде романов «Histoire des Treizes» под именем герцогини Ланже.

В начале 30-к годов Бальзак еще, конечно, не касается ни общества времен июльской монархии, ни женщин этой эпохи с их страстями. Это он делает уже позже. Заметим мимоходом, что в зрелые лета он вообще строже и суровее относится к новым сюжетам. Веяние весны отлетело навсегда. Во многих произведениях все еще на первом плане женщина и любовь, но прежняя склонность обратилась в страсть, а страсть стала пороком. Мало бескорыстных чувств и чистых симпатий, но во всем расчет, даже у женщины, притом в деле любви, тем более, если роль любви заменяют другие отношения. Куртизанка во многих романах оттесняет светскую даму на задний план, а иногда у первой меньше корыстолюбия, чем у последней. Автор раскрывает перед читателем мрачные бездны эгоизма и «академии» пороков.

IV

Из произведений, появившихся в 1833-4 гг., преимущественно должно указать на два – на изящную, классическую повесть «Eug'enie Grandet» и на большой роман «P`ere Goriot». В первом романе Бальзак соперничает с Мольером («L'avare»), а во втором ни больше, ни меньше как с самим Шекспиром («King Lear»).

По «Eug'enie Grandet» нельзя судить о таланте Бальзака, хотя он долго гордился именем автора этой новеллы. Она обратила на себя внимание тем, что писатель с необыкновенною наблюдательностью и верностью изображает провинциальную жизнь с её своеобразными пороками и добродетелями. Книгу эту рекомендовали для семейного чтения, потому что героиня – знатная и целомудренная молодая девушка. Бальзак с необыкновенным мастерством раскрывает всю гнусность скупости, в которой древние видели лишь одну комическую сторону. Он доказывает, что скупость, над которою забавлялись, как над смешною слабостью, мало-помалу убивает все человеческие чувства и потом её медузина голова деспотически подымается, как грозный страж над всем тем, что окружает скупца. Автор значительно приблизил этот тип к нашему вниманию. По его взгляду, жадный скупец – не герой мещанской комедии, а властолюбивый мономан, зачерствелый мечтатель, поэт, который при виде золота проникается страстною алчностью и в то же время предается самым диким мечтам. Он только полнее других сознает ту истину, что золото воплощает в себе исполнение всех человеческих стремлений и надежд. Уже в одной этой характеристике виден громадный талант Бальзака. Не берясь самонадеянно за великие задачи, он достигал высоких целей малыми средствами, которых другие не заметили, или если и заметили, то пренебрегли.

Собственно говоря, в «Eug'enie Grandet» рамки не тесны, но для дарования Бальзака они очень узки.

В «P`ere Goriot» сцена романа шире. Не отдаленный провинциальный уголок изучает он здесь, а целый громадный Париж, который подобно гигантской панораме развертывается перед глазами читателя. Здесь уже нет никаких отвлеченностей и обобщений, как в «La peau de chagrin». Каждый класс общества и каждый член его изображены индивидуальными чертами. Я упомянул о «Короле Лире»; но отношения обеих бессердечных дочерей к отцу, как они ни глубоко задуманы и прочувствованы, составляют сюжет у Бальзака лишь с формальной стороны. Настоящий же сюжет – это появление в парижском обществе и похождения молодого человека, приехавшего из провинции и сравнительно не испорченного. Он постепенно открывает истинную суть высшего света и ужасается своих открытий; он сторонится от него, но подвергается искушениям и, наконец, последовательно, хотя и наскоро, воспитывает себя для той жизни, какую ведут окружающие. Характеристика Растиньяка – одна из самых глубоких и верных, какие только создал сам Бальзак и вообще кто-либо из новейших романистов. Бальзак с большим искусством показывает нам, как с разных сторон, всюду, где только мнения не подсказаны лицемерием или наивностью, Растиньяк встречает в обществе те же взгляды и ту же мораль. Его родственница и покровительница, знатная и прелестная г-жа Боссан, говорит ему: «Чем хладнокровнее вы обдумываете, тем дальше пойдете. Сыпьте удары без сожаления, тогда вас и будут бояться. Смотрите на мужчин и на женщин просто как на почтовых лошадей, на которых вы едете во всю прыть к станции… А если у вас есть искреннее чувство, то, смотрите, не обнаруживайте это, а иначе вы будете не молотком, а наковальней… Если женщины найдут вас остроумным, то мужчины поверять этому, если только вы сами не выведете их из заблуждения… Тогда вы узнаете, что общество есть не что иное как сборище дураков и подлецов. Не приставайте ни к тем, ни к другим». А беглый каторжник Вотрен говорит ему: «Надобно или ворваться в среду людей подобно пушечному ядру, или прокрасться подобно заразе. Честность ни к чему не ведет! Преклоняются перед величием гения, но ненавидят его, стараются оклеветать, да и преклоняются, пока он в силе. Одним словом, ему молятся на коленях, если нельзя затоптать его в грязь. Пари держу, что он в Париже и двух шагов не сделает, не наткнувшись на дьявольские проделки… Вот почему честный человек – общий враг. А кто, думаете вы, честный человек? – В Париже – тот, кто может и не хочет делиться».

