Баронесса
Шрифт:
Она пожелала сама проводить нас в часовенку.
Это было нечто вроде будуара, обращенного в молельню; перед распятием — перед моим распятием! —
Перекрестившись, девушка обратилась к нам:
— Посмотрите, господа, как это прекрасно!
Я взял распятие, внимательно осмотрел и заявил, что это выдающееся произведение искусства. Иностранец также любовался им, но, казалось, гораздо больше был заинтересован обеими женщинами, чем Христом.
В комнате приятно пахло — цветами, ладаном, тонкими духами. Там дышалось легко. Это был поистине уютный уголок, который не хотелось покидать.
Вернувшись в гостиную, я осторожно, деликатно затронул вопрос о цене. Г-жа Самори, скромно потупив глаза,
назвала сумму в пятьдесят тысяч франков.Затем добавила:
— Может быть, вам захочется еще раз взглянуть на него, сударь, так имейте в виду, что я никогда не выхожу раньше трех; меня всегда можно застать дома.
На улице иностранец подробно расспросил меня о баронессе, находя ее восхитительной. Однако я долго не имел известий ни о нем, ни о ней.
Прошло еще три месяца.
Однажды утром, недели две тому назад, она явилась ко мне во время завтрака и вручила мне бумажник с деньгами:
— Дорогой друг, вы просто ангел. Вот вам пятьдесят тысяч франков; я сама покупаю ваше распятие и приплачиваю двадцать тысяч сверх назначенной цены с одним условием: чтобы вы по-прежнему... по-прежнему посылали мне клиентов... ведь он все еще продается... мой Христос...