Барин-Шабарин 8

— Они уже перешли границу? — голос звучал глухо, будто из глубины колодца.

— Пока только разведчики, ваше величество. Но… — Мольтке сделал паузу, — наши наблюдатели заметили австрийские обозы возле Штейнау. Артиллерию.

Фридрих Вильгельм резко разжал пальцы. Пергамент упал на резной дубовый стол, рядом с бронзовой чернильницей в форме прусского орла.

— Значит, Меттерних не блефует, но я не понимаю, — прошептал он, глядя на карту, где красными нитями были обозначены возможные маршруты вторжения.

За окном завыл зимний ветер, заставляя пламя в каминном канделябре трепетать. Тени на стенах ожили, превратившись в призраков былых сражений…

* * *

Гул голосов в тронном зале напоминал отдаленный гром перед бурей. Сорок человек — генералы, министры, военные советники — стояли полукругом у массивного дубового стола, покрытого топографическими картами. В воздухе витал запах воска, кожи и тревоги.

Когда король вошел, все замолчали. Его шаги гулко раздавались под сводами, эхом отражаясь от простенков, между портретами предков. На мгновение Фридриху Вильгельму показалось, что глаза Фридриха Великого с портрета над камином следят за ним с укором.

— Господа, — его голос, обычно такой звучный, теперь звучал приглушенно, — сегодня ночью мы получили ультиматум. Австрия требует Силезию. В обмен… — он сделал паузу. — В обмен на бумажное обещание мира.

В зале взорвался гневный ропот. Военный министр фон Роон, его лицо побагровело от ярости, ударил кулаком по столу:

— Это не дипломатия, ваше величество! Это грабеж средь бела дня!

Генерал Мольтке, всегда сдержанный и расчетливый, молча подошел к карте. Его тонкая указка скользнула вдоль границы:

— Их Четвертый корпус уже в Моравской долине. Седьмой корпус форсировал Одер у Ратибора. Он поднял глаза: — Если ударить сейчас — мы сможем отсечь их от баз снабжения.

Внезапно дверь распахнулась. В зал вбежал фельдъегерь, его мундир был покрыт дорожной грязью:

— Ваше величество! Экстренное донесение из Дрездена! Саксонские войска приводятся в боевую готовность!

Король смежил веки. В голове проносились образы: прусские знамена над Веной… кровь на снегу под Лейтеном… крики раненых при Хохкирхе… И в ушах — голос отца, произнесший много лет назад: «Король должен выбирать между славой и гибелью. Третьего не дано…»

— А если мы не нападем? — спросил он, открывая глаза.

Мольтке ответил без колебаний:

— Через месяц их войска будут у Бранденбургских ворот. Через два — в этом зале.

* * *

Ледяной февральский ветер выл на Дворцовой площади, срывая с крыш острые иглы инея. Санкт-Петербург хоронил Николая I — железного императора, словно, сломавшего себе хребет на Крымской войне. Во всяком случае, треволнения оной подорвали здоровье царя, которому и шестидесяти не исполнилось.

Александр Николаевич стоял у окна своего кабинета, наблюдая, как тысячи людей в черном медленно заполняют пространство перед Зимним дворцом. Их скорбь была театральной, показной — он видел это по опущенным головам, по дрожащим от холода, а не от горя, рукам, сжимающим свечи.

— Ваше величество, пора. — Граф Шувалов, начальник Третьего отделения, стоял в дверях, бледный как смерть. Его изящные пальцы нервно перебирали золотые часы на цепочке. — Процессия ждет. Гроб уже вынесли.

Александр II медленно повернулся к зеркалу. Отражение показалось ему чужим: глубокие тени под глазами, жесткая складка у рта, преждевременная седина на висках. Всего три дня назад он держал за руку умирающего отца, чувствуя, как тает в ладонях тепло, которое еще держалось в костлявой ладони. Последние слова Николая пахли выхарканной кровью и лекарствами: «Держи… держи все… как я…»

— Какая погода? — спросил новый император, надевая черную лайковую перчатку.

Ее кожа была холодной и скользкой, как трупная плоть.

— Метель, ваше величество. Ноль по Реомюру… Надо же, так радовались ранней весне и вот же…

— Много скорбящих? — осведомился новый император.

— Меньше, чем ожидали.

Шувалов солгал, и Александр это знал. Весь Петербург высыпал на улицы. Не столько из любви к покойному императору, сколько из страха перед будущим — перед ним, новым, неизвестным еще царем.

Через час карета с гербами тронулась, сопровождаемая конным конвоем из двадцати гвардейцев в парадных мундирах. Снег бил в стекла, будто картечь. Внутри пахло кожей, ладаном и чем-то еще — может быть, страхом?

Александр приоткрыл окно. Толпа стояла плотной стеной, лица бледные, глаза пустые. Кто-то завыл по-собачьи. Кто-то упал на колени, крестясь. Старуха в черном платке, по старому крестьянскому обычаю, бросила под колеса ветку ели — как покойнику.

— Закройте, ваше величество, — шепотом сказал Шувалов, его пальцы впились в поручень. В глазах графа читался настоящий ужас. — Небезопасно.

* * *

Библиотека дворца тонула в полумраке. Лишь один канделябр освещал массивный дубовый стол, заваленный картами и донесениями. Фридрих Вильгельм сидел, уставившись в пустоту, когда потайная дверь за книжным шкафом бесшумно открылась.

— Вы пришли, — король даже не повернул голову.

Человек в темном плаще, лицо которого скрывал капюшон, молча положил на стол кожаный футляр.

— От нашего человека в Тюильри, ваше величество, — прошептал он.

Фридрих Вильгельм разломил печать. Письмо было написано невидимыми чернилами — он поднес его к свече, и на листе проступили строки:

«Французский император подписал секретный договор с Австрией. 200 000 штыков готовы выступить по первому требованию Вены.»

Король сжал донесение так сильно, что бумага смялась.

— Значит, война на два фронта, — прошептал он.

— Если не на три, — таинственный гость наклонился ближе. — Русский посол сегодня три часа провел у австрийского канцлера. Наши источники в Петербурге сообщают о передвижениях войск к границе.

Фридрих Вильгельм резко встал, опрокинув тяжелое кресло.

— Черт возьми! — его крик разнесся по пустым коридорам дворца. — Они только что дрались друг с другом и вот теперь ополчились на меня! Почему?! Зачем?!

Он подошел к окну, распахнул его — ледяной ветер ворвался в комнату, задувая свечи. Берлин спал внизу, мирный и беззаботный, не ведая, что его судьба, может быть, решается в эту самую минуту.

Ни обычные берлинцы, ни члены Тайного совета, ни сам король не подозревали, что все это блеф. Хитрая дипломатическая игра. Интриги разведок. Русские и не думали замиряться со своими врагами и уж точно не собирались нападать на Пруссию.