Барселонская галерея

В папин день рождения она торжественно сыграла для гостей Сороковую симфонию Моцарта. А через несколько месяцев папа умер от сердечного приступа. «Девочка переживала из-за смерти отца, но продолжала жить — ходить в обычную и музыкальную школы, читать любимые книги, болтать по телефону с подружками. А вот Элеонору Виссарионовну точно подменили. Она не плакала даже на похоронах, но выглядела совершенно отсутствующей, потерянной, двигалась как автомат, ни на что не реагировала и часто даже не слышала, когда к ней обращались. Дочь очень тревожилась за нее. Однажды вечером мама вдруг очнулась от своего странного состояния и слабым голосом попросила:

— Танюша, сыграй.

Таня хотела подойти к пианино, но передумала, достала со шкафа чехол, вынула инструмент и заиграла Грига. Почему-то именно он показался ей наиболее подходящим в этот момент. Мама слушала, а потом вдруг разрыдалась, впервые с того дня, как получила страшное известие. Девочка испугалась, прервала игру, кинулась было к ней, но Элеонора остановила ее:

— Нет-нет, пожалуйста, не останавливайся! Играй еще!

И Таня играла. Играла Вивальди и Брамса, Чайковского и Балакирева, Бетховена и Массне, Глюка и Паганини — все, что умела. Играла до глубокой ночи, пока соседи по «хрущобе» не постучали в стену.

В тот вечер Таня полюбила скрипку.

В старших классах она уже не представляла себе никакой другой жизни, никакой другой профессии. Учителя в музыкалке хвалили ее за прилежание и старательность и говорили Элеоноре Виссарионовне, что хотя великого таланта у ее дочки нет, но она берет усердием и может добиться успеха. Маме хотелось в это верить, и Таня старалась ее не разочаровывать. Она ежедневно занималась музыкой, а оставшееся время корпела над уроками, заданными в обычной школе. При таком ритме жизни ей совершенно некогда было гулять с подругами, ходить на дискотеки или знакомиться с мальчиками. Да это Тане и не было нужно. С одной стороны, в подростковом возрасте она сделалась очень застенчива и, как это нередко случается, считала себя абсолютно некрасивой. С другой — Таня Матюшина и сама не рвалась в компанию сверстников. Тусовки ее не привлекали, музыка, которую слушали ровесники, приводила в ужас, а мальчишки-одноклассники казались ограниченными и примитивными. При этом девушка была весьма романтической натурой, постоянно мечтала и часто влюблялась, но объектами ее грез обычно становились совсем уж недосягаемые мужчины — какой-нибудь неизвестный красавец, случайно на миг встреченный в автобусе, взрослый сосед из дома напротив, с которым она даже не была знакома, киноактер, а то и персонаж фильма или книги. Читать, особенно о любви, Таня просто обожала. Записывалась во все библиотеки, брала книги у одноклассниц и маминых подруг и тратила чуть не все карманные деньги на толстые тома классической литературы и тонкие покеты бульварных романов.

Матери ее увлечение не нравилось.

— Ты как твоя бабушка, — ворчала она. — Та тоже жила в придуманном мире, и ничего хорошего из этого не вышло. Только у нее жизнь была тяжелая, а ты дурью маешься. Лучше бы на дискотеку сходила.

Но Таня ее не слушала. Жить в вымышленном мире музыки и литературных образов ей было гораздо проще, чем в реальном.

В консерваторию она с первого раза не поступила, но, как ни странно, не так уж и расстроилась. Таня Матюшина была уверена в своем будущем. Не вышло в этом году — получится в следующем. А пока можно поработать секретарем директора в своей же музыкальной школе.

Когда она провалилась во второй раз, Элеонора Виссарионовна заволновалась. «Далась тебе эта консерватория! — стала уговаривать она. — Ну, выучилась играть, и ладно. Все равно мировой знаменитостью тебе не стать… Может, попробуешь поступить в пищевой или в легкой промышленности? Или пойди на экономиста поучись, все говорят, что это очень перспективная профессия…»

Однако у ее дочери были свои понятия о перспективности. И с третьего раза консерватория все-таки сдалась.

