Бандиты эпохи «демократии»

Из зала суда

— Встать, — произнесла Ирина Васильевна — судья областного апелляционного суда, — суд идет.

Слушается дело по поводу убийства Оксаны Олиференко. Убийца Сергей Николаевич Коновалов. Из материалов следствия видно, что Коновалов пришел домой в квартиру Олиференко, которую она снимала, и начал вымогать деньги на водку. Когда он узнал, что у Олиференко денег нет, он потребовал, чтобы она отдала ему свое обручальное кольцо, которое он продаст, и на вырученные деньги купит водку и закуску. Оксана Олиференко отказала, пояснив, что она не может отдать ему это кольцо, так как оно — память о ее прекрасной жизни в Берлине. В ответ на это Коновалов ударил Олиференко по голове кулаком с кастетом, разбив ей голову. Оксана потеряла сознание и упала на пол, а Коновалов безуспешно пытался снять с ее пальца золотое кольцо. Когда это ему не удалось он взял кухонный секач, отрубил ей палец и снял с отрубленного пальца кольцо. Оксана истекала кровью и на фоне измененного кровообращения мозга, как считают судебные медики, начала подсознательно вспоминать вслух прошлую свою жизнь. По показанию убийцы, Оксана говорил примерно так: «О, как я счастлива. Я вижу Хельмута. Вот мы с ним в супермаркете закупаем продукты для ресторана, а вот пьем капуччино. О, как я все отчетливо вижу. Хельмут, Хельмут, мы с тобой в Италии, гуляем по Риму. А вот мы в Венеции. Какой красивый город. Мы на гондоле проезжаем по венецианским каналам. А вот мы на греческих островах. Как мы интересно проводим время. Я такая счастливая, что все это вижу вновь». Сергей Коновалов показывает, что Олиференко пришла в себя. Увидев свой отрезанный палец и то, что крупные капли крови падают на пол, образуя лужицу, произнесла: «Мне очень больно, но не убивай меня. Я хочу жить, я не буду жаловаться, что ты лишил меня пальца. Мне очень больно, вызови «скорую помощь». В ответ на это убийца, как он показывает следствию, в состоянии аффекта, в приступе ревности и под парами алкоголя взял молоток и нанес Олиференко удар по голове. Раздался хруст костей головы, кровь залила лицо, и Оксана вновь потеряла сознание. Но спустя 10–15 минут, уже будучи в бессознательном состоянии, она вновь заговорила. «Хельмут, Хельмут, какую жизнь я провела совместно с тобой. Я вижу нас в Египте, где мы купаемся в Красном море и любуемся причудливыми кораллами, а вот мы гуляем по набережной Сейшельских островов, а вот мы сидим в ресторане Бангкока в Таиланде на 100-м этаже, который медленно вращается. Да, это жизнь. Сережа, не убивай меня. Я так хочу жить. Может быть, я вновь поеду в Германию, где буду работать и зарабатывать себе на жизнь».

Со слов подсудимого, он очень обиделся на Оксану за то, что она решила изменить своей Родине, и нанес второй удар молотком по голове, после чего, она перестала дышать и скончалась. После этого преступник посидел возле нее еще минут двадцать и, убедившись, что Олиференко мертва, открыл краны газовой плиты, закрыв предварительно все форточки, закрыл квартиру и удалился. Около двух часов ночи проснувшийся Семен Аркадьевич Коган почувствовал запах газа и обнаружил, что газ просачивается из квартиры Олиференко. Он начал звонить и стучать в ее квартиру, но безуспешно. Заподозрив неладное, сосед позвонил по «02», сообщив об утечке газа и отсутствии признаков жизни его соседки Олиференко, после чего в дом прибыли милиция, пожарная и «скорая помощь». Общими усилиями им пришлось взломать входную дверь, и в квартире они обнаружили труп Олиференко со следами насильственной смерти, с открытыми на полную мощность кранами газовой плиты. Труп был направлен на судебно-медицинскую экспертизу, а убийца Коновалов спустя полтора часа отвечал на вопросы следователя.

