Баронесса Изнанки

— А хотите, я вам расскажу мою самую любимую сказку? Я ее слушала в детстве и всегда плакала в середине, когда крот забирал Дюймовочку в свою нору. Зато потом я ждала, когда бабушка начнет читать про принца. Да, представляете себе, я ведь понимала, что все это сказка и никаких принцев нет, но... Ой, то есть, я не это хотела сказать! Совсем не это. Принц у вас наверняка есть, и наверняка он самый красивый, это у нас на севере никаких принцев. У нас и лето, знаете, какое короткое? Месяц прошел, и все, в августе уже вечером без куртки не выйдешь, какие уж тут цветочные народцы.

Крошечный человечек, в высоту не больше ее ладони, завис в полуметре от Анкикого лица. Она продолжала говорить на выдохе, боясь набрать воздуха в легкие и спугнуть самое большое чудо в своей жизни.

Потому что человечек был настоящим маленьким принцем. Почти таким, как тот, нарисованный в книжке про Дюймовочку. Правда, у того, который в книжке, насколько Анка помнила, в лице почти в точности повторялись туповатые черты игрушечного пластмассового Кека, а этот нисколько на дружка Барби не походил. Если его увеличить до размеров обычного человека, то получился бы сущий уродец, с коротенькими ножками, слишком мощным плечевым поясом и выпученными лягушачьими глазами, которые легко поворачивались во всех направлениях. Но все равно он был прекрасен. Он не умел говорить, но зато так выразительно слушал! За спиной у «принца» часто-часто, как у стрекозы, мелькали голубоватые жесткие крылья, а на зеленой грудке имелись целые две пары тоненьких рук, похожих на лапки. В верхней паре лапок крылатый эльф сжимал прозрачную палочку, размером со стержень от шариковой ручки. Внутри палочки как будто перекатывалась искорка, а с одного ее конца постоянно истекало в воздух сиреневое свечение.

— Как жаль, что вы не умеете разговаривать, — почти шепотом продолжала Младшая. — Но ничего, я вам все равно расскажу историю про Дюймовочку, вдруг кто-нибудь из вас ее тоже слышал? — И она вполголоса начала рассказ. Вначале несколько раз сбивалась, путалась, приплетая куски из других сказок, приукрашивая и прихорашивая полузабытых персонажей. В процессе ее рассказа к первому эльфу присоединились еще двое, тоже с волшебными, заряженными энергией палочками: эти, несомненно, были девочками, потому что ножки их не болтались свободно в тонких зеленых штанишках, а были укрыты длинными узкими юбочками. Анка, как и прежде, не смела взглянуть им прямо в глаза, она ощущала кожей лица удары легкого ветра от их крыльев: видимо, цветочных собиралось все больше и больше. Младшая закончила про Дюймовочку, переключилась на Золушку, потом на Белоснежку, ловко заменив гномов представителями цветочного народа.

В какой-то момент она отважилась оглянуться и едва не вскрикнула от восторга. Замшелая каменная стена, выкошенный луг, осока и камыш вдоль реки — все было покрыто сияющим переливчатым ковром. Цветочные лазурной бахромой висели на ветках ясеня, раскачивались на уснувших бутонах, несколько десятков их кружили в воздухе единым облачком, сцепившись нижней парой рук, а верхние расставив в воздухе, словно все они одновременно дирижировали оркестром. Анка догадывалась, что русский язык им недоступен, но не прекращала рассказ. Она чувствовала, что нужна им. Что-то очень важное исходило от нее, что-то очень нужное для крылатого народца, коли их собралось так много. Она смутно слышала, как ее зовут, ее уже искали по двору с факелами, несколько фэйри, смешно коверкая русскую речь, повторяли «Ания, отзжовиесь, гьэдьэ тьи?»

Фибо утверждал, что крылатые крайне редко подпускают к себе. Крайне редко, такие случаи занесены в Хроники Темного двора. Раз уж они собрались, значит, им интересно.

Анка набрала побольше воздуха и замахнулась на эпохальное произведение. С множеством собственных добавок, улучшений и исправлений она начала пересказывать «Щелкунчика». Гофман, несомненно, узнал бы много нового про своих литературных героев, особенно его поразили бы невероятные приключения цветочного принца и дюжины его родственников обоих полов, которые совершенно оттеснили прочих персонажей. В процессе Анка увлеклась, она так рычала и пищала, озвучивая мышиные роли, что передние ряды слушателей, облепивших травинки и кочки, попятились в темноту. Зато полянка, на которой в окружении цветочных сидела Анка, с каждой минутой освещалась все сильнее. Слабый голубой поток, исходивший раньше от мелких невзрачных цветочков, усилился светом, который давало облако сцепившихся в полете эльфов. У Анки пересохло в горле, но она, не останавливаясь, почти исступленно вела повествование о борьбе заколдованного принца и трехголового мышиного короля. Она молотила и молотила языком, ощущая сильную внутреннюю потребность поделиться с кем-то, кто бы ее выслушал. Вроде бы речь шла совсем о другом, но на самом деле, и Анке почему-то чудилось, что цветочные человечки тоже понимают это, — речь шла о ней. О ее несчастном братике, который вечно попадал в беду, и обо всех остальных, которые вроде бы хотели помочь. Они хотели помочь, они так много делали для нее, но не могли помочь в главном — найти этот треклятый Змеиный храм и построить мост, потому что каждый из них думал о себе, а построить мост можно только тогда, когда все вместе, и в одну сторону.

