Бандиты эпохи «демократии»

Затем он обыскал свои карманы и извлек смятый листок, исписанный карандашом, на котором значились имена общих знакомых и предполагаемая сумма, которую можно будет одолжить. Пробежав глазами по бумаге, бедолага подвел итоги. Получалось так, что даже если каждый сможет помочь, денег наберется не больше десяти тысяч долларов. Но где взять остальные девяносто? В этот момент к нему вернулась банка с рассолом. Допив спасительную жидкость, он поставил бутыль на стол, рядом с бюстом Ленина. Владимир Ильич возвышался среди окурков, огрызков карандашей, обрывков бумаги, кисточек и других полезных вещей, которыми любят захламлять свой стол творческие люди.

А не сварганить ли нам чайку? — предложил Дима и обратился к Митричу. — А где наш кипятильник? Из левого кармана спортивных штанов Митяя Ивановича свисал длинный шнур. Потянув за него, Митя извлек этот нужный для быстрого приготовления чая, прибор. Затем он поднял с пола литровую банку со следами заварки. Но руки плохо слушались, банка выскользнула из дрожащих пальцев и, ударившись о бетонный пол, разлетелась на сотню осколков. Звон разбитого стекла эхом отозвался в сырых стенах подвала.

— А е… мать! — только и вырвалось у него. — Придется кипятить в бутыли.

— Ладно, я сам, все сделаю — сказал Дима, отложив кисть. Взяв со стола пустую тару, он вышел из комнаты в соседнее помещение, где на стене располагался ржавый умывальник.

В отсутствие Димы Нюма присел на раскладушку и оглядел каморку. С последнего его посещения здесь ничего не изменилось. Везде царил рабочий беспорядок. Посередине комнаты находился полукруглый стол, возле него стоял мольберт с неоконченным натюрмортом, за ним на металлической конструкции был закреплен театральный софит, свет которого был направлен на картину. Напротив стола располагался раскладной диван, на нем ночевали Дима и Чапа. За диваном находились два занавешенные окна. Их подоконники были завалены старыми газетами и журналами. Нюма перевел взгляд вправо. Из дальнего угла комнаты на него уставилась полутораметровая каменная голова Сократа. Рядом, возле стены, небрежно были сложены трафареты, для различных лозунгов и плакатов. С их помощью можно было быстро написать такие гениальные фразы, как, «Народ и партия едины», «Партия — наш рулевой», «Слава Октябрю!», «Наша цель — коммунизм» и т. д. В прошлый раз Нюма посоветовал Диме этот последний транспарант для смеху повесить в Артиллерийском училище.

Одна из стен называлась тотем Коммунизма. На ней были укреплены портреты вождей в позолоченных рамах: Маркс, Энгельс, два Ильича, Сталин и Хрущев, Мао и Кастро; вот тут гость заметил добавление: портрет усопшего генсека украсился черной траурной лентой. Остальные стены, побеленные известкой, были увешаны пейзажами и натюрмортами. В дальнем левом углу находилось нетронутое полотно, заснувшее на мольберте, но готовое в любой момент принять на себя штрихи шедевра. Муза могла появиться в любое время. Поэтому необходимо все иметь под рукой. Так считал владелец мастерской, веря в то, что когда-нибудь напишет шедевр, который сможет выгодно продать и безбедно жить до старости. Ведь за все время творческой жизни в нем никогда не угасал и дух авантюризма и желание внезапно обогатиться. Полотно менялось несколько раз, но, когда шедевр был окончен, в Диме поселялся дух сомнения, и картина с мольберта, перебиралась на стену. Но все же он продолжал верить в божественное провидение, ведь приснилась же Менделееву периодическая таблица, а Архимеда в ванне посетило озарение, и он голым пустился бежать по улице, крича — «Эврика!» Так они стали великими, и их имена теперь известны всему миру. Дмитрий тоже ожидал всемирного признания своего таланта, так же как и любой другой художник.

Во время осмотра Нюмой мастерской другой гениальный художник — Митяй Иванович пытался достать свои ботинки свои ботинки из-под кресла. Наконец ему это удалось. С трудом напялив их на свои босые ноги, он крякнул от удовольствия и прошелся по комнате в поисках совка и веника. По полу следовало передвигаться осторожно, чтобы не только не наступить на осколки и тюбики с краской, а также не перевернуть открытую бутылку растворителя. Неторопливыми шагами Митрич направился в коридор, где, по его мнению, должны находиться эти предметы гигиены. Озираясь вокруг, он чуть было не столкнулся в дверях с Димой, который держал в руках наполненную бутыль.