Оказалось, что он покинул квартиру с мертвой Оксаной около 12 ночи и, так как ему очень хотелось выпить, он отправился в кафе Ирландский Паб, где обменял у одного из посетителей золотое кольцо Оксаны на три бутылки водки. Действительно, в его квартире была обнаружена одна полностью распитая бутылка, вторая начатая и третья нетронутая. Вначале Коновалов каялся следователю городской милиции, что он убил Оксану «случайно», так как очень хотел выпить. Он ссылался на мнения врачей психиатрической больницы, где он лечился два года назад, что он невменяем от алкоголя. Однако ответ из психиатрической больницы был однозначным: «психически здоров». Тогда Коновалов через несколько дней меняет свои показания, утверждая, что он ревновал Олиференко к ее немецким мужьям, о которых она ему в разговорах часто упоминала. Кроме того, в ее словах он усматривал антипатриотический дух и предательство Родине и с чистым сердцем патриота произвел акт возмездия. На вопрос следователя, почему после отрубания пальца, когда Оксана просила вызвать к ней «скорую помощь», он не отреагировал на ее просьбу, убийца ответил, что боялся правосудия, так как даже «патриотам Отчизны» не дано право убивать человека. В связи с этим поведение Коновалова, — продолжала читать судья, — расценивается как умышленное убийство.

Затем суд удалился на совещание, а через 10 минут судья зачитала приговор, по которому убийце Коновалову предстояло в лагерях строгого режима отбыть 8 лет. Зачитав приговор, судья Ирина Васильевна вместе со своей помощницей Светланой вышла во вторую комнату сложить в папку материалы уголовного дела и отдать их в архив суда. Когда они спустя 10 минут вышли в зал, то обнаружили старика со звездой Героя, опирающегося на массивную палку, а рядом с ним трех заплаканных женщин преклонного возраста. Старик приподнялся и неожиданно для судьи спросил: «Товарищ судья, извините, сейчас говорят госпожа судья, почему вы этому зверю дали всего 8 лет? Ведь он заслуживает большего!». — «Мы скосили ему немного срок пребывания в лагере строгого режима, так как учли его ревность и патриотический порыв — ответила Елена Васильевна. — Кстати, за какие бывшие заслуги вы были удостоены звания Героя Советского Союза?» — «За Курскую дугу, а вот ордена Славы, у меня их два, — за взятие Кенигсберга и Берлина». — «А чем вы занимались после войны?» — «Как вам объяснить, товарищ судья. Я успел до войны закончить всего восемь классов средней школы и пошел добровольцем на фронт. Когда после войны я приехал в Одессу, сразу, как мой отец и дед, пошел работать в порт. Они работали там грузчиками, я же стал крановщиком, женился, получил от порта квартиру. Жена умерла 9 лет тому назад, и я остался один». — «Нет, не один, — заметила одна из женщин, — а с нами. А до смерти Оксаночки, и с нею». — «Вы знаете, — продолжал Коган, — я очень жалею, что не эмигрировал с ней, вывез бы эту чуткую женщину на просторы Европы, а затем бы вернулся сюда домой. Но Бог видит, я не мог уехать в Германию. Я дрался с ними и ненавижу их, как врагов. Ведь в Одессе они уничтожили всех до единого моих родственников».

Елена Васильевна попрощалась и заторопилась. Она закрыла дверь в зал суда и направилась сдать ключ коменданту. Выйдя на улицу, она села в свою машину и увидела, как четверо старых людей, крепко взявшись за руки, медленно с поникшими головами переходили широкую улицу. Машины, мчавшиеся с большой скоростью по проспекту, тормозили, как будто бы чувствуя, что эти люди только что пережили большое горе. Елена Васильевна на секундочку задумалась. Действительно, он могла дать этому зверю срок 15 лет. Но дело уже сделано, а завтра новые процессы и новые приговоры. Елена Васильевна включила скорость, и машина медленно тронулась.

Глава CLI Преступление во имя добра

Неизвестная женщина подвезла коляску, в которой находилась ее одиннадцатимесячная дочь, к дверям помещения для мусорных баков жилого дома в Одессе и ушла. Как выяснилось впоследствии, она не собиралась ни от кого скрываться, наоборот, пристроившись на заборе напротив этого дома, наблюдала за тем, что будет происходить с ее ребенком. Сидеть пришлось долго. Целый час никто из жильцов не спускался вниз. Девочка спокойно спала в коляске. Мать смотрела на нее издали и чувствовала, что нервы ее вот-вот не выдержат, идея подкинуть ребенка состоятельным людям провалится, и она бросится обнять родное существо. Прошло уже шестьдесят пять минут. Она дала себе еще пять. В этот момент с верхнего этажа дома спустилась женщина с мусорным ведром в руках.

