Барчестерские башни

Для этого он вновь поговорил с епископом о богадельне и сделал все, чтобы показать, насколько неразумно было бы назначить кого-нибудь, кроме мистера Хардинга. Однако задача мистера Слоупа оказалась тяжелее, чем он ожидал. Миссис Прауди, торопясь утвердить свое влияние, послала миссис Куиверфул записку с приглашением, а когда та приехала во дворец, весьма таинственно, снисходительно и величественно объяснила, какое счастье уготовано ей и ее чадам. Миссис Прауди беседовала во дворце с миссис Куиверфул в то самое время, когда мистер Слоуп беседовал с мистером Куиверфулом в Пуддингдейле, и потому как бы дала обязательство от своего имени. Благодарность, смирение, радость и удивление миссис Куиверфул не знали границ; она едва не обняла колен своей покровительницы и обещала, что четырнадцать обездоленных малюток (так она обозначила своих детей, хотя старшей дочери, здоровой и крепкой девице, исполнилось уже двадцать три года) будут ежеутренне и ежевечерне возносить молитвы за благодетельницу, ниспосланную им господом. Такой фимиам не был неприятен миссис Прауди, и она вдыхала его всей грудью, Она обещала свою помощь четырнадцати обездоленным малюткам, если (в чем она не сомневалась) они окажутся достойными ее внимания, выразила надежду, что старшие смогут взять классы в ее школах дня господня и вообще показала себя перед миссис Куиверфул весьма могущественной дамой.

Затем миссис Прауди предусмотрительно намекнула епископу, что она сообщила пуддингдейлскому семейству об ожидающем их счастье — для того, чтобы он не вздумал переменить свое решение. Супруг разгадал ее хитрость, но промолчал. Он видел, что она пытается забрать раздачу бенефициев в свои руки, и намеревался сразу положить этому конец. Но счел момент неподходящим и — по примеру многих и многих — отложил неприятное объяснение.

После этого мистеру Слоупу, естественно, было трудно переубедить епископа — настолько трудно, что сделать это можно было бы лишь ценой открытого восстания во дворце. Открытое же восстание в настоящую минуту могло оказаться успешным, но могло и потерпеть поражение. Во всяком случае, такой шаг следовало хорошенько взвесить. Для начала он шепнул епископу, что опасается, как бы его преосвященство не восстановил против себя епархию, если будет назначен не мистер Хардинг. Епископ с некоторой горячностью ответил, что место обещано мистеру Куиверфулу по совету мистера Слоупа. “Не обещано!” — сказал мистер Слоуп. “Нет, обещано! — ответил епископ.— И миссис Прауди уже говорила об этом с миссис Куиверфул”. Такого оборота мистер Слоуп не ожидал, но, не растерявшись, сумел использовать его в собственных целях.

— Ах, милорд! — сказал он.— Мы не оберемся неприятностей, если в дела епархии будут вмешиваться дамы.

Его преосвященство сам думал то же самое и потому не очень рассердился, однако подобный намек требовал отпора. Кроме того, епископа удивило, хотя и не слишком огорчило это расхождение во взглядах между его женой и капелланом.

— Я не понял, что вы называете вмешательством,— сказал он кротко.— Когда миссис Прауди услышала о назначении мистера Куиверфула, она, естественно, захотела поговорить с миссис Куиверфул о школах. Где же тут вмешательство?

— Меня, милорд, заботит только ваше спокойствие,— сказал Слоуп,— и ваш престиж в епархии. Только это. Что до личных моих чувств, то у меня нет лучшего друга, чем миссис Прауди. Я всегда это помню. И все же мой первый долг — служить вам, ваше преосвященство.

— Я вам верю, мистер Слоуп,— сказал епископ, смягчившись.— И вы считаете, что назначить следует мистера Хардинга?

— Да, я так думаю. Готов признать, что о назначении мистера Куиверфула первым заговорил я. Но потом оказалось, что вся епархия на стороне мистера Хардинга, и вашему преосвященству лучше уступить. К тому же я узнал, что мистер Хардинг по зрелом размышлении склонен во многом принять условия вашего преосвященства. Разговор миссис Прауди с миссис Куиверфул, конечно, создает известную неловкость, но это не должно служить помехой в столь важном деле.

И бедняга епископ впал в состояние мучительной нерешительности. Однако он все же был скорее склонен назначить мистера Хардинга, ибо это обеспечивало ему помощь мистера Слоупа против миссис Прауди.

Так обстояли дела во дворце, когда мистер Слоуп явился к миссис Болд и застал ее играющей с малюткой. После того как она выбежала из гостиной, мистер Слоуп начал хвалить погоду, потом похвалил малютку и поцеловал его, потом похвалил его мать, а потом похвалил и мисс Болд, с которой беседовал. Впрочем, миссис Болд вернулась довольно скоро.