Гость, силясь вспомнить, где оставил машину, прилег на раскладушку, изучая потолок. Благодаря сигаретному дыму и испарениям он из белого превратился в желтый. Также Нюма понял, что Дима любит пауков и считает их полезными тварями: они, дескать, уничтожают мух и комаров, Поэтому паутина обильно свисала серыми прядями, что затрудняло работу лампочки среднего накала на коротком шнуре, свисающей с потолка.

После уборки объявили перекур. За это время вода закипела. Но выяснилось, что сигареты закончились, на столе лежали только пустые пачки. Нюма обыскал свои карманы и извлек пачку сигарет «Marlboro». В пачке оказалось всего три сигареты, и он справедливо разделил их. Сам с удовольствием закурил. Но художники поступили иначе, каждый согласно своей привычке. Дима обломал у сигареты фильтр, затем вставил ее в резной деревянный мундштук, поджег и начал пускать кольца дыма. Митяй поступил по-другому: разорвав сигарету, высыпал табак на листок, но этого ему показалось мало, и он распотрошил крупные окурки. Перемешав пальцами полученную смесь, Митяй Иванович достал из левого кармана резную, инкрустированную камнями трубку. Набив ее табаком, он поджег его и с наслаждением затянулся. Такую трубку Нюма видел впервые, она изображала голову улыбающегося черта, в глазницы которого были вставлены красные рубины.

— Нравится? — поинтересовался Митяй Иванович. — Сам сделал на досуге. Я ее называю кадило для дьявола. Хочу бросить курить, но не могу. Вот и сделал себе, чтобы напоминало, что бесовское это занятие. Курить бросить очень легко, как говорил Марк Твен, сам тысячу раз бросал. Так и я, — пожаловался Митрич. — Может, не курил да и не пил бы вообще, если бы не стрессы. А так одна радость у старика осталась — покурить!

— Да, — согласился Нюма — Если бы не стрессы!

Во время их разговора, держа мундштук в зубах, Дима выключил кипятильник и, насыпав в бутыль заварки, накрыл ее сверху журналом «Вокруг света». Пока напиток настаивался, Митрич изъявил желание пойти купить сигарет, но, поискав в своих карманах, каждый понял, что деньги тоже закончились.

Подойдя к столу, Дима поднял бюст Ленина, пробежав по нему пальцами. Он, вероятно, что-то сделал, и из Ленина выдвинулся маленький ящичек, наполненный мелочью. Бюст Ленина представлял собою копилку. В черепе вождя находилась прорезь, куда художник и его посетители кидали мелкие монеты. Мелочью насобиралось рублей пять. Эти деньги вручили Митяю Ивановичу, и он, набросив пальто на худые плечи, хлопнув дверью, удалился в магазин.

После того как ушел Митяй Иванович, Дима присел на диван, закинув ногу на ногу, обращаясь к Нюме, произнес:

— Ты не смотри на внешний вид Митрича, это он сейчас бедствует, а вообще он очень талантливый художник. Представляешь, у него мастерская в три раза больше моей. Его картины постоянно экспонируются на выставках, а Госфонд заказывает ему копии с известных полотен. Ведь Митяй Иванович обладает талантом не только подбирать палитру, но и придавать картине видимость древности. Очень часто ему поручают работу с ценными произведениями и шедеврами. Недавно старик работал с полотнами Рубенса и Караваджо. За это ему было присвоено звание заслуженного художника СССР. Но он может работать в любом направлении, ему что реализм, что постимпрессионизм — без разницы. Я так не могу. — Если он такой гений, как ты рассказываешь, то должен хорошо зарабатывать и неплохо жить, — сказал Нюма.

— Да, — согласился Дима, — у него двухкомнатная самостоятельная квартира на Горького, но жить в ней он не может. Дело в том, что у Митрича есть две пагубные страсти: первая — к выпивке, а вторая — к игре в карты. Недавно на барбуте он поставил на кон свою квартиру и проиграл. Теперь днем скрывается у меня, а ночью творит в своей мастерской. Но даже за выполнение госзаказа, ему не заработать нужную сумму. Требуется десять тысяч долларов, такова сумма карточного долга. И необходимо вернуть не позднее послезавтра. Денег нет, одолжить не у кого, поэтому и пьет беспробудно.

— Мне тоже нужно до послезавтрашнего дня, но только в десять раз больше — сказал Нюма, — и тут его осенило! Он посмотрел внимательно на собеседника и задал вопрос: — А сколько могут стоить полотна, с которыми работает Митрич?

— Они бесценны, у нас они стоят сравнительно недорого, но если их продать на аукционе за рубежом, то за картину Кандинского или Рериха, можно получить несколько сотен тысяч долларов, а у нас за кражу материальных ценностей до десяти лет, — последовал ответ.

Это чрезвычайно заинтересовало нашего героя, он чуть было, подобно Архимеду, не закричал «Эврика!»