— А это что? — изумилась она, увидев коляску со спящей девочкой. Женщина огляделась. — Граждане, чей ребенок? Она подхватила на руки младенца и побежала звонить в милицию. Прибывшие эксперты тут же определили — ребенок «русского происхождения», что и подтвердилось следующим утром, когда Ирина П., из Санкт-Петербурга, вся в слезах явилась в милицию и призналась: «Это я оставила ребенка у мусорки». Далее она объяснила: «Я верила, что с той минуты, когда коляску обнаружат, я смогу быть спокойной за свою дочь. Теперь у нее будет все, что нужно ребенку: тепло, хорошая еда, одежда, дом… Все, что я не могла ей обеспечить, я знала, что ничего хорошего не ждет нас в будущем — ни меня, ни ее.

Две последних недели нам обеим нечего было есть и негде жить. Я ходила с коляской по городу и ночевала в парках. Тогда мне и пришла в голову идея подкинуть девочку богатым людям. Но выдержать расставания с ней я не смогла».

Из протокола допроса гражданки Российской Федерации Ирины П.: «Как рассказывает задержанная, она прибыла в Одессу в 1999 году по туристической визе сроком всего на две недели. Ее влекла в нашу страну надежда во что бы то ни стало найти любую работу и преуспеть в жизни. Ей легко удалась первая часть плана — раствориться среди множества туристов, задержавшихся с отъездом.

С собой у нее было немного долларов. По совету знающих людей она отправилась на рынок и за двести долларов купила поддельное удостоверение личности. По ее словам, документами торговал парень, говоривший по-русски с грузинским акцентом. Ни имени его, ни адреса она не спросила. Став «украинкой», вновь прибывшая пустилась на заработки. Она соглашалась на любую работу — убирать, присматривать за детьми. Ей даже удалось скопить немного денег. В 2003 году она познакомилась с гражданином Молдавии и сошлась с ним. По словам задержанной, это отец ее ребенка. Связь между ними продолжалась несколько месяцев, но парень прервал с девушкой все отношения, как только узнал, что она беременна.

Ирине негде было жить, и она устроилась работать секретарем на «квартиру путан», откуда девушек с сопровождением отправляли по вызовам «клиентов».

В октябре 2004 года милиция заинтересовалась квартирой и выявила, что Ирина проживает в Одессе по поддельным документам. Однако в связи с тем, что на тот момент она находилась на седьмом месяце беременности, исполнение решения отложили, оставив решение суда до рождения ребенка — по гуманитарным соображениям».

Милиция больше не тревожила ее, пока не произошла история, рассказанная выше. Милиция задержала Ирину для выяснения всех обстоятельств происшествия, а после состоялся и суд, но Ирине повезло: ей был предоставлен прекрасный адвокат, который на суде выступил с трогательной речью:

— Как все граждане, я был потрясен историей покинутого ребенка и негодовал по поводу матери, которая способна бросить свое дитя у мусорки. Но когда увидел эту растерянную, несчастную молодую женщину (ей двадцать пять лет), я понял, что поступок был совершен в состоянии глубокого отчаяния в надежде таким способом спасти девочку. Чем больше я смотрел на Ирину, тем больше понимал, что мы не можем ее осудить, не разобравшись во всех обстоятельствах дела. Плохая мать? Но девочка совсем не выглядела неухоженной или заброшенной. Наоборот, все медицинские проверки подтвердили, что она совершенно здорова. Так что перед нами была мать, которая изо всех сил пыталась заботиться о своем ребенке. Должны ли мы сажать в тюрьму человека, которому нечего есть, нечем платить за квартиру, и не на что содержать ребенка? Я лично в этом сомневаюсь. Мы обязаны разобраться во всех тонкостях этого дела, прежде всего услышать мнение социальных служб о том, может ли эта женщина в дальнейшем быть матерью этого ребенка или стоит возбудить дело о лишении ее родительских прав и передаче девочки в приемную семью. Пока ребенок находится во временно приютившей его семье. Поэтому я настаиваю на том, чтобы Ирина была освобождена из-под стражи.