Растиньяк – это тип молодого француза пройдохи. Он человек с дарованями, не выходящими, впрочем, из общего уровня, и весь идеализм его – кто неопытность двадцатилетнего возраста. Сначала он потрясен и поражен всем тем, что ежедневно видит и переживает, потом сам начинает домогаться жизни жизненных благ все с меньшею совестливостью и все с большей жаждою. Он возмущается, когда Вотрен в первый раз предлагает ему старый вопрос, согласился ли бы он убит мандарина в Китае, которого он никогда не видал, если бы для этого было достаточно одного желания получить миллион. Его воображению живо представляется хрипящий мандарин, уже мечущийся в предсмертной агонии. Сначала он, как и всякий, говорит, что желать сделаться великим или обогатиться во что бы то ни стало – то же самое, что решиться лгать, подличать, пресмыкаться, льстить, обманывать, – то же самое, что согласиться служить тем, кто лжет, подличает, пресмыкается. Потом он отрекается от этих убеждений на том основании, что вовсе не хочет думать, а только следовать влечению сердца. Было время, когда он еще был настолько юн, что не мог действовать с расчетом, но уже настолько созрел, что в его голове носились неопределенные мысли и туманные мечты. Если бы можно было их концентрировать химически, то получился бы не совсем чистый осадок. Сношения со светскою дамой, Дельфиной Нюсенген, дочерью Горио, довершают его воспитание. Он видит всю ту массу крупных и мелких невзгод, из которых слагается жизнь высшего общества, а в то же время находится под влиянием насмешливого циника Вотрена. «Еще два или три урока высшей политики – и вы увидите свет таким, как он есть. Важная особа, разыгрывая по временам мелкие добродетельные сцены, удовлетворяет каждой своей прихоти при оглушительных криках одобрения глупцов… Я с удовольствием позволю вам презирать меня сегодня, потому что потом вы меня полюбите. Вы найдете во мне те зияющие бездны, те сосредоточенные чувства, которые глупцы называют пороками, но никогда не найдете во мне робости или неблагодарности». Глаза его ясно видят кажущийся лоск всего окружающего. Он видит, что уставы и законы для наглецов служат только ширмою, за которою они свободны в своих действиях. Куда он ни взглянет, всюду ложное достоинство, ложная любовь, ложная доброта, ложные браки. С редким тактом изобразил Бальзак тот момент в жизни каждого даровитого юноши, когда при виде светской пошлости у него тяжело становится на сердце и душа наполняется презрением к людям. «Одеваясь, он предался самым печальным размышлениям, доводящим до отчаяния. Он смотрел на общество как на грязное болото, в котором тонет по уши каждый, кто только вздумает вступить в него. Там совершаются лишь мелкие преступления, – сказал он себе. – Вотрен покрупнее». Но по том, наконец, измеривши жерло этого ада, он отлично устраивается в нем и готовится подняться до верхних слоев общества, на пост министра, на котором мы его и встречаем в позднейших романах.