Цветочные взлетали десятками и соединялись нижними лапками в огромную объемную снежинку. Голубые искры соскальзывали с их крылышек, сворачивались в единый, медлительный вихрь. Прозрачные палочки в их лапках пульсировали сиреневым холодным огнем. Сфера раскручивалась все быстрее и быстрее, поднялась над наэлектризованной травой, над выкошенной вдоль стены «нейтральной полосой», в ней наметилась темная пустота, вроде кокона, и кокон этот располагался точно над Анкиной головой. Воздух звенел и вибрировал от мелькания сотен и сотен крыльев. У Анки начала вздрагивать и поднялась дыбом ее растрепанная прическа. Она успела подумать, что со сторокы, наверняка, выглядит ужаснее и тут сфера пошла на снижение.

Захватывая Младшую в самый центр.

Голубые молнии скакали, сталкивались и разбивались друг о друга. У Анки немедленно начали подрагивать сережки в ушах и заныла давнишняя пломба в нижнем зубе. В сантиметре от носа, слева направо и сверху вниз, проплывали тысячи глазок-бусинок, тысячи лапок сцепились между собой. Хаотичное, на первый взгляд, движение подчинялось невероятно сложному, красивому ритму. Уши заложило от стрекотания крыльев и нарастающего высокого гудения. Голубые молнии срывались с боков сферы, втыкались в траву, снизу понесло горелым.

Снизу... Анка на мгновение оторвала глаза от мельтешения «стрекозок» и с ужасом убедилась, что ноги ее давно оторвались от земли. Шар поднимался, захватив ее внутрь, поднимался стремительно, а далеко внизу к стене бежали люди с факелами, и впереди — Бернар.

Рой цветочных эльфов несся навстречу вздыбленному темному горизонту.

Гость Сеахл

Анка сделала шаг.

Под ногой что-то хрустнуло, как будто переломились заиндевевшие от мороза травинки. Младшая ничего не видела в метре от себя, со всех сторон окружал туман — мягкий, пушистый, как сахарная вата. Когда она выдыхала, на щеках оседали мельчайшие капли. Пахло свежим утренним лугом, почти как дома, летом, когда она выгоняла на пастьбу покойную корову Муху.

У левого колена горячим боком терся Добрый пастух. Анка его сразу узнала, но не испугалась, потому что с Ку Ши произошла невероятная метаморфоза. Отважный Ку Ши еще больше съежился, достигнув размеров терьера. Он не выступал вперед, а, напротив, плелся позади и даже порой норовил отстать. Анка каким-то образом догадалась, что размеры Ку Ши напрямую зависели от его самочувствия и его ощущения собственной значимости. В здешних промерзших кустах пес откровенно трусил.

— Откуда ты взялся? — спросила Анка. Слова отскочили от языка и растворились в сырой пелене. Пес, конечно же, не ответил.

Сейчас он превратился в скулящего щенка. То есть он, конечно же, не скулил, но всем видом давал понять, что идет за хозяйкой не по своей воле, а только в силу Договора, и если бы не Договор, скрепленный кровью, то близко бы не подошел к роще.

Младшая сделала еще шаг. Цветочные эльфы покинули ее внезапно, не оставив даже волшебной палочки на память. Высадили ее в густую мокрую траву и рассыпались звенящим покрывалом. Сколько времени ее несли внутри роя? Сколько километров чащоб, лугов с редкими блестками деревень и сонных рек одолели они? А главное — как выбраться назад? Нет ответа.

Из вяло шевелящегося тумана выплыли острые безлистные сучья, стало светлее, и прорезался первый звук. Выдал звонкую трель соловей. Ему ответил другой, третий. Спустя минуту вокруг Анки надрывался невидимый птичий хор. Или даже не хор, а оркестр с хором. Доверив соловьям сольную партию, вступили дрозды, а за ними — малиновки, славки и масса других певчих птиц. Ранний ветер зашелестел листьями, в такт птичьим трелям задорно рассмеялась вода в ручье, скрипнули коряги, плеснула рыба, и вдруг...