Бархатная Принцесса

Но это ведь просто слова. Куда важнее то, что она снова в моих легких: вдыхает жизнь, наполняет собой и больше не стесняется, хоть до сих пор краснеет, как девчонка.

Даниэла почти отскакивает, когда за нашими спинами слышится выразительное покашливание. Я понимаю, что мой доктор — мировой мужик, но сейчас он, мягко говоря, совсем не вовремя. Но он выразительно стучит по циферблату часов и мне остается только сцепить зубы.

— Я приеду вечером, — обещает Даниэла.

— У тебя все хорошо? — Я удерживаю ее за руку.

— Лучше не бывает, — отвечает она, но мы оба знаем, что это — ложь во благо, потому что я знаю, чем она пожертвовала ради меня.

Во второй половине дня ко мне приходит следователь, а вместе с ним адвокат, который чутко следит за тем, чтобы на меня не оказывали давление. Это человек Онегина, и я чувствую себя везучим засранцем, потому что этот мужик — Онегин — реально охеренный, и хочется если не быть таким, как он, то по крайней мере на него равняться.

Я во всех подробностях рассказываю все, что произошло. Мне ни к чему врать, поэтому и домысливать не нужно. Рассказываю, что Оля была не в себе все последнее время, что угрожала и до того, и не только мне. Следователю уже явно сделали внушение, потому что адвокат его все время «стопорит» на вопросах, которыми он меня провоцирует.

— Странно, что вы так хорошо все детали запомнили, — говорит «следак», и я снова напоминаю о своей службе, которая научила, что моя жизнь может зависеть от любой мелочи.

В конечном итоге он сваливает, но дает понять, что следствие рассматривает вариант шантажа и самообороны.

— Мне нечего скрывать, — зло бросаю ему в спину, уже когда эта продажная шавка стоит в дверях. — Дочка Никольского хотела меня убить, потому что окончательно свихнулась. Но ведь вы все там и так это знаете, да?

Глава сорок четвертая: Даниэла

— Беременность протекает благоприятно, — говорит гинеколог, к которой я стала на учет по совету Евы.

Замечательная чуткая женщина, точно знающа свое дело и не волнующая меня всякими мрачными предположениями. Только я переступила порог ее кабинета, как она твердо сказала: «Будем рожать!» Это что-то вроде ее установки на позитив для таких, как я, которые уже отчаялись забеременеть самостоятельно, но все-таки познали радость материнства.

Позади остались еще две недели. Две недели скандалов в прессе, вытащенного наружу грязного белья, в основном из моей прошлой жизни, в которой я к тридцати годам успела наделать ошибок. В основном тех, которые касаются моих не особо удачных долгоиграющих отношений. Я знаю, что Олег нарочно спустил всех собак. Это его мне «я тебя раздавлю». Этакий ультиматум, если я не перестану встречаться с журналистами и давать бесконечные интервью, он превратит мою жизнь в кошмар. Мне даже немного его жаль: не знает, что в жизни бывают вещи, которые невозможно предать даже с ножом у горла. Хотя за свою дочь Олег сражается не менее отчаянно, это все равно слишком странная и непонятная для меня любовь. Слепая? Или бездушная, когда ребенка хочется обелить любыми способами, лишь бы при этом не испачкаться самому.

Оля — единственный угол в нашей «квадратной» истории, который фигурирует в ней меньше всего, при этом являясь основным звеном. Подозреваю, что она в самом деле была невменяемой, когда заявилась к Каю, и судебный психиатр, который должен был ее осмотреть сразу после задержания, наверняка это подтвердил бы, но вряд ли Олег оставил в живых столь вопиющие факты ее вины. Но просто скрыть — мало. Куда важнее не спровоцировать ее истерику на публике, поэтому она заперта на семь замков от всех журналистов, и за нее говорит целый штат адвокатов.

Я в последний раз окидываю себя взлядом в зеркало: строгий черный костюм, классический «конский хвост», минимум косметики, сапоги на удобной платформе. Сегодня у меня еще одна мини-война под названием: развод. Понятное дело, что в нашем с Олегом случае в ЗАГСе даже не станут предлагать стандартный месяц для раздумий.

В дверь звонят уже когда я ношусь по квартире в поисках ключей от машины.

Открываю — и снова на пороге стоит она, та женщина, которая уже пыталась со мной поговорить, но сбежала испуганная собственными страхами. Честно говоря, мне совершенно не хочется играть в Шерлока Холмса и вынуждать ее говорить то, о чем она и так хочет рассказать. Поэтому просто пошире открываю дверь и пускаю внутрь, свободной рукой нащупывая в сумке газовый баллончик. Кай настоял, чтобы я всегда держала при себе что-то для самообороны, хотя он предлагал электрошокер.

Эльвира переступает порог, и я сразу замечаю, каким жадным взглядом она оценивает мою квартиру. Только по тому, как она проводит дрожащей ладонью по комоду, сделанному на заказ из светлой породы вишневого дерева, понимаю, что ей хочется спросить, сколько все это стоит.

— Это он подарил? — все-таки задает вопрос Эльвира.

— Нет. Я и сама хорошо зарабатываю. И вы прекрасно знаете, кто я, раз нашли мой адрес. Поэтому, может, прекратите играть в шпионов и скажите, что собирались?

Эльвира кивает, потирает губы то одной, то другой рукой. Я нетерпеливо позвякиваю ключами. Возможно, чаепитие сделало бы ее более разговорчивой, но на это все равно нет времени.

— Она сбежала, — подавляя рыдания, говорит Эльвира и достает из потрепанного клатча фото.

На снимке — потертом, но явно не старом — молодая девочка, вряд ли намного старше Оли. Скорее, ее ровесница. Не красивая, и не уродина. Обычная, из тех, на ком не задержится случайный взгляд. И я почему-то отмечаю, что она в очках. Точно такой же формы, как любит Олег. И, наверное, это играет не последнюю роль в том, что в чертах их лиц есть неуловимое сходство.

— Это его дочь? Катя? — озвучиваю первую и единственную догадку.

Эльвира беззвучно кивает и так же беззвучно вытирает слезы краем скомканного и несвежего носового платка.

— Она беременная, — добавляет немного погодя. — Но она… Катюша не вполне здорова. Ей нельзя… нужен опекун. Олег сказал, что вы сможете стать прекрасной матерью для ее ребенка. И Катя… Она просто испугалась.

— Вы слишком молоды, чтобы быть ее матерью, — говорю я, пока мысленно пытаются увязать одно с другим.

— Я не мать, я тетя. Но Катюша мне как дочь. Я помогла ей появиться на свет. Она родилась слишком рано… Такая маленькая. Такая хрупкая.

И Эльвира снова начинает плакать.

Я бросаю взгляд на часы. У меня еще есть немного времени, но лучше все равно не опаздывать. Одно то, что Олег согласился подписать заявление, уже немного настораживает. Уже сколько времени прошло, а я до сих пор жду, что он сделает на прощанье «подарок», от которого потом не отмыться. Но эта женщина в моей квартире — я просто не могу вот так выставить ее за дверь. Она зачем-то пришла именно ко мне, хоть, судя по затравленному взгляду, ей это стоило тяжелой войны с собой. Понятия не имею, какие отношения у них с Олегом, но она выглядит совершенно запуганной, словно половину жизни просидела в плену у террористов с пистолетом у виска.