Бандолеро, или Свадьба в горах

Меньше света и больше шума для наших целей подошли бы гораздо лучше.

Мы старались двигаться осторожно и незаметно. Тропа шла круто вверх, но подниматься по ней было нетрудно. Только иногда, там, где тропа взбиралась с террасы на террасу, требовались усилия и ловкость.

Время от времени мы останавливались, чтобы перевести дыхание и прислушаться.

В одном месте мы задержались подольше. На плоской, похожей на столешницу террасе виднелись следы лошадиных копыт. Проводник указал на них, прошептав, что это и есть вторая дорога, о которой он говорил.

Я склонился к следам. Все они оказались свежими, оставленными сегодня. Определить это мне помог опыт прерий.

Дорога дальше стала легче и более открытой. Двести или триста ярдов она шла горизонтально, и мы могли идти без напряжения.

Кучер неслышно двигался впереди, двигался медленно и со всеми предосторожностями. Я, следуя за ним, опять погрузился в невеселые размышления. Сумрачный полог леса был подходящей декорацией к моему траурному настроению. Мимо пролетела на мягких крыльях сова. Ее стоны казались насмешкой надо мной.

Я почти поверил, что забыл Долорес Вилья-Сеньор или стал равнодушен к ее существованию. Какой самообман! Теперь я знал, что это не так. Долгие тяжелые переходы, затянувшиеся осады, полученные в боях раны, даже кокетливость чужих глаз — ничто не могло изгнать ее из моего сердца и моей памяти. Она по-прежнему царила там.

Я видел, перед собой ее лицо в печальной тени деревьев, она виделась мне среди мерцающих звезд. Я не забыл ее, и в этот час понял, что никогда не забуду.

Торопясь ей на помощь, я в то же время чувствовал себя так, будто радуюсь ее несчастью. Моя душа так погрязла в досаде и злости, так переполнилась жаждой мести! И не рыцарские побуждения вели меня вверх по склону Икстисихуатля, а только надежда унизить ту, что унизила меня.

Голос Сэма Брауна прервал мои недостойные размышления. Он прошептал мне на ухо:

— Слышите, капитан?

— Что слышу?

— Музыку.

— Если вы называете крик ужасной совы…

Жест проводника заставил меня замолчать. Он поднял руку, указывая пальцем вверх.

— Прислушайтесь, — продолжал он. — Звенит гитара. Слышите? Кто-то смеется. Слышите? Если я не утратил слух, это женский голос!

Последнее замечание привлекло мое внимание. Я прислушался. Да, звуки какого-то струнного инструмента, арфы или гитары, может быть, лютни. Потом мужской голос. Затем несколько негромких, но звонких и чистых звуков, какие может издать только женское горло.

— Да, — машинально ответил я, — там музыка.

— Более того, капитан, танцы.

Я снова напряг слух и услышал шарканье ног в такт музыке, затем смех, радостные восклицания. Звуки веселья…

— Это из хижины, — прошептал Сэм. — Там что-то происходит. Черт побери, да это фанданго…

Его замечание сопровождалось более громкими звуками.

К гитаре присоединилась скрипка. Слышался оживленный разговор. В этих звуках не было ничего похожего на оргию. Не такие звуки я ожидал услышать на кутеже разбойников. Скорее, так могли вести себя люди, гуляющие на пикнике; главное отличие заключалось в том, что праздник проходил ночью.

— Это они, — прошептал кучер дилижанса. — Те самые. Кого мы ищем. Развлекаются. Капитан, мне кажется, девушки участвуют в веселье добровольно.

Я не ответил на его слова, но сердце у меня болезненно сжалось.

Все мысли о стратегии исчезли. Даже благоразумие на время оставило меня.

Воспоминания о прошлом, мрачные воображаемые картины настоящего — все это сводило меня с ума. Та, кому я отдал свою страсть, высокую и святую, — игрушка главаря шайки. Больше того, она стала ею по доброй воле,

— Вперед! — Я схватил проводника за руку. — К дому. Посмотрим, что все это значит. Вперед! Опасности нет. Я могу позвать своих людей, и они будут здесь через десять минут. Если понадобится, мы сможем отступить. Вперед! Вперед! Я должен своими глазами увидеть, как низко она пала.

Не вполне понимая причины, Сэм Браун подчинился моему приказу.

Глава XXXII. СВАДЬБА В ГОРАХ

Мы поднялись на еще одну террасу, и нашему взору предстало массивное сооружение прямоугольной формы, одноэтажное, но с асотеей наверху, окруженной парапетом.

Дом стоял на небольшой платформе, расположенной у основания крутого подъема. С двух сторон жилище было защищено утесами, обрывисто уходившими вниз. Рядом располагалась конюшня; между ней и подъемом — огороженный двор. Фасадом дом был обращен к открытому пространству впереди; отсюда начинался спуск, похожий на скат бруствера крепостного вала.

Трудно найти лучшее место для разбойничьего притона. Враг не мог подойти с флангов; нападающие спереди должны миновать ровную площадку, по которой невозможно пройти незамеченным. Правда, можно подобраться с тыла, если спуститься с вершины сьерры, но там наверняка был выставлен караул.

Мы неслышно приближались. Я увидел темную каменную стену с еще более темным пятном, указывающим на вход. По обе стороны от входа большие окна, из которых льются потоки света. Перед домом заброшенный сад, заросший сорняками и диким кустарником.

Мы старались держаться под прикрытием ветвей и избегали двух желтых полос света. Оба окна, как принято в мексиканских жилищах, не застеклены, но были забраны прочными железными решетками. Ни ставней, ни занавесок; ничто не загораживает свет и не мешает заглянуть внутрь.

Через несколько секунд, проведенных на лужайке, мы сумели расположиться так, чтобы рассмотреть происходящее в доме.

Мы увидели грубо сколоченный стол, уставленный принадлежностями для пира. Простые тарелки, блюда и стаканы соседствовали с несколькими дорогими приборами. Обычные глиняные горшки — ольяс и вырезанные из дерева чашки стояли рядом с серебряными кубками и узкими бутылками, чьи изящные горлышки свидетельствовали о кларете или шампанском. Большие восковые свечи, похожие на церковные, были посажены в канделябры из кактуса или просто воткнуты в щели. На столе стояла только выпивка. Впрочем, из кухни доносился дразнящий запах жареного мяса и тушеных овощей; несколько смуглых, одетых в кожу девушек ходили взад и вперед, готовя ужин.

Окна находились в разных помещениях. То, что напротив нас, выходило из столовой. А мне больше хотелось заглянуть в окно гостиной. Не для того, чтобы послушать музыку или увидеть танцы. И то, и другое уже какое-то время назад прекратилось. Вместо них мы слышали лишь один голос. Он принадлежал мужчине, звучал размеренно и торжественно. Судя по приготовлениям к грандиозному ужину, в гостиной должно присутствовать много людей. Будут ли они такими же разнородными, как посуда? Пока мы не могли сказать. Между двумя окнами громоздилась куча камней — по всей видимости, остатки разрушенного крыльца. Эта каменная груда мешала заглянуть в окно.