Почти все стороны Бальзаковского таланта нашли себе выражение в этом произведении, столь широко задуманном. Его необычайная живость, его необыкновенный дар изображать верно типы – вполне гармонируют с тем тоном, который так идет к пошлому, истаскавшемуся, грубо острящему обществу собутыльников в пансионе Вокера. Светлых личностей почти не встречается, а потому мало поводов для автора впадать в пафос. Зато читатель постоянно имеет случай наслаждаться тою смелостью и верностью правде, с которыми Бальзак анализирует душу преступника, кокетки, финансиста и завистливой старой девы. Тип старика-отца, брошенного и забытого дочерями, именем которого озаглавлена книга, не совсем удался. Он – печальная жертва, но Бальзак слишком уже сентиментальничает по поводу этого. Совсем не кстати, например, он называет Горио: «Ее Christ de la pauvret'e». Кроме того Бальзак придает любви Горио к дочерям (как в романе «Le B'equisition Baire» любви матери к сыну) такой приторный оттенок, что вам противны её слащавые проявления. Но этот покинутый старик, над любовью которого так издеваются родные дочери, играет главную роль в романе и благодаря этому он получает единство и цельность, а это производит выгодное впечатление.

Сатира на общество в духе Ювенала как бы заканчивается меткою эпиграммою. Когда Дельфина отказывается навестить умирающего отца, чтобы подняться степенью выше на общественной лестнице, она непременно хочет воспользоваться приглашением, которого так долго и напрасно ожидала, и явиться на бал к аристократке г-же Боссан. На этот бал, ведь, стремится «tout Paris». Кроме того, она мучится жестоким любопытством. Ей хочется полюбоваться следами мучений на лице хозяйки, которая получила в то утро известие об обручении своего неверного любовника. Мы следуем на Дельфиной, которая едет на бал в своем экипаже вместе с Растиньяком. Молодой человек знает, что она готова проехать по трупу своего отца, лишь бы явиться на этот бал, ноу него нет сил порвать с нею отношения. Он даже боится прогневить ее упреками, но не может не сказать нескольких слов о печальном положении её отца. Унея слезы на глазах. «Но ведь я подурнею, – подумала она про себя и слезы высохли. – Завтра я буду ухаживать за отцом, не отойду от его изголовья», – сказала она. И она действительно думает то, что говорит; она не зла, но она – живое воплощение общественных дисгармоний, рождена не в знатной семье, была богата, лишилась своего богатства, благодаря несчастному браку, любит наслаждения, пуста и честолюбива. Но у Бальзака не хватило таланта изобразит Корделию во всей её Шекспировской чистоте и непорочности: сфера возвышенного – не его сфера. За то Регана и Гонерилья вышли у него человечнее и ближе к правде, чем у гениального британца.

V

Однажды, в 1836 г., Бальзак явился возбужденный, торжествующий, к своей сестре, энергически махая своею тростью, подобно тамбур-мажору. На сердоликовом набалдашнике её он велел вырезать турецкими буквами следующий девиз султана: «Я разрушитель препятствий». Подражая аккомпанементу военной музыки и бою барабанов, он весело крикнул детям: «Поздравьте меня, дети, ведь я скоро сделаюсь гением». Он задумал связать в одно целое все свои романы – и написанные, и будущие и составить из них «Com'edie humniae». План был грандиозен и до такой степени оригинален, что подобного еще не являлось в целой всемирной литературе. Он был порождением того же духа системы, который в своем начале поприща внушил ему мысль написать целый ряд исторических романов, обнимающих собою целые века. Новый план, конечно, был интереснее и благотворнее: если б он удался вполне, то его поэтические произведения отличались бы чарующей иллюзией и правдоподобием исторических документов. Его произведение имело бы законное право считаться целым в научном смысле.

Дант в «Божественной Комедии» собрал в одном поэтическом фокусе все мировоззрение и весь жизненный опыт средних веков, а его честолюбивый соперник задумал изобразить полную психологию всех классов общества своей страны, даже отчасти и своего века, выводя на сцену две или три тысячи типических личностей.

