Банда - 2

– Нам бы давно с вами встретиться в такой вот обстановке, - проговорил Сысцов, наливая вино в стакан.
– Но что делать... Жизнь распорядилась иначе.

– Уже распорядилась?
– спросил Пафнутьев.

– Да. Уже.

– Но жизнь вообще, как я заметил...
– начал было Пафнутьев, но Сысцов прервал его, подняв ладонь.

– Остановитесь, Павел Николаевич... Я пригласил вас, чтобы поделиться собственными наблюдениями, а не услышать что-то от вас. Вам я дам слово чуть позже, - Сысцов улыбнулся невольно сорвавшейся фразе, которая была бы уместна в другой, более торжественной обстановке.

– Вам нравится ваша работа?

– Да как сказать, Иван Иванович, - Пафнутьев настойчиво не желал отказываться от легкого тона в общении, смотрел по сторонам, щурился на низкое осеннее солнце, рассматривал листья на просвет, беспричинно улыбался, наслаждаясь осенью и обществом уважаемого человека. И знал, негодник, прекрасно видел, что его беззаботность раздражает Сысцова, что тот готов оборвать его беззаботность жестко и резко.

– Кстати, как вы относитесь к вину?
– спросил Сысцов.

– Лучше бы водочки, Иван Иванович. Водочка, она того... Как бы это сказать поприличнее...

– Как будет угодно, - оборвал его Сысцов и опять сделал знак рукой. И опять легко сбежала по ступенькам красивая, веселая девушка. На этот раз в ее руках был небольшой подносик. Когда она поставила его на стол, Пафнутьев застонал от предвкушения - рядом с пузатеньким графинчиком стояла тарелочка с нарезанной холодной свининой и с горкой хрена. Тут же были положены несколько кусочков черного хлеба с тмином.

– Боже!
– не удержавшись, воскликнул Пафнутьев.
– Как это прекрасно! Как прекрасна жизнь!

Девушка бросила на Пафнутьева благодарный взгляд, но тут же снова повернулась к Сысцову.

– Спасибо, - сказал тот и девушка тут же убежала, помахивая пустым уже подносом и подпрыгивая в шуршащих листьях.

Пафнутьев осторожно взял графинчик, открыл его и налил себе щедрую дозу в хрустальный стаканчик. До того как выпить, он жадно втянул воздух над стаканчиком и от нестерпимого наслаждения закрыл глаза.

– Плохо пахнет?
– спросил Сысцов и Пафнутьев сразу понял, что слова эти были далеко не дружескими.

– Восхитительно пахнет!
– заверил его счастливый Пафнутьев.
– Этот день, Иван Иванович, я запомню на всю оставшуюся жизнь!

– Это будет нетрудно, - сказал Сысцов, прикрыв глаза стаканом вина. У вас, надеюсь, хорошая память?
– Сысцов попытался исправить допущенную оплошность - слова его прозвучали если и не откровенной угрозой, то чем-то очень к ней близким.

– Не жалуюсь, - ответил Пафнутьев. И эти его слова тоже отличались по тону от всего, что он сказал здесь до этого момента. Сдержанные слова, строгие. Можно их назвать и осаживающими. Осторожней выражайтесь. Иван Иванович, как бы сказал он.

Сысцов кивнул. Он все понял.

– Вы мне не ответили... Работа вам нравится?
– спросил он у Пафнутьева.

– Суетно, - не задумываясь, ответил тот.
– А вообще ничего. Но это смотря как посмотреть...

– Хотите поменять?
– перебил Сысцов бестолковую болтовню Пафнутьева.

– Пока не присмотрел ничего получше.

– Но для других присматриваете?

– Для других?
– удивился Пафнутьев.

– Ну, как же... Анцыферову вы присмотрели местечко лет на десять, наверно... Устроили мужика.

– О нем вы все знаете, Иван Иванович, - сказал Пафнутьев, осторожно подбирая слова.
– Мне нечего добавить.

– Где Колов?

– Сегодня пятница... На работе, наверно.., если, конечно...

– Не валяйте дурака!
– резко перебил Сысцов.
– Колов пропал. И вы это прекрасно знаете. Он пропал через день или два после вашего налета на "Интурист".

– Налета?
– удивился Пафнутьев настолько, что даже свинину с хреном не донес до рта.

– Где Колов?!

– Понятия не имею, - Пафнутьев прижал руки к груди, точь-в-точь как Это делал Худолей, выпрашивая у него водку.

– И не догадываетесь?
– прищурился Сысцов.

– Может в Америку удрал?
– спросил Пафнутьев, сунув, наконец, приготовленную закуску в рот.
– Прекрасный хрен... Сами сажали?

– Вы обманули меня, Павел Николаевич, - Сысцов откинулся в кресле и в упор посмотрел на гостя.

– Я?! Вас?! Обманул?!

– Успокойтесь. Не надо так красиво... Вы не на сцене, вас никто не снимает на пленку, аплодисментов тоже не будет... Малый театр вам не грозит. Вы обманули меня в том, что вина Анцыферова, как выяснилось, не столь велика, как вы это представили.

– Вы же сами сказали - пусть решит суд.

– Павел Николаевич... Мы же вдвоем... Не надо так красиво. Будем называть вещи своими именами. Именно для того, чтобы называть вещи своими именами, требуется больше всего и мужества, и самоотверженности, и таланта... Вы со мной согласны, Павел Николаевич?

– Конечно!
– воскликнул Пафнутьев с таким подъемом, что Сысцов поморщился.

– Кончайте валять дурака. Противно.

– Виноват!

– Документы, которые вы мне подсунули, вы нашли не у Анцыферова. Вы их нашли у Голдобова. Это меня не столько озадачило, сколько обрадовало. Я понял, что все происшедшее с Голдобовым - правильно, справедливо. Все так и должно было закончиться. Но с Анцыферовым... Напрасно вы это сделали.

– Я ничего не предпринимал в одиночку!

– Помолчите, Павел Николаевич...
– Сысцов налил в стакан красного вина, сделал несколько небольших глотков.
– Анцыферов нашел возможность связаться со мной. И убедил, что с ним поступили несправедливо... Я поверил. Конечно, ему там несладко...

– Любой опыт - полезный опыт!
– успел вставить Пафнутьев.

– Не думаю, что он задержится там надолго, - Сысцов не пожелал услышать последних слов Пафнутьева.
– С ним все ясно.

– И он снова займет свой кабинет?

– Не сразу... Но займет. Если не подвернется чего-нибудь повыше. Скорее всего, подвернется... Но Колов! Меня интересует генерал Колов! Я не знаю, где он, что с ним... У меня нет оснований подозревать вас, Павел Николаевич, в его исчезновении... Но опыт, о котором вы только что говорили... Опыт подсказывает мне, что и здесь без вас не обошлось.

– В мире все взаимосвязано, - задумчиво обронил Пафнутьев нечто философское.

– Вот и я о том же... Вы, Павел Николаевич, единственный человек, который может знать, где Колов, что с ним... Я прав?