— Я должен извиниться за столь ранний визит,— сказал мистер Слоуп,— но мне необходимо поговорить с вами по неотложному делу, и я надеюсь, вы и мисс Болд простите меня.

Элинор что-то пробормотала, но расслышать можно было только “конечно”, “разумеется” и “вовсе не рано”, а потом извинилась за свой вид, сказав с улыбкой, что ее сын стал совсем большим и с ним нет никакого сладу.

— Он большой-пребольшой гадкий шалунишка,— сказала она мальчику,— и мы отошлем его в большую-пребольшую шумную школу, где есть большие-пребольшие розги и где ужасно наказывают гадких шалунишек, которые не слушаются мамы.— И тут начались новые поцелуи, ибо воображение Элинор тотчас нарисовало ей страшную картину разлуки с сыном.

— И где у наставников нет таких прекрасных длинных кудрей, которые можно трепать,— сказал мистер Слоуп, подхватывая шутку и отпуская комплимент.

Элинор подумала, что комплимент был лишним, но она играла с малюткой и никак не выразила своего неудовольствия.

— Дай-ка мне его,— сказала Мери.— Он так расшалился, что скоро останется совсем голеньким.— И, воспользовавшись этим предлогом, она удалилась с малышом; мистер Слоуп сказал, что у него неотложное дело к Элинор и мисс Болд не хотела быть de trop [17] ,

17

Лишней (франц.).

— Только ты недолго, Мери,— сказала ей вслед Элинор.

— Я рад, миссис Болд, что могу поговорить с вами наедине,— начал мистер Слоуп.— Можно задать вам прямой вопрос?

— Пожалуйста,— ответила она.

— И вы ответите мне так ate прямо?

— Да. Или не отвечу совсем,— сказала она с улыбкой. — Так вот, миссис Болд: ваш батюшка действительно хотел бы вернуться в богадельню?

— Почему вы спрашиваете об этом меня, а не его?

— Дражайшая миссис Болд, я сейчас вам все объясню. Тут много скрытых пружин, о которых я рассказал бы вам, будь у нас время. Я должен получить ответ на этот вопрос, иначе я буду лишен возможности содействовать желаниям вашего батюшки, а спросить его самого я не могу. Я питаю к вашему батюшке величайшее уважение, но вряд ли оно взаимно. (Тут он не ошибался.) Я откровенен с вами, ибо только так можно предотвратить неблагоприятный для мистера Хардинга исход этого дела. Боюсь, против меня в Барчестере существует... я даже не могу назвать это чувство предубеждением. Вы помните ту проповедь...

— Ах, мистер Слоуп, не стоит возвращаться к этому!

— Лишь на одну минуту, миссис Болд. Не потому, что я хочу оправдываться, но иначе вы не поймете положения вещей. Эта проповедь могла быть несколько необдуманной — и, во всяком случае, поняли ее неправильно, но об этом я сейчас говорить не стану. Как бы то ни было, она вызвала неприязнь ко мне, которую разделяет и ваш батюшка. Возможно, у него есть на то веские основания, но поэтому дружеский разговор между нами невозможен. Скажите сами, разве все это не так?

Элинор промолчала, а мистер Слоуп в пылу своей речи придвинул стул поближе к ней, чего она не заметила.

— Вот почему,— продолжал мистер Слоуп,— я должен задать этот вопрос не ему, а вам. Несмотря на мои провинности, вы позволили мне считать вас другом.— Элинор слегка качнула головой, что едва ли можно было счесть подтверждением, но мистер Слоуп, если и заметил ее движение, ничем этого не выдал.— С вами я могу быть откровенным и объяснить свои чувства. А ваш батюшка этого не позволил бы. К несчастью, епископ счел нужным поручить дело с богадельней мне. Он не хотел утруждать себя сопутствующими хлопотами, и потому-то говорить об этом с вашим батюшкой был вынужден я.

— Я знаю,— сказала Элинор.

— Во время нашей беседы у меня сложилось впечатление, что мистер Хардинг не хочет возвращаться в богадельню.

— Как же так? — взволнованно воскликнула Элинор, забывая о своем решении держаться с холодной вежливостью.

— Дражайшая миссис Болд, даю вам слово, что это так,— сказал он, придвигаясь еще ближе.— Более того: до нашей беседы некая особа во дворце — я говорю не о епископе — сообщила мне это как достоверный факт. Признаюсь, я поверил с трудом: я был убежден, что ваш батюшка хочет вернуться — и по велению совести, и ради этих старичков, и во имя прошлых воспоминаний, дорогих его сердцу былых дней,— ну, слоном, он, казалось мне, не мог не хотеть вернуться туда. Но мне сказали, что это не так, и после нашей беседы у меня, безусловно, осталось впечатление, что мне сказали правду.