Годы учебы пролетели, как счастливый сон. Именно тогда Таня встретила свою первую любовь. Никита Морозов проучился с ними полтора года, затем бросил консерваторию, но связи с бывшими однокурсниками не потерял, оставался желанным гостем на концертах и центром внимания на вечеринках. Многие девушки тайно или явно вздыхали по Никите, и Таня была почти уверена, что у нее нет никаких шансов. Однако, к ее великому удивлению, ближе к окончанию учебы всеобщий любимец сам обратил на нее внимание. Правда, встречались они не часто, и на людях отношения Ник предпочитал не афишировать, но неопытная Таня все принимала как должное. Оказавшаяся на седьмом небе от радости, пятикурсница Матюшина обрела в одном лице и возлюбленного, и работодателя. Знакомый Никиты открывал ресторан, но не какой-нибудь плебейский кабак, а элитное заведение для избранных людей с тонким вкусом. Предполагалось, что посетители такого фешенебельного места будут гурманами во всем, не только в еде, а, значит, не должно быть никакого шансона или вульгарных поп-певиц в мини-юбках, только классика! Никита собирался стать в ресторане менеджером или как это там называется. В общем, он набирал персонал и пригласил в камерный оркестр ресторана Таню и еще нескольких их однокурсников, в основном девушек. Для начала на небольшую зарплату. Ведь все еще только начиналось, заведению нужно было раскрутиться, зато потом… Это «потом» произносилось столь многозначительно, что Таня не сомневалась — возлюбленный имеет в виду не только, вернее, не столько ее будущий солидный оклад, сколько их отношения, то безмерное счастье, которое ждет их впереди.

Однако никакого «потом» не получилось. Несколько месяцев Таня и ее коллеги по камерному оркестру каждый вечер играли легкую классику для немногочисленной жующей публики, которая весьма мало походила на эстетов. А затем все вышло как в плохом кино — Таня случайно подслушала пьяную болтовню Никиты с очередной его пассией, новенькой официанткой. И произошло это не где-нибудь, а в туалете. Татьяна как раз собиралась покинуть дамскую комнату, когда услышала громкий голос Ника, раздававшийся в общем предбаннике, где было место для курения. Танин возлюбленный цинично признавался, что специально нанял «кучку дур», которые из-за хорошего отношения к нему согласились работать за копейки. Владелец ресторана, конечно, думает, что музыканты получают совсем другую зарплату, а разницу Никита кладет себе в карман. Потрясенная Таня так и застыла у двери, будучи не в силах даже нажать на ручку. Официантка тем временем решила уточнить, что именно понимается под словами «хорошее отношение», а то тут поговаривают что-то про Никиту и эту скрипачку Таньку… Ник в ответ рассмеялся. Таньку? Да это просто чья-то глупая шутка. Да она ж страшна, как его жизнь! Неужели можно подумать, что у Никиты может что-то быть с этой страхолюдиной? Они вскоре ушли, а бедная Таня еще долго не могла сдвинуться с места, стояла столбом и глотала слезы.

На следующий день она уволилась без всяких объяснений. Собственно, и увольняться-то не потребовалось, никаких договоров и оформлений трудовой книжки в ресторане не было, зарплату раздавали в конвертах. Так что Таня просто не вышла на работу — и все. А когда Никита позвонил узнать, в чем дело, попросила забыть ее номер и бросила трубку.

