Барабан на шею!

– Товарищ прапорщик, очень зря вы меня козлом обзываете. Плохая примета… – тихо сказал черт. – Я, как вы, наверное, забыли, ищу магическим зрением. Нет вашего кобеля ни в кустах, ни рядом. Не вижу, понимаете? И, ко всему прочему, не чихаю. А у меня на псину всегда чих начинается.

– Аллергия? – спросил с телеги Коля.

– Что? – не понял бесеныш.

– Неважно. – Солдат спрыгнул и приблизился к Палванычу и Аршкопфу. – А знамя ты чувствуешь?

– Нет. – Хвостатый ефрейтор совсем увял. – Оно у вас священное. Пока не увижу или не дотронусь, не ощущаю. Зато ожоги от касаний до сих пор болят.

Черт показал руки, но люди не распознали впотьмах волдырей на розовых ладошках и подпалин на шерсти.

– Да, ты здорово тогда схватился и орал, как ошпаренный, – припомнил Коля.

– Все, кончайте болтать. Аршкопф, вольно. А мы с тобой, Лавочкин, будем готовиться к ночевке. Только отъедем подальше. Я так понимаю, кобель исчез. А он вряд ли маг. Стало быть, тут нехорошо, нечисто тут.

Луна, прикрытая легкой пеленой облаков, немного освещала тракт. Проболтавшись в повозке еще полчаса, путники свернули с дороги и разбили лагерь за огромным валуном.

Место было удачным. Рядом оказался пруд, вокруг нашлось много сушняка. Костер получился добротный.

Распрягли кобылку, напоили, привязали пастись. Спать решили в телеге. Съели по цыпленку, выпили пива (теперь Лавочкин имел право на употребление этого живительного напитка) и улеглись, укрывшись сворованными у Гюнтера с Петероникой одеялами.

– Павел Иванович, – сказал солдат. – У меня есть предложения по защите от убийц.

– Завтра, рядовой. Отбой. – Дубовых зевнул.

Спалось превосходно.

Побудка была внезапной, словно смерть от упавшего метеорита.

– Попались, голубчики! – протянул громкий мужской голос. – И не совестно вам, а?

Прапорщик и солдат подскочили.

Телегу окружили четыре человека на вороных лошадях. Люди были облачены в доспехи и вооружены.

Коля вдруг понял, что он слишком молод и хорош, чтобы умереть.

Палваныч пришел примерно к аналогичной мысли.

Сражаться было положительно нечем.

Глава 7. Разрушение стереотипа, или Побег отморозка

Существуют различные точки зрения на то, с какой скоростью распространяется слава. Некоторые наблюдатели полагают, что дурная слава разлетается быстрее доброй. Другие возражают, дескать, качество славы не оказывает влияния на ее скорость…

Примечательно, что никто из экспертов не отдает предпочтение доброй славе.

– Кто такие? – спросил у Палваныча с Колей человек в дорогих латах.

Отчего-то он предпочитал ездить в глухом, наподобие турнирного, шлеме.

– Пауль и Николас, – сказал прапорщик, пока солдат придумывал новые имена.

– Пауль… Николас… А! Это те самые, которые навели шороха у Косолаппена? – расхохотался главный. – Так это вы испугали барона до полусмерти? И чуть не устроили бунт у слабака Лобенрогена…

Троица сопровождавших рассмеялась вместе с начальником.

Лавочкин разобрался, кто среди них кто.

Говоривший был аристократом. На кирасе красовался герб: перекрещенные лук и колчан, полный стрел, на фоне развернутой веером колоды карт.

Трое остальных находились в услужении. Они и держались попроще, и одевались значительно беднее. На их головах не было шлемов.

– Мы бывали в тех краях, только хрен ли ржать-то? – уклончиво прокомментировал смех незнакомцев Дубовых.

– Трепещи, смерд, когда открываешь рот в присутствии герцога Унехтэльфа! [9] – напыщенно сказал один из сопровождающих.

– Скорее всего, это не те самые четыре всадника, – шепнул Коля Палванычу.

– Эй, о чем вы там шепчитесь?

– О погоде, блин, – процедил прапорщик.

Герцог чихнул, ударяясь лбом о внутреннюю поверхность стального головного убора.

9

Unechtelf – поддельный эльф или фальшивое число одиннадцать. Вот и понимайте этих аристократов...

Лавочкину доводилось кричать в шлеме, он знал: сейчас Унехтэльф наверняка оглох.

Аристократ завопил: «Платок мне!» и с трудом сорвал шлем с головы.

Да, в Колином представлении герцог действительно был поддельным эльфом. Фиолетовокожая голова с острыми ушами, ирокезом белых волос и острым подбородком совсем не вязалась с привычным нашему современнику образом бессмертного. Вместо европеоида с чуть заостренными ушками и талантом пулеметной стрельбы из лука Палванычу и солдату подсунули сопливого уродца, злобно зыркающего черными глазами.

Унехтэльф звучно высморкался в шелковый платок.

– Чего уставились? Благородного эльфа не видели? – резко проговорил герцог.

– Не видели, – честно признался парень.

– А разве ты не поддельный? – супертактично спросил прапорщик Дубовых.

– Тупой смерд! – прошипел Унехтэльф и приосанился. – Я первороднейший эльф. А фамилия моя ведет начало от достопамятного карточного поединка между моим предком и соперниками, канувшими в пучину безвестности. Мой предок слегка нарушил правила, когда ему не хватило карты для полного выигрышного расклада. Если выражаться точнее, то он вытащил из рукава одиннадцать треф. С тех пор мой род богат.

Похоже, рассказ о сомнительном происхождении богатства доставил герцогу неизмеримое удовольствие. Он лучился снисходительной гордостью, будто являлся потомком легендарного полководца, а не шулера.

Неудачная реплика Палваныча была забыта.

– Почему вы начали наше знакомство с «попались»? – Лавочкин решил взять инициативу в свои руки.

– Ай да наглая тупизна! – воскликнул Унехтэльф. – Вы на моих землях.

– Мы попали сюда затемно и уберемся по первому вашему требованию, – заверил феодала парень.

– Не так резво, малец, не так резво, – покачал головой герцог. – Вы потоптали и загубили костром мою магическую травку.

– Коноплю?

– При чем тут конопля? Это разруби-любые-путы.

– Э, а где наша лошадь?! – просипел прапорщик, показывая на повод, одиноко висящий на кусте.

– Судя по следам, она сожрала много моей травы и развязалась, – сказал Унехтэльф. – За попорченное кобылой вам также придется ответить.

– Вот черт! – искренне выругался Палваныч.

Нечистый был тут как тут.