Нельзя не согласиться с тем, что результат был беспримерный. В государстве Бальзака, как и в действительном, есть свои министры, свое начальство, генералы, финансисты, ремесленники, купцы и крестьяне. Там есть свои священники, городские и сельские врачи, люди светские, живущие по моде, живописцы, ваятели, поэты, писатели и журналисты, свои старинные знатные роды и «noblesse de robe», свои тщеславные и испорченные женщины, а также и женщины достойные любви и обманутые, свои гениальные писательницы и провинциальные синие чулки, свои старые девы и актрисы, наконец – своя толпа куртизанок. Иллюзия поразительна. Действующие лица одного из романов постоянно встречаются в другом, и мы видим их в разные периоды их жизни. Поэтому мы можем видеть, какие перемены происходят с ними. А когда они не являются на сцену, то о них постоянно говорят другие. Мы очень хорошо знакомы с их наружностями, костюмами, местопребыванием, обыденною жизнью и привычками. Описание всего этого до того живо, что так и кажется, будто встретишь такую-то личность, непременно на такой-то улице, где она живет, или у известной дамы, знакомой всей аристократии романов, которую обыкновенно она посещает после полудня.

Кажется даже почти невозможным, чтобы все эти лица были порождениями фантазии, и невольно думается, что они в то время действительно жили во Франции.

Да, они жили, и жили по всей Франции. Бальзак мало-помалу описал почти все города и провинции своего отечества [8] . Совершено чуждый поползновения осмеивать провинцию, он ставит себе задачею изобразить по возможности верно особенности её застоявшейся жизни, её добродетели, коренящиеся в преданности судьбе и её пороки, источник которых – мелочность. Но в его произведениях преобладает Париж, только его Париж не тот, каким он был 400 лет тому назад и каким он изображается в «Notre-Dame de Paris». Это не идеальный Париж Виктора Гюго, абстрактный Иерусалим ума и просвещения, а действительный, новейший город со всем его весельем, бедствиями и скандалами, единственное чудо света в новейшее время. Он далеко оставляет за собою семь чудес древнего мира. Это громадный полип с сотнею тысяч рук, все притягивающий к себе, и далекое и близкое, – громадный рак, разъедающий Францию. Париж времен Бальзака весь в его произведениях по своими узкими улицами, которые он изображает в виде расходящихся лучей, подобно Рембрандту, со своим шумом и гамом, с криками разносчиков раздающимися с раннего утра, с вечерним хоровым пением множества голосов. И он передает это пение с верностью музыканта. Он, подобно посвященным древних мистерий, насыщался звуками барабана и кимвалов [9] . Он все знает в Париже – архитектуру его домов, мебель в квартирах, атмосферу в его бюро и мастерских, историю его богатств, ряд владельцев его музеев, туалеты дам, счеты портных, шьющих на разных денди, фамильные процессы, состояние здоровья обывателей, род их пищи, потребности и желания всех слоев населения. Он сроднился с ним. Современные ему романтики уносились мыслью далеко от Парижа, слабо освещенного для них лучами солнца, закутанного туманом, от его новейших буржуа, – в Испанию, в Африку, на Восток; для него, напротив, ни одно солнце не светило так приветливо, как парижское, и ни какие другие предметы не были интереснее. В то время, как все вокруг него старались вызвать тени далекого или минувшего прекрасного, неприглядное в действительном мире столь же мало пугало его, как ботаника – крапива, как естествоиспытателя – змея, или болезнь – врача. На месте Фауста он, наверное, никогда не стал бы вызывать из могилы древнегреческую Елену. Скорее он послал бы за своим другом Видоком, бывшим каторжником, а в то время префектом парижской полиции, и заставил бы его рассказывать свои приключения.

8

Иссуден в романе «Un m'enage de gar`eon», Дуэ в «Le recherche de Pahsolu», Алансон в «La vieille fille», Безансон в «Albert Savaros», Сoмюр в «Eug'enie Grandet», Ангулем в «Les deux po`etes», Турью «Le cur'e de tour», Лимож в «Le cur'e de village», Сансерр в «La muse du d'epartement» и т. д.

9

Прочтите, например, замечательное введение к повести «La fille aux yeux d'or», идея которой, к сожалению, антипатична. В нем парижская суета, веселье и роскошь изображены языком почти музыкальным.