Башня Богов

— Так есть за что! Я профукал всё, что у нас было. Сначала планету, потом свой гонимый и обездоленный народ, после приближённых, и под конец даже личную свиту. В итоге меня съела жаба. Достойный конец для такого неудачника.

Он напоминал меланхолика ровно посередине депрессии, привыкшего к безнадёжному состоянию вещей.

— Хм. А до какого этажа ты поднялся в Башне?

— Поднялся? Вы шутите? — рассмеялся Птюч. — Поднимаются герои, настоящие претенденты, таким был, например, мой старший брат, вечная память его пуху и праху. А я только опускался. Начал с двухсотого этажа и шёл всё ниже, ниже, ведь опускаться я умею мастерски. Осталось совсем немного, и я наконец завершу свой бесславный путь.

Это звучало очень странно. У императора был точно такой же минимальный серый ранг, как у меня, конкретный уровень я не видел, как и класс. По умолчанию они скрыты от окружающих.

— В смысле с двухсотого этажа? Хочешь сказать, после инициации Башня посчитала тебя существом двухсотого уровня?

— Конечно, — без всякой гордости ответил Птюч. — Я же был главой целого мира и последним правителем общепланетной империи. Во мне слились технологии духовных практик и наследственные линии многих сотен поколений. Силой своей воли я мог, например, поднимать и переставлять горы.

Кгм, подумал я. И как можно профукать такое могущество??

— А кто ты по классу, если не секрет?

— Стратег, — гордо и печально сказал экс-император.

В этом ответе заключалась вся скорбь и трагедия народа птюрсов. Но яснее от этого не стало.

— Расскажи с самого начала? — предложил я. — Кратко и по существу. Заодно может туман рассеется и солнце взойдёт.

— Солнце здесь не взойдёт, в этом мирке оно посерело, — грустно ответил птиц. — Мы потому здесь и затерялись, что непривычны к туману. Но действительно, позволь мне всё рассказать по порядку. Я быстренько.

Он вспрыгнул на осколок руин, оттуда перескочил-перелетел на обломок арки, просеменил в наивысшую точку и, обретя подобие подиума, торжественно начал свой рассказ.

— С незапамятных времён планета Фатум процветала. Мои предки парили в залитых солнцем небесах и вели активные торговые и культурные отношения с десятком достойных цивилизаций. Прежние птюрсы были сильны и широкрылы, а их жизнь безоблачна. Пока мой дедушка, император Фаталий I, не совершил ужасную ошибку: обманул бога обмана. Вернее, он думал, что обманул.

— Бог обмана? Как его имя?

— Юрас Насмешник, воплощение непредсказуемости и коварства. Один из Девяти величайших.

— Один из Археонов?

Стоило мне сказать это слово, как всё вокруг едва заметно дрогнуло и притихло.

— Да, — после паузы осторожно ответил Птюч, — Воплощение Игры. Насмешник проклял нашу планету, и с тех пор всё пошло по закатной траектории. Наша луна раскололась, и на блаженный мир обрушился сонм астероидов и невзгод. Затем атмосфера испортилась, а небо навсегда потемнело от туч осколков и океанов пыли. После мы потеряли способность летать. Эпидемии, мутации, разруха и гибель экономики… В страхе прогневить Насмешника, другие цивилизации отказывались от нас и накладывали на Фатум всё больше торговых рестрикций. Всего за два поколения мы превратились в посмешище и изгоев.

Ну и бездушная сволочь этот Юрас. Правитель планеты его оскорбил, а он обрёк на страдания всё население на поколения вперёд? Если такие пьяные от власти беспредельщики, как Юрас и Азурандар, правят вселенной, вырулить и спасти Землю будет, скажем так, непросто.

— И в довершение наших бед, у моего отца родился слабый, болезненный и калечный уродец, который по древнему закону стал истинным наследником. Ведь по злой иронии судьбы (или Юраса Насмешника) именно к ущербному сыну перешли родовые духовные линии и мощь, накопленная поколениями предков. Уродцу пришлось возглавить птюрсов… хотя на деле он не мог вести за собой даже косяк свиней. Это, как вы уже догадываетесь, я. Мой старший брат, Римороб, добрая память его пёрышкам, был во всём лучше меня, папа всегда ставил его в пример. Увы, постоянные напоминания не помогли, и я вырос таким же бездарным и убогим, каким был с рождения.

Птюч виновато развёл крыльями.

— В день моей коронации, стоило мне дать клятву вести и защищать наш народ, стоило водрузить корону единой власти на мою бедовую голову, как к нам пришёл Мириад. И пытался сожрать всех птюрсов. Только героическая жертва моего брата позволила нам жить. Пока все молили о спасении, он взлетел выше, впервые за два поколения потерявших крылья, и был сожран Мириадом.

Император скорбно опустил голову.

— Но старейшины сказали, что жертва и подвиг Римороба привлёкли Башню. Она пришла в наш проклятый мир и спасла его, впрочем, затем погубила окончательно. Зато у птюрсов появился шанс.

— Минутку, одно противоречит другому.

— Вовсе нет. Наша планета и так разрушалась от постоянных метеоритных катаклизмов, вся потеря спутника и множество крупных ударов изменили орбиту. Нас ждало медленное и неотвратимое падение на солнце. А с приходом Башни у моего народа появился шанс, и я решил им воспользоваться.

Птюч вздохнул.

— Погоди, ты хочешь сказать, что повёл в Башню сразу весь свой народ?

— Иного выхода у нас не было. Кто-то предпочёл остаться на родине и погибнуть вместе с ней, например, мой безутешный отец. На прощание и в напутствие уходящим он величественно изрёк: «Да к чёрту, ты всё равно всех угробишь, Птюч. Ты же неудачник. Так что какая разница!»

— Отец года.

— Столетия, — гордо кивнул Птюч, то ли не заметив сарказм, то ли гордясь им. — Большинство двинулись за мной в Горький Исход, и тогда нарекли меня Королём-Надеждой. Но увы, довольно быстро это прозвание сменилось на Птюч IV Неудачливый. Папа, как всегда, оказался прав.

— То есть, вы все вошли в Башню, она определила тебя на двухсотый этаж, а остальных?

— Вместе со мной. Это же моя стая, мой народ.

— Но если твои подданные были гораздо меньшего уровня, то как они могли выжить с тобой на двухсотом?

— Большинство и не выжило, испытания были столь суровы, — глаза Птюча увлажнились. — Поначалу мы теряли десятки тысяч на каждом этаже. Некоторые роды и немало одиночек решили идти отдельно, своим путём. Я никого не пытался удержать, наоборот, предложил им обрести свободу и независимость. Но в нашей культуре это ругательные слова, поэтому моё предложение оценили и приняли немногие. Мы, птюрсы, крайне фаталистичный народ: надо так надо, суждено так суждено.

— Неудивительно, что вы практически вымерли, — не удержавшись, покачал я головой.

— Увы, так и есть, — согласился император. — Лично я считаю, что мы слишком много тысячелетий безбедно и бестревожно жили в условиях тотальной безопасности, и наша вера в примат счастья над иными элементами вселенной стала слишком нерушима. А наши традиции слишком закрепились и стали несгибаемы. Из-за них каждый раз, делая новый опасный шаг, мы искренне и дружно надеялись, что сейчас-то горести и злоключения закончатся, и начнётся новая эра радости. А когда всё происходило с точностью до наоборот, мы не делали правильных выводов, а лишь верили, что в следующий раз всё сложится. Вера без связи с реальностью губительна.