Бандитский подкидыш

– Я позвоню в полицию завтра, – объясняю я ребёнку.

Мальчик рад, что его избавили от подгузника. Относительно удовлетворён. На меня смотрит. Сосёт кулак – голодный, наверное. Нужно развести ему смесь, надеюсь, на банке с ней написано, в каких пропорциях это делать. Перевожу взгляд на его барахло. Сумка. На ней боковой карман. Бросаюсь вперёд, вдруг в этом кармашке ответы на все мои вопросы. Там деньги. Много, я столько разом никогда не держала в руках. А ещё – сложенный вдвое лист бумаги. Бумага настолько тонкая, что я вижу строчки, которые словно вдавлены в неё с другой стороны.

Открыть – не решаюсь. Подхожу к окну и смотрю в темноту.

– Я не могу оправдать твоих ожиданий, – говорю я темноте. – Прости, это мне не по силам.

Ребёнок плачет, я держу письмо в руке. Лист бумаги мелко трясётся, потому что руки мои дрожат.

Глава 4. Давид

Я долго смотрел на окна, за которыми мельтешила Катя, всю важность с которой словно ветром сдуло. Надеялся увидеть Льва, хотя это только оттягивало и без того мучительное расставание. А потом увидел её в жёлтом светлом квадрате окна. Она что-то шептала. Я уверен – мне.

Ушёл, когда колени начали подгибаться. Что я мастерски умел всегда, так это ориентироваться на любой местности. Ждать поезда бесполезно, это до утра. Я пересек жидкий, почти нежилой поселок, вышел на трассу, голосовал. До места, где ещё недавно бросил свою машину доехал на груженой фуре.

– Бери, – устало сказал я водителю, который отмахивался от крупной купюры. – Просто возьми и все.

Сейчас его помощь была просто неоценима. На негнущихся ногах дошёл до машины. Её нашли. Ветки, которыми я её накрыл, небрежно отброшены в сторону. Двери нараспашку. Вся начинка, включая дорогое стерео, на месте. Это не просто взлом. Они нашли её.

Сел на водительское сидение. Посижу только пять минут. Достал из аптечки болеутоляющее, запил водой сразу несколько таблеток. Жаль, нет антибиотиков, жар не отпускает. Головой я понимаю, что нужно проверить машину на наличие маяков, которые наверняка поставили, а потом ехать отсюда, но сил нет. До этого мне помогал держаться Лев. Сейчас он в безопасности.

Голова кружится. Закрываю глаза. Вижу Льва. Не малышом, как сейчас. На несколько лет старше. Тощий, голенастый – я и сам таким был. Вихрастый. На коленке ссадина. Один передний зуб выпал, от этого детская улыбка кажется особенно задорной.

А за руку его держит Катя. На ней нет деловой юбочки – не налезла бы на живот, который округло вырисовывается под светлой тканью сарафана. Она тоже улыбается. Она счастлива.

Значит все будет хорошо, думаю я сквозь болезненный сон. Непременно будет. Я сильный, я все смогу. Я всегда мог. Но через иллюзорное, пока ещё не настоящее счастье, прорывается одна мысль. Они нашли машину. Они идут по следу.

– Катя, – шепчу я, словно она может меня услышать, я сам не слышу своего шепота. – Катя, пожалуйста…

Глава 5. Катя

То, что маленький, как куколка красивый младенец может очень громко орать, я уже знала. Но я не подозревала, что орать он может так долго. Через час я уже не боялась темноты. Вспоминала, какие удобные у того дерева сучья. Что в шкафу лежит моток верёвки… Почти шутка. Я вздыхала и возвращалась к своему монстрику. А он орал так горько, словно и правда понимал – его все бросили. Оставили чужой тётке, которая живёт в избушке посреди леса. Которая даже кота завести боится – это же ответственность. Которая меньше всего подходит на роль няни!

Зато ближе к утру я уже не боялась ребёнка выронить. Я качала его как можно сильнее – только бы уснул. Голова младенца тряслась, круглые глаза смотрели укоризненно.

– Ладно, – сдалась я. – Не буду больше тебя так качать. Но ты усни уж, хоть ненадолго. Пойми, тётя привыкла хорошо спать.

Мальчик слушал, но не слушался. Правда орать перестал, когда я дала ему его погремушку. Сам брать её ещё не умел, но если вложить в ладошку, пальцы стискивал крепко. И так ею размахивал, что сам же себе дал по носу.

Собиралось настать утро. Я держала младенца на руках. Небо только готовилось сереть – я ждала этого момента с нетерпением. Я хотела просто спать. Одна в своей избушке. Если я скажу, что полюбила нечаянного младенца сразу, я солгу. В тот момент я просто ждала электрички, чтобы доехать до участкового, который точно должен был быть где нибудь. Не бывает, чтобы его не было.

– Агу, – сказал малыш.

Дурацкое сердце сжалось – напомнила себе, он не мой.

– Утром я тебя отдам, – ответила я ему.

Зевнул – во рту ни одного зуба. Так сладко зевнул, что спать мне ещё сильнее захотелось. Посмотрела на подоконник. Там, возле горшка со скончавшимся много лет назад неизвестным растением лежало письмо. Я боялась его читать. Я подозревала, что в нем чужое горе – просто так детей не бросают. И я эгоистично не хотела, чтобы это горе стало моим.

А потом не выдержала и взяла бумагу, одной рукой придерживая младенца – уже наловчилась, часов пять на это ушло. Развернула, сама на себя злясь. Почерк был аккуратным. Сильным. На бумаге мазок чего-то бурого, похожего на засохшую кровь. Такие же пятна были на комбинезоне малыша. Подозреваю, это кровью и являлось – мой бандит явно был ранен. Я впилась в строчки глазами.

"Сначала я подумал, что вы очень красивая. (Лесть, подумала тут я). Потом, что вы смешная. (Можно было и без этого, едко решила я, читая). А затем я понял, что вы мне подходите. (Воу-воу, воскликнула я мысленно, не так сразу!). Я ранен. Я не хочу этого признавать, но я не справлюсь. За мной по пятам идёт смерть. Эти люди…они убьют моего сына, просто для того, чтобы сделать мне больно. Я не могу этого допустить. Вы – моя последняя надежда, Катя. Спасите для меня моего сына. Я…я умею благодарить. Его зовут Лев. А ещё, Катя, – не верьте никому. "

Остаток письма я дочитала без собственных ремарок. Посмотрела в небо – скоро начнёт сереть. На письмо. Почему я должна верить мужчине, которого видела только однажды? Раненым в лесу. И что за страсти из Бразильских сериалов? Что ещё за кровная месть?

Мозг измученный отсутствием сна отказывался верить в происходящее. Спать хочу. До электрички несколько часов. И дома так тихо… Посмотрела – сопит. Не прошло и года. Я переложила его в колыбельку и прилегла на постель. На часик, не больше.