Башни земли Ад

Всю ночь Тимура мучили дурные предчувствия. Стоило ему только смежить очи, и сон явился, будто весь день только и ждал заветного часа. Он видел деву с огромными, точно ангельскими, крыльями и длинным змеиным хвостом. Дева была прекрасна, как сказочная пери. Но было в ее взгляде что-то гнетущее, устрашающее. Тамерлан начал шептать суру из Корана, но едва смог выдавить первые слова аята, как почувствовал болезненное жжение в груди. Попробовал отвести взгляд, но тщетно. Лицо диковинной красавицы всякий раз оказывалось там, куда падал взгляд Повелителя Счастливых Созвездий.

— О Аллах милостивый, милосердный! — Тамерлан закричал, вскочил с кошмы и начал оглядываться по сторонам. Лагерь спал. Лишь у шатра о чем-то перешептывались караульные, да вдалеке, сменяя друг друга, кричали аяты часовые ночной стражи.

Великий амир поднялся с ложа, сердце не болело, но стучало часто-часто, будто пленник, сотрясающий прутья своей решетки. Он хлопнул в ладоши, призывая слугу. Тот провел рядом со своим безжалостным господином много лет и прекрасно знал, что малейшее промедление может служить достаточным поводом не просто к опале, но и к казни. И потому научился просыпаться на зов Тимура так быстро, будто вовсе и не спал.

— Слушаю, мой господин. Да осветит солнце мудрости всякий шаг…

— Замолчи. Я видел дурной сон и хочу знать, что он мне предрекает. Где Хасан Галаади?

— Его нет в лагере.

Губы Тамерлана сжались, не предвещая ничего хорошего.

— Разве я не приказал следить за ним?

— За ним следят, но дервиш не ложится спать под крышей. Он может расстелить свой плащ под любым придорожным кустом или на дворцовой террасе. Ему нет нужды в ложе.

— Все едино. Пусть его немедленно отыщут и приведут. Есть ли какие-нибудь новости из города?

— Недобрые, мой господин.

— Недобрые? И ты не спешишь оповестить меня о них?

— Прошу извинить меня. Последнее время сон твой столь редок и потому столь драгоценен, что я не осмелился…

— Оставь пустословие. Говори толком.

— Уже после заката в Константинополь прибыл поврежденный корабль из Трапезунда. Его капитан доложил, что судно входило в караван, который направлялся в столицу ромеев. Однако на второй день пути среди моря он был атакован эскадрой пиратов. Тем удалось захватить все корабли, и теперь эмирал этой эскадры, некто Виболь-хан, требует выкуп за головы капитанов.

— Виболь-хан? Он что же, служит Крым-Гиреям?

— Может быть. Так его назвал человек, прибывший из Константинополя. Но сам эмирал не наших, а откуда-то издалека.

— Издалека? — Тамерлан покачал головой. — Что же привело его сюда?

— Мне то неведомо. — Слуга развел руками.

— Это все?

— Нет, мой господин, — с затаенным ужасом в голосе сообщил слуга Железного Хромца. — Среди пленников оказался Эльчи-бей.

— Эльчи-бей? Мой родич?

— Да, он следовал к тебе из Самарканда.

— Так вот к чему был этот сон. — Тимур сжал кулаки. — Если мой родной город посылает сюда не простого гонца, а внука моей кормилицы, значит, произошло нечто очень важное. Чего хотят пираты?

— Как утверждает прибывший ночью капитан, Виболь-хан хочет за голову вашего родича тысячу золотых монет.

— Он голодный волк, этот Виболь-хан, — скривился Великий амир. — Но жизнь моего родича и, главное, вести из Самарканда, а судя по всему, это дурные вести, стоят того. Я желаю видеть ромейского наварха, — немного помолчав, продолжил он.

— Но, мой господин, — замялся слуга. — Глухая ночь…

— Тот, кто хочет увидеть завтрашнее утро, не должен знать разницы между днем и ночью, когда я ее не знаю.

Наварх стоял перед угрюмым старцем, прожигавшим его насквозь тяжелым сверлящим взглядом.

— …Настоящее имя мерзавца — Хайнц Вигбольд. Наши купцы, плававшие в Новоград и торговавшие с Ганзой, хорошо его знают.

— И что ж они говорят о нем? — процедил Тимур.

— Это человек храбрый и, несомненно, умный. По слухам, он имеет познания во многих науках, и если не считать того промысла, которым зарабатывает на жизнь, то вполне может сойти за человека достойного и образованного, чем неоднократно пользовался, чтобы ввести в заблуждение доверчивых простаков.

— Он держит слово?

— Я не знаю ни единого случая, чтобы эмирал его нарушил.

— Но что этот достойный человек делает здесь?

— Неизвестно, — вздохнул наварх, — знаю только, что его долго ловил флот Ганзейского союза.

— Выходит, они решили перебраться сюда, где их еще не знают. Старый путь из варяг в греки. Так, кажется, это у вас называлось?

— Именно так, — подтвердил наварх.

— Сколько у него кораблей?

— Неизвестно. Прибывший капитан говорил о десяти.

— Значит, теперь их не меньше пятнадцати. Где они располагаются?

— Это тоже неизвестно. Но мы можем снарядить экспедицию…

— Для этого понадобится время и корабли. Ни того, ни другого в избытке у нас нет. Сколько на это уйдет? Недели? Месяцы? А боевых кораблей два, три, пять десятков? Сколько?

— Может быть, четыре. Но, вероятней, пять.

Полог шатра приоткрылся.

— А, Хасан, проходи, мой многомудрый друг. Ты уже знаешь, что произошло?

— Городские стражи рассказали мне, — поклонился дервиш.

— Очень хорошо. Все, ступай. — Тамерлан оглянулся на ждущего наварха. — Когда ты понадобишься мне — я позову. В плену у этих негодяев оказался мой родич. Они требуют за его голову тысячу золотых. Не стану говорить, что жизнь Эльчи-бея стоит таких денег — это и так понятно. Но меня интересует эмирал с его кораблями. Это как раз то, что мне нужно.

— Иметь дело с пиратами — опасная затея.

— Всякий, берущийся за меч, рискует лишиться головы. Однако что-то я не заметил, чтобы оружейники бедствовали. Так вот, Хасан Галаади, я желаю и прошу, чтобы именно ты отправился с деньгами на указанный пиратами остров и убедил их перейти ко мне на службу.

— Я сделаю это, Великий амир, если будет на то воля Аллаха.

Остров, небольшой, вряд ли более трети морской мили в длину, выглядел на горизонте белым пирогом на голубой скатерти морских вод. Хасан Галаади, опершись на планшир, рассматривал лежащую справа по борту землю. Согласно древним поверьям, именно здесь находился вход в Тартар, страну мертвых. Вход в это мрачное царство охраняло несметное количество змей. Рассказывали, что прежде их было столько, что за много лиг от острова над морем разносилось их шипение.