Увы, даже с консерваторским образованием устроиться на новую работу оказалось непросто — спрос на скрипачек, если они не звезды мирового уровня, не так уж велик. Через полгода мытарств и маминых упреков Таня нашла себе пристанище все в той же музыкальной школе, только уже не секретарем, а преподавателем музыки. Платили там еще меньше, чем в ресторане, да и педагогом она оказалась неважным, но все же это было лучше, чем ничего…

Два года девушка залечивала душевные раны, а на третий снова влюбилась. Михаил был полной противоположностью Никиты — неказистый, старше Тани на четырнадцать лет и к тому же семейный. Они познакомились в очереди районной поликлиники, куда оба ходили на сеансы прогревания. Михаил жаловался на жену, рассказывал о предстоящем разводе, Таня слушала и сочувствовала. Он оставил номер своего мобильного, она однажды решилась и позвонила. Таня надеялась на совместный поход в театр или хотя бы на свидание по всем законам жанра, с цветами и встречей у фонтана, но Михаил сразу позвал ее в квартиру друга, уехавшего на несколько дней на рыбалку. С тех пор так и повелось — Таня звонила, они встречались (последнее время в основном у нее дома, когда Элеонора Виссарионовна бывала в гостях у подруг), занимались сексом. Таня слушала его жалобы на жену, и затем они расставались до следующего звонка. Сначала Таня была влюблена и радовалась хоть таким отношениям. Потом поостыла, загрустила и однажды решила проверить — а что будет, если она не будет звонить ему?

Михаил не позвонил не через месяц, не через два, а Тане сделать это уже не позволяла гордость. Девушка поплакала и окончательно признала себя неудачницей.

А потом в один прекрасный день вся ее жизнь перевернулась. Все началось два с половиной года назад, когда умерла бабушка, мать отца. С первых же дней знакомства Таниных родителей эта женщина, работавшая провизором и с гордостью говорившая о себе «мы, столичная интеллигенция», невзлюбила Элеонору, в глаза и за глаза утверждая, что та «облапошила» ее сына и «окрутила его ради московской квартиры». Вскоре после свадьбы они окончательно поссорились, свекровь прекратила всяческое общение с невесткой, и бедному Таниному отцу пришлось всю жизнь разрываться между двумя самыми близкими ему женщинами и выслушивать с обеих сторон претензии и упреки. Не переменилось бабушкино отношение и после рождения Тани. Она и внучку свою не желала знать, поскольку та была дочерью «этой лимитчицы».

Словом, бабушки в жизни Тани словно бы и не было. До тех пор, пока та не умерла — и тогда выяснилось, что внучка осталась ее единственной наследницей.

Когда это произошло, Таня почувствовала себя настоящей героиней романа. В скольких прочитанных ею книгах бедные, но благородные девушки получали неожиданное наследство и обретали через это не только богатство, но и великую любовь! И ведь так оно все и случилось! Ну, не совсем так, конечно…

Золотых слитков, фамильных бриллиантов и толстых пачек купюр она, разумеется, не унаследовала. Бабушкина квартира на улице Заморенова оказалась не приватизирована и отошла государству. Сбережений старушки, спрятанных, как это обычно бывает, в шкафу под постельным бельем, еле-еле хватило на похороны, не шикарные, но вполне приличные. Большинство вещей в квартире были такими старыми и в столь плохом состоянии, что годились только на помойку. Так что единственным ощутимым приобретением для Тани с мамой стала дача, десять соток с домиком, садом и огородом.

Самое интересное, что при желании эта дача действительно могла бы обернуться… ну, если не богатством, то, по крайней мере, солидным капиталом. Конечно, дело было не в покосившемся бревенчатом домике из трех комнат с верандой, не в клубничных грядках и не в яблонях, пусть и обильно плодоносящих. Стоимость, и немалую, наследству придавало расположение дачи — поселок Раздоры по усовской ветке Белорусской железной дороги, в непосредственной близости от пресловутого Рублевского шоссе. Земля здесь стоила очень дорого, и Таня уже вовсю строила планы, как они продадут участок и наконец-то вылезут из этой ужасной бедности. Можно будет начать совершенно новую жизнь — приобрести компьютер, накупить книг, бытовой техники и красивой одежды, ходить в театры, не беспокоясь о цене билетов, ездить отдыхать, а, если повезет, может быть, даже обзавестись машиной.