Банкротства и разорения мирового масштаба. Истории финансовых крахов крупнейших состояний, корпораций и целых государств
Шрифт:
Сегодня банкротство не обязательно означает долговую яму и стук молотка аукциониста. Напротив, часто оно становится средством сохранения капитала, а случается, что и обогащения…
Волки целы!
30 лет назад в США был принят Акт о банкротствах – закон, который стал образцом для многих стран мира, включая Россию. Этот закон покончил со старым представлением о банкротстве как о конце предпринимательской карьеры и личном разорении. Именно этот закон следует благодарить за то, что сегодня число невозвращенных кредитов превысило все мыслимые нормы. Впрочем, облегчать участь злостных неплательщиков начали задолго до 1978 года.
Стук молотка аукциониста – и вот ваши семейные реликвии больше вам не принадлежат, равно как и ваш дом и прочее ваше имущество. От такого видения состоятельные люди просыпались в холодном поту в течение нескольких столетий. Призрак банкротства всегда маячил на горизонте у тех, кто посвятил себя бизнесу, поскольку бизнес во все времена был занятием весьма рискованным. В Европе банкротства были известны еще со Средних веков, и наблюдать их приходилось каждому
В настоящее время в большинстве стран мира под банкротством понимают защиту должника от кредиторов, которая позволяет объявившему о своей несостоятельности начать жизнь с чистого листа. Но так было не всегда. Первые законы о банкротстве имели целью устрашить злостных неплательщиков и по возможности компенсировать заимодавцам убытки, так что ни о каком чистом листе и речи быть не могло. Напротив, разорившемуся приходилось пройти через все муки ада.
Одним из первых знаменитых банкротств, глубоко потрясших современников, было разорение Роберта Морриса – одного из отцов-основателей США, который поставил подпись под Декларацией независимости и первым начал использовать символ, известный ныне как знак доллара. На момент создания США Моррис был одним из самых богатых граждан нового государства. Он унаследовал немалое состояние от отца, известного чаеторговца, и приумножил его, успешно торгуя рабами и занимаясь банковским делом. Моррис активно поддержал американскую революцию и не прогадал. Он вооружил несколько кораблей, которые занимались пиратством в английских водах, и все награбленное доставалось ему. Прочие военные трофеи также стекались в его руки, так что состояние отца-основателя стремительно росло. Неудивительно поэтому, что Моррис сделал все, чтобы армия Джорджа Вашингтона одержала победу. После серии поражений революционные войска были на грани полного распада, и спасли их деньги Морриса. Предприниматель потратил более $1,4 млн личных средств на продовольствие и амуницию для армии Вашингтона, а солдаты получали жалованье облигациями с его подписью.
После войны Моррис считался образцовым американским предпринимателем. Он основал первый в Америке железопрокатный завод, выращивал в оранжереях экзотические фрукты, строил каналы – словом, всюду успевал и всюду имел свою выгоду. Однако коммерческое счастье переменчиво. Моррис начал скупать земли в сельской местности и за короткий срок приобрел порядка 24 тыс. кв. км. Он ожидал займа из Голландии, чтобы начать обработку своих земель, но деньги так и не пришли, поскольку в Амстердам вошли войска революционной Франции. Земельные активы оказались мертвым грузом, а кредиторы между тем требовали свои проценты. Моррис пробовал сбежать от своих заимодавцев и спрятался в далеком особняке, но вскоре был арестован. В феврале 1798 года финансист Вашингтона оказался в долговой тюрьме. Тут-то Моррису и пришлось пожалеть о своих революционных подвигах. Дело в том, что в Англии к тому времени к должникам относились куда гуманнее. Прежде чем бросить человека в долговую яму, ему давали возможность достичь договоренности с кредиторами, ему позволяли встать на ноги и затем уже начать выплату долгов. Но в независимой Америке продолжали действовать устаревшие законы, бравшие начало в английском законодательстве XVI века, согласно которым всякий, кто не может заплатить все и сразу, должен отправляться за решетку. Жестокость американских законов доходила до абсурда. Одновременно с Моррисом в вашингтонской тюрьме содержался некий Чарльз Нил, чья задолженность составляла всего $1,68. Тем более не пощадили Морриса, который задолжал несколько сотен тысяч долларов. «Мне могли бы дать возможность уладить дело миром, – писал отец-основатель из камеры, – но вместо этого меня внезапно схватили, не дав мне на размышления ни единой секунды, и бросили в тюрьму».
Заключение Морриса вызвало шок у современников и имело далеко идущие последствия. В ту пору многие понимали, что в законодательстве нужно срочно что-то менять. Один из современников писал о системе долговых тюрем: «Бесполезно сохранять институт, который, как показывает опыт, совершенно неэффективен. Мы посылаем в тюрьму одно поколение должников за другим, но не видно, чтобы их число уменьшалось». Кампанию за облегчение участи банкротов финансировали сами должники. По тогдашним правилам, обыкновенных заключенных содержало государство, а обитатели долговых ям должны были сами оплачивать свое заключение. Как следствие, заключенные банкроты имели связь с волей, и те, кто был побогаче, могли косвенно участвовать в общественной жизни, проплачивая нужные статьи, поддерживая контакты с нужными политиками и т. п. Более того, в те годы на территории Соединенных Штатов существовала еще одна республика – республика должников. Сидельцы долговых ям организовали собственные органы власти, которые разрешали тюремные споры, а также лоббировали интересы банкротов вне тюремных стен.
После заточения Морриса голос финансово несостоятельных был наконец услышан. Дело в том, что земельными спекуляциями в ту пору занимался не один Моррис, и не он один оказался по уши в долгах. Под угрозой банкротства оказались несколько влиятельных конгрессменов и даже верховный судья Джеймс Вильсон. Пример Морриса, который в одночасье превратился из национального героя в заключенного, многих напугал, и в результате уже в 1800 году конгресс принял первый в американской истории федеральный закон о банкротствах, который разрешал списание некоторой части долга, если заемщик будет признан несостоятельным. В законе, правда, была прописана только процедура принудительного банкротства, то есть сам должник не мог провозгласить себя банкротом, это мог сделать только его кредитор. Но этого было достаточно для того, чтобы многие банкроты сумели выйти на волю, ведь часть долга была с них списана. Вышел
на свободу и Моррис. С тех пор законодательство о банкротствах становилось все более благосклонным к должникам, и причина тому была достаточно проста: богатые и влиятельные члены общества знали, что однажды печальная участь банкрота может постигнуть их самих, а потому старались заранее подстраховаться.В XIX веке банкротства крупных фирм случались не слишком часто, чего не скажешь о личных банкротствах. Наибольшего внимания общественности удостаивались случаи, когда банкротом становился человек, от которого этого никак не ожидали. Так, например, в 1872 году весь Лондон судачил о внезапном разорении виконта Паркера, который взял в долг? 12,5 тыс., а когда пришел час расплаты, сел на корабль и начал кружить по Мировому океану, стараясь как можно реже приставать к берегу. Кредиторы не стали ловить виконта, а вместо этого через суд признали его банкротом и распродали его имущество.
Самым громким личным банкротством XIX века, пожалуй, было разорение генерала Улисса Гранта, бывшего президента США и героя войны Севера с Югом. В 1881 году экс-президент по совету сына Улисса-младшего вложил все свои сбережения в бизнес финансиста Фердинанда Уорда, прозванного на Уоллстрит «молодым Наполеоном». Была создана инвестиционная компания Grant & Ward, причем Грант уговорил многих своих друзей и однополчан вложиться в это предприятие. Поначалу дела шли отменно, и генерал наслаждался жизнью в роскошном нью-йоркском особняке. Между тем вся гениальность «молодого Наполеона» заключалась в том, чтобы выплачивать дивиденды за счет денег, полученных при торговле акциями. Никаких инвестиций Grant & Ward не делала, а деньги, вложенные Грантом и его друзьями, шли на поддержание роскошного образа жизни Фердинанда Уорда. Наконец, в 1884 году Уорд явился к Гранту и попросил денег на решение «временных трудностей». Грант отправился к своему другу, железнодорожному магнату Уильяму Вандербильту, и попросил $150 тыс. Вандербильт дал денег, но уже через несколько дней ни этих денег, ни Фердинанда Уорда сыскать было невозможно. Фирма лопнула, а бывший президент остался без гроша. Уорда потом поймали и посадили в тюрьму Синг-Синг, но Гранту было от этого не легче. Он отдал Вандербильту всю личную собственность, включая документы и награды времен войны. Вандербильт награды не взял, но, кроме этого, у Гранта ничего не осталось. К тому же у генерала начался рак горла, и он знал, что его дни сочтены. Последний год своей жизни он лихорадочно дописывал мемуары, которые должны были хоть как-то поддержать его семью после его смерти. Грант умер в 1885 году, так и не оправившись от своей финансовой катастрофы.
Примечательно, что издателя его мемуаров ждала похожая судьба. Марк Твен, который в те годы был почти так же популярен, как и сам Грант, начал собственное издательское дело, но прогорел, вложившись в создание усовершенствованного печатного станка. Станок так никогда и не был доведен до ума, и Марк Твен в 1894 году стал банкротом. Словом, банкротство подстерегало любого, будь то аристократ, политик или знаменитый писатель, но при этом никто больше не попадал в тюрьму, кроме разве что откровенных мошенников вроде Фердинанда Уорда. В большинстве штатов США в долговую тюрьму перестали бросать уже в 1833 году, в Англии – в 1869 году, а вскоре и в остальных странах Европы. Причина такого гуманизма была все та же: поскольку в обществе, основанном на коммерции, на месте банкрота мог оказаться любой, участь должника старались максимально облегчить.
Удавалось избежать тюрьмы даже людям, по чьей вине тысячи инвесторов превращались в обманутых вкладчиков. Их защищали законы об акционерных обществах с ограниченной ответственностью, а таких обществ со второй половины XIX века становилось все больше. Благодаря этим законам люди, ставшие виновниками самого грандиозного корпоративного банкротства XIX века, не только не попали в тюрьму, но даже сохранили личное богатство и репутацию.
В 1852 году во Франции банкиры братья Эмиль и Исаак Перейры создали акционерный банк Credit Mobilier. В ту эпоху банки были, как правило, семейными предприятиями, а братья Перейры охотно привлекали капиталы инвесторов, что было довольно необычно. Инвесторы же охотно приобретали акции нового банка, поскольку точно знали, что братьев поддерживает сам император Франции Наполеон III. Эмиль и Исаак Перейры оправдывали доверие императора тем, что активно вкладывали деньги в строительство железных дорог по всей Франции. Надо сказать, это приносило немалую прибыль. Если в 1852 году инвестиции Credit Mobilier составили FF60 млн, то уже в 1855 году банк получил прибыли на FF31 млн. Государство тоже не оставалось внакладе, ведь если в 1850 году протяженность железных дорог во Франции составляла 3000, через десять лет она достигла уже 16 тыс. км. Кроме того, Перейры охотно финансировали социальные начинания Наполеона III, такие как перестройка Парижа и общественные работы, помогавшие решить проблему безработицы, так что Credit Mobilier оставался любимым детищем режима. Дела банка шли великолепно, пока экономика страны была на подъеме. Но стоило темпам роста замедлиться в 1866 году, как активы банка, состоявшие в значительной степени из акций промышленных и транспортных предприятий, стали стремительно терять свою ценность, поскольку избавиться от таких акций в условиях начавшегося кризиса было практически невозможно. В результате в 1867 году Credit Mobilier лопнул, оставив акционеров ни с чем. Между тем братья Перейры во многом благодаря своей близости к императору почти не пострадали. Более того, оба они продолжили активно заниматься благотворительностью, а Исаак Перейр даже стал кавалером ордена Почетного легиона.
С начала ХХ века лицо мировой экономики определяли не семейные предприятия, а корпорации. К тому времени в большинстве развитых стран уже существовали законы об ограниченной ответственности, позволявшие хозяевам корпораций не разоряться вместе с ними. Но некоторые предприниматели предпочитали помещать все личные капиталы в акции своих компаний, что порой приводило их к трагическим последствиям. Именно поэтому два крупнейших банкротства времен Великой депрессии превратились в личную трагедию для двух блестящих и удачливых